Серая кошка присела на камне, вытянула мордочку над водой и рассматривала свое отражение. В этом не было ничего странного: с зеркалами она была знакома. Но из-за ряби на поверхности воды ее изображение было расплывчатым. Она протянула лапку, и, в противоположность зеркалу, лапа прошла внутрь изображения, во влажную среду. Киска выпрямилась, явно недовольная. Решив, что с нее хватит, она потрусила к дому по мокрой траве. Там, бросив на черную кошку выразительный взгляд, из которого ясно было, как она ее ненавидит, серая уселась перед огнем, спиной к сопернице, настороженно наблюдавшей за ней с кресла.
Серая кошка вернулась к пруду, к своему камню. Сидя на камне, она заметила, что это дерево — любимое место птиц, которые, как только она ушла с полянки, слетелись к воде, пили, играли в пруду, летали через него взад и вперед. Теперь серая кошка посещала пруд ради птиц. Но она никогда не поймала там ни одной птички и даже, по-моему, вообще не поймала ни одной за все время пребывания в коттедже. Может, потому что котов там было множество и птицы их остерегались?
Когда ночью едешь по проселочным дорогам, в луче света от фар всегда оказываются коты: коты на живых изгородях; коты, охотящиеся за мышами; коты, выбегающие трусцой из-под колес; коты на воротах; коты на оградах.
В первую неделю нашего проживания в коттедже, который, по сути дела, представлял собой уединенное убежище, отлично спрятанное за деревьями и оградами от дороги и других домов, несколько котов заходили посмотреть, что за люди тут поселились и нет ли у них котов.
В середине ночи я увидела, как в открытом окне исчезает чей-то рыжеватый хвост. Кот, решила я и снова уснула. На следующий день, однако, в магазине мне сообщили, что из Дартмура приходят лисы, охотятся за котами. Рассказывали самые жуткие истории о лисах и кошках. Но в сельской местности котов дома не удержишь; там столько котов, что кажется, им нечего бояться ни лис, ни кого-то другого.
Рыжий хвост, как оказалось, принадлежал красивому рыже-коричневому коту. Его выгнала из нашего коттеджа серая кошка, которая к тому времени решила, что коттедж — ее собственность. Вскоре она уже отгоняла посетителей от ворот, стоявших в ста ярдах от самого дома. Коттедж и поля вокруг него теперь стали территорией серой кошки; и мы могли наткнуться на нее, когда она грелась на солнышке в высокой траве на небольшом поле повыше дома или лежала, свернувшись клубком, на длинном поле пониже дома, где имелись заболоченные участки и куда птицы слетались на водопой.
А потом произошло настоящее нашествие. Упали заборы с одной стороны участка, и когда однажды утром я собралась разжигать огонь в камине, то обнаружила обеих наших кошек на подоконнике, в состоянии временного перемирия, потому что за окном с грохотом и треском неуклюже двигались и мычали большие вонючие животные, каких они до сих пор никогда не видели. Черная кошка издала печальный глухой стон: «Кто это? Они такие большие! Мне не справиться, прошу помощи!» А серая кошка вызывающе орала, сидя в безопасности на подоконнике. А все объяснялось просто: это стадо рогатого скота с ближайших полей прорвалось через заборы и растеклось от дома до пруда и дальше, на длинное поле, на котором, как они наверняка были в курсе, уже созрел для них подножный корм. Никто не мог помочь мне выгнать скот, это произошло гораздо позже, к концу дня. Куда же подевался фермер? Животных было штук пятьдесят, и они чувствовали себя как дома; а кошки наши просто обезумели. Короткими сердитыми перебежками они метались между подоконниками, выбегали из дома и горько жаловались, пока не пришла помощь. Страшных огромных животных выдворили назад, на поля. Опасность миновала. Кошки явно сообразили, что животные такого рода не представляют для них угрозы. Потому что позже, через пару дней, ворота остались открытыми и с болот к нам забрели пони, но кошки не стали жаловаться, даже не испугались. Восемь маленьких пони паслись в старом саду, а серая кошка пробралась к ним в сад, уселась на каменную стенку и с интересом наблюдала. Со стенки она бы вряд ли слезла, но ей было интересно, и она там торчала, пока пони не решили убраться.
Кошки могут часами наблюдать за другими существами, за их незнакомым им поведением. Застилаешь ли ты постель, подметаешь пол, собираешь или разбираешь чемодан, шьешь, вяжешь — за всем этим они внимательно наблюдают. Но что они видят в этом? Недели две назад черная кошка и двое ее котят сидели на полу в середине кухни и следили, как я раскраиваю ткань. Они наблюдали, как движутся ножницы, как движутся мои руки, как ткань раскладывается по разным кучам. Они все утро были поглощены наблюдением. Но я не уверена, что они увидели то, что видим мы. Что, например, видит серая кошка, когда полчаса не отрываясь наблюдает за движением пылинок в столбе солнечного света? Или когда смотрит, как шевелятся листья на дереве за окном? Или когда обращает свой взгляд на луну, поднявшуюся над колпаками дымовых труб?
Черная киска, как педантичный учитель своих котят, никогда не упустит возможности дать им урок или преподать мораль. Зачем она потратила целое утро, наблюдая в окружении котят с двух сторон, как блестит металл ножниц в темной ткани, зачем она обнюхивает ножницы, обнюхивает ткань, обходит поле действия и потом передает какие-то свои наблюдения детишкам, так, чтобы они делали то же, что и мать, — вперемежку с разного рода прыжками и играми, ведь они все же еще очень маленькие? Но они тоже принюхиваются и к ножницам, и к ткани, проделывают то же, что только что проделала их мамаша. Потом сидят и наблюдают. Несомненно, кошка что-то познает и чему-то обучает котят.
Глава восьмая
Перед вторым окотом черная кошка прихворнула. На спине у нее образовалась большая залысина, она похудела. И еще она очень уж нервничала: за неделю до родов нипочем не хотела оставаться одна. В коттедже было полно народу, и людям нетрудно было составить ей компанию. В те выходные в доме оказались три женщины. Погода испортилась, и мы собирались поехать на побережье посмотреть на холодное штормовое море. Но черная кошка нас не отпустила. Обстановка была напряженной, потому что мы решили оставить ей только двух котят: больше двух ей было бы не прокормить. Это означало, что еще нескольких нам придется уничтожить.
Окот начался в воскресенье, часов в десять утра, и тянулся утомительно медленно. Первый котенок появился в четыре часа дня, и мать устала. Прошло долгое время после его появления, когда наконец сработал рефлекс: кошка обернулась к новорожденному и вылизала его. Котенок был прекрасный. Но мы договорились не присматриваться к котятам, не восторгаться этими энергичными живыми комочками. И вот наконец родился второй котенок. Теперь кошка очень устала и издала свой скорбный плач, означавший «прошу мне помочь». Ну и прекрасно, решили мы: пусть останутся эти двое, а от остальных мы избавимся. Мы достали бутылку шотландского виски и выпили больше половины. Потом появился третий: ну, может, хватит? Затем стали выходить четвертый, пятый, шестой. Бедная черная кошка с таким трудом родила шестерых котят, потом их вылизала, почистила и сама почистилась — вся эта активная деятельность протекала в глубине кресла. Наконец она стала опрятной как всегда, и чистенькие котята принялись сосать мамашу. Она лежала, растянувшись, и мурлыкала в своем величии.
Храбрая кошка, умная кошка, прекрасная кошка… но все без толку, мы должны избавиться от четырех котят.
Так мы и поступили, хотя это было ужасно. Потом двое из нас вышли в темноту на длинное поле, держа в руках фонарики, выкопали яму под немилосердно льющим дождем, и мы похоронили четверых мертвых котят, вовсю ругая природу, друг друга и жизнь; а потом вернулись в просторную комнату, где в камине горел огонь и черная кошка лежала на чистом одеяле, хорошенькая гордая кошка с двумя котятами — снова восторжествовала цивилизация. И мы, не веря своим глазам, смотрели на этих котят, уже таких сильных. Невозможно представить себе их мертвыми, но выбор пал на них случайно. Все делалось наугад, и если бы моя рука нащупала их час назад — рука судьбы, — тогда эти двое теперь лежали бы под тяжелой влажной землей на политом дождем поле. Ночь была ужасной. Мы выпили очень много и твердо решили, что черную кошку надо прооперировать, потому что и впрямь хватит уже с нас этого.
Когда серая кошка взобралась на ручку кресла и присела там согнувшись, протянула лапку — дотронуться до котенка, а черная кошка молниеносно хлестнула ее своей лапкой, то серая скрылась из дома, убежала под дождь.
На следующий день нам всем было намного легче, и мы поехали посмотреть на море, которое было спокойным и синим: за ночь погода переменилась.
Мурлыканье гордой черной кошки разносилось по всей большой комнате.
А серая кошка принесла несколько мышей, которых положила на каменный пол. Я к тому времени поняла, что мыши были отчасти доказательством ее вечного превосходства, это был дар, но дар бесполезный: привлекательность мертвых мышей сомнительна. Едва она внесла свою добычу, я ее тут же выбросила, и киска смотрела на меня с обидой, прижав уши, сверкая глазами.
По утрам, когда я просыпалась, серая кошка сидела в ногах у меня на постели, а на полу лежала свежепойманная убитая мышка.
— Ах, какая старательная кошка! Умная кошка! Большое тебе спасибо, кисонька! Но я выброшу твоих мышек. А черная кошка пойдет за ними и их съест.
Как-то раз я сидела на каменной стенке сада, и мне повезло увидеть, как охотится серая кошка.
В тот день по небу быстро бежали редкие облака, так что по полям, коттеджу, деревьям и саду время от времени проплывали их тени, перемежающиеся солнечным светом, и серая кошка казалась тенью среди теней под кустом сирени. Она сидела очень неподвижно; пристально вглядываясь, можно было едва заметить шевеление ее усиков и ушей; так что она в своей неподвижности была вполне естественна, когда под легким ветерком едва трепетали листья и трава. Только глаза кошки двигались, устремленные на стерню в нескольких футах от нее. Я увидела, как она переместилась вперед, сохраняя свою низкую стойку, совсем так, как движется тень качнувшейся ветки. Три маленькие мышки копошились в горстке сохнущей травы. Они ее не видели. Они останавливались, что-то грызли, снова ползали, садились на задние лапки и оглядывались по сторонам. Тогда почему кошка не напала на них сразу? Она ведь была совсем близко от них. Я не шевелилась; кошка не шевелилась; мыши жили своей жизнью. Прошло полчаса. Кончик кошачьего хвоста шевельнулся, но без нетерпения; как зримое выражение ее мысли: мол, времени достаточно. Блистающее облако закрыло полуденное солнце, и из него пролилось десятка два крупных капель, каждая сверкала золотом. Капля упала на кошачью морду. Кошка, казалось, была недовольна, но не шевельнулась. Золотые капли брызнули на мышей. Они замерли, потом выпрямились и осмотрелись. Я видела, как заморгали их крошечные черные глазки. Пара капель упала на голову кошки. Она их стряхнула. Мыши замерли, и кошка прыгнула, словно метнулась серая молния. Раздался жалобный тихий писк. Кошка уселась, зажав в зубах мышку. Мышка отчаянно дергалась. Кошка бросила мышку; та проползла недалеко, но кошка была бдительна. Вылетела вперед лапа: расправив свои злобные когти, кошка загребающим движением подтянула к себе несчастную мышку. Та пискнула. Кошка вонзила в нее зубы. Писк прекратился. И кошка стала изящно облизываться. Потом кошка подобрала мышку и потопала ко мне, подбросила ее вверх и поймала зубами на лету, как проделывала подобные трюки со своими котятами. И положила ее к моим ногам. Она все это время видела меня, но не давала мне этого понять.