Отправившись с результатами сканирования к рентгенологу, доктор пообещала, что вернется буквально через минуту. Но прошло пять, пятнадцать, двадцать минут, а ее все не было. Почему она так долго? По спине побежали холодные мурашки. Неужели они что-то нашли?
– Ой, вы еще здесь! – весело сказала китаянка, появляясь в дверях. – Мы заметили темную область в вашей грудной клетке, но ничего критичного не обнаружили.
Слава богу! Как журналист, я старалась избегать критики. И было огромным облегчением узнать, что никакой критик не поселился в моей груди. Я отправилась на УЗИ, потом оделась и присоединилась к Филиппу, который ждал меня у кабинета хирурга. Врач сказала, что ей нравится моя блузка, и сообщила, что на маммограмме все чисто.
Выбежав из клиники, я поцеловала Филиппа и отправила его обратно на работу. Над парком нависли облака, похожие на огромные куски зефира. Лоснящиеся от влаги, они напоминали тучи, под которыми я выросла: те, что начинали темнеть по краям, прежде чем обрушиться на молочные луга.
В носу зачесалось. Холодный ветер принес металлический привкус влаги. Наконец-то пошел дождь – не жалкое подобие, которым мы довольствовались несколько месяцев, а настоящий мощный ливень. Потоки дождя заливали улицы, пока не ожили канавы и водосточные желоба. Люди смеялись и поднимали лица к небу. Засуха отступила.
Стоило мне повернуть ключ зажигания, как в машине зазвучала песня «Joy to the World» группы «Three Dog Night». Я прибавила звук так, что ушам стало больно, и поехала домой, распевая «Иеремия был лягушкой-быком!». Дворники не справлялись с заливавшей лобовое стекло водой. По крыше молотили капли, в сумочке лежала выписка из больницы с подтверждением того, что я здорова, и я заново влюблялась в жизнь.
Такой день заслуживал того, чтобы отметить его шампанским. Но, вернувшись домой, я первым делом убралась в кухонных шкафах и подумала о том, чтобы разбить сад. Сад Благодарности.
С тех пор, как мы купили Ширли, двор перед домом был так щедро усыпан песком, что там можно было разводить верблюдов. Впрочем, сорняки чувствовали себя вполне комфортно, как и хищные плети морской травы, коварно пролезающие под забором.
Учитывая бедность почвы и суровый климат, я понимала, что мой сад никогда не будет поражать воображение гостей. Да и участок был не больше кошачьей корзинки. Но это не мешало использовать его для отдыха и созерцания. Лидия с энтузиазмом откликнулась на мою идею, особенно когда я сказала, что хочу сделать Сад Благодарности главным местом для медитации.
Мы просмотрели несколько книг по садовому дизайну, но не нашли ничего стоящего. В основном там предлагались участки для барбекю и бассейнов. Они должны были впечатлять, а не располагать к духовному единению.
Сперва я думала посадить в саду живую изгородь, которая будет завиваться спиралью, тем самым образовывая тропинку для медитации. Но для этого в саду было слишком мало места. Нам нужен был не такой сложный вариант – например, круг с грамотно подобранными растениями и правильно оформленным центром. Такая форма будет означать круг женщин. А еще нам нужна была вода – символ жизни, чистоты и прощения.
Мы с Лидией перетащили с заднего двора старую полукруглую скамейку и установили ее под яблоней. Отсюда открывался «замечательный» вид на линии электропередач и черепичные крыши. Предполагалось, что растения смягчат эффект.
– А теперь, – взволнованно сказала Лидия, – поехали за фонтаном!
Место, где продавались садовые статуи и прочие атрибуты, располагалось за городом, путь туда был неблизкий. Выбор нас не порадовал. Мы недовольно разглядывали слащавых херувимов, писающих в пруды. Лидия останавливалась перед Буддами и крылатыми азиатскими богинями, но я упорно тащила ее вперед.
Мы уже были готовы сдаться и вернуться домой ни с чем, когда наше внимание привлекла широкая чаша возле кассы. Хотя она и была сделана из цемента, вид у чаши был такой, будто ее выкопали прямо из земли. В центре стоял грубо обработанный каменный шар размером чуть больше футбольного. Вода с тихим журчанием вытекала через отверстие в шаре. Осмотрев чашу со всех сторон, мы решили, что она идеально нам подходит.
– Как думаешь, здесь хватит места для золотой рыбки? – спросила Лидия.
– Ты хочешь золотую рыбку?
– Для созерцания, – кивнула дочь.
Через два дня разобранный фонтан доставили к нашему крыльцу. Опасаясь, что мы возлагаем на сад слишком большие надежды, я все-таки пригласила Уоррена, талантливого ландшафтного дизайнера. Мускулистый и загорелый от работы на свежем воздухе, Уоррен был не самым разговорчивым парнем на свете. Он посмотрел на чашу и кивнул. Когда я описала свое ви дение сада, он окинул опытным взглядом бетонные плиты, которыми была вымощена дорожка к дому. По словам Уоррена, найти место для чаши – самое легкое из того, что нам предстояло сделать. Землю нужно будет выровнять, подпорную стенку перенести ближе к переднему забору. И еще сделать три дополнительные ступени и новую дорожку.
Почему простоты так сложно добиться?
Масштабность проекта росла вместе со средствами, которые нужно будет в него вложить, но я доверяла Уоррену. Впрочем, когда его подручные начали, подобно вомбатам, перерывать двор перед домом, у меня возникли сомнения в целесообразности этой затеи. Соседи с любопытством заглядывали к нам через забор. Один из них пожаловался, что из-за ночного дождя к нему на участок просочилась грязь из нашего сада. Уоррен, не сказав ни слова, пошел и разобрался с последствиями ливня.
Как и в случае с малярами, Джона буквально влюбился в рабочих, занимавшихся садом. Каждое утро он садился у окна и ждал Уоррена, а когда тот подходил к дому, кот мчался к двери, где принимался оглушительно мяукать, приветствуя нового друга. Когда дизайнер с рабочими пили утренний кофе на заднем дворе, Джона забирался в башню и наблюдал за ними, лежа в гамаке. Плюс ко всему, у нашего кота обнаружилась страсть к рабочим ботинкам. Он с наслаждением обвивался вокруг мускулистых ног дизайнера и его подручных и с азартом нападал на туго завязанные шнурки.
Признаюсь, я слегка запаниковала, когда увидела, какую яму Уоррен вырыл перед домом. Основательность подпорной стены тоже стала для меня неожиданностью. Простой Сад Благодарности на моих глазах превращался в нечто из журнала «Grand Designs». Не желая становиться назойливой клиенткой, но понимая, что избежать этого все равно не получится, я спросила Уоррена, точно ли он знает, что делает.
Посмотрев на меня из ямы, он вопросительно поднял бровь.
– Может, не стоило все так радикально менять? – жалобно поинтересовалась я.
Опираясь на лопату, Уоррен тяжело вздохнул и заверил меня, что все будет хорошо. Дуракам и детям не стоит наблюдать за процессом.
Когда в яму засыпали новую землю, сквозь хаос и беспорядок начали проглядывать черты нового сада. Уровни, над которыми Уоррену пришлось столько работать, вышли идеальными. Бесполезный склон перед яблоней превратился в уютную террасу, на которую так и просился газон. Уоррен также выложил новую дорожку переработанными кирпичами, а промежутки между ними просыпал мелкой речной галькой. В центре сада он сделал земляную площадку, на которой закрепил чашу. Я поняла, что зря в нем сомневалась.
К счастью, такое поведение для Уоррена, судя по всему, было не в новинку, поэтому он позвал меня с собой в садовый центр. Хотя засуха кончилась, я не хотела рисковать и боялась ошибиться в выборе растений. Наш сад должен уметь выживать без дождя и полива неделями, а то и месяцами. Стойкость была главным требованием. Приятный запах – на втором месте. И еще я хотела, чтобы растения что-то значили.
Я годами воспринимала оливковые деревья как нечто само собой разумеющееся. Я уважала их за умение противостоять капризам погоды и многовековые отношения с людьми. Но при этом относилась к ним как к обычным, ничем не примечательным растениям. А потом увидела картину Ван Гога, на которой он запечатлел оливы в виде мудрых серебряных созданий. Как и сам художник, они знали цену страданиям, но на том полотне деревья буквально мерцали от переполнявшей их жизненной силы. Посетив оливковую рощу у Сан-Реми-де-Прованс во Франции, которая стала прообразом для картины Ван Гога, я едва не разрыдалась. Передать другим свое ви дение мира – разве может гений преподнести нам более великий дар?
Ветви оливы символизируют мир. Люди тысячелетиями использовали в пищу ее плоды. Мир и пища – идеальное сочетание для Сада Благодарности. Уоррен заказал несколько крепких саженцев, чтобы посадить их вдоль забора и обеспечить нашей семье столь желанное уединение.
Розмарин сильно недооценивают. Это растение радует садоводов не только выносливостью, но и ароматом. Более того, его цветы привлекают пчел, а веточки служат отличной приправой к жареной ягнятине. А если верить Шекспиру, розмарин символизирует память. У мамы на столе всегда стояла ваза с побегами розмарина – в честь тех, кого она потеряла. Шли годы, все больше родных и близких отправлялись на тот свет, и вот уже букет перестал помещаться в старой вазе. В память о маме и других ангелах нашей семьи мы посадили розмарин вдоль новой тропинки.
Под окном гостиной, через которое Джона так любил обозревать свои владения, расположились розы насыщенного красного цвета. Долгими летними вечерами их чувственный аромат будет окутывать наш сад.
Катарина попросила привезти лаванду, которая поражала не только запахом, но и жизнестойкостью. Пчелы не могли дождаться, когда Уоррен закончит сажать большие душистые кусты перед розами.
В память о Новой Зеландии я купила несколько побегов новозеландского льна, который мы высадили вдоль бокового забора. К сожалению, он привык к влажному климату и не торопился разрастаться, в отличие от австралийских трав, которые мы посеяли в передней части сада. Он мерк даже по сравнению с гарденией, которую Уоррен посадил под полукруглой скамейкой. Когда мама умирала, я принесла ей гардению, и она буквально пила ее свежий аромат, словно в нем заключалась сама суть жизни.