Я усмехнулась, покачала головой и резко тронулась с места. Мне не стоило беспокоиться о гаишниках. И даже не потому что «зелени» в моей сумочке хватило бы на откуп если и не всего столичного ГАИ, то по крайней мере, половины… С номерами моей тачки мне не надо было беспокоиться ни о ментах, ни об этой… как ее там… братве. Демократия, блядь, она на то и есть демократия… Блядь.
Между мной и чем захлопнулась дверь? Почему мне так легко, словно я от чего-то… Ну, да, я классно кончала в этой чертовой ванной, с этим чертовым… С его чертовыми руками! Но тут и еще что-то. С меня словно скинули, сняли, убрали… Что? Твою мать, от чего же я избавилась, что на мне было, а теперь — нет? Что…
И только уже недалеко от дома резко тормознув на светофоре, но не от внезапно включившегося «красного», а от вынырнувших откуда-то на встречной полосе желтых
(наверно, противотуманные… Нарочно, пидор, включил!..)
фар, я поняла, от чего избавилась. Поняла, что с меня сняли, что на мне было,
(и давило… Господи, твою мать, как же давило!..)
а теперь — нет.
Разворачивающие меня из стороны в сторону, жесткие и холодные ладони Седого. Не грубые, не потные, но отвратительно жесткие. И отвратительно липкие, словно их чем-то намазали — чем-то таким, что остается потом на теле навсегда вместе с самими ладонями, как… Как вечное клеймо, как какая-то…
Так вот, этого — больше не было. И не захлопнувшийся язычок входной двери поставил между мной и этим жесткий барьер, а руки… Странные, удивительные, знающие руки Кота — знающие, где, как и сколько… Даже не чувственные, а чувствующие и дающие — легко, просто, даже равнодушно. Да, руки и, может быть, еще — как довесок, как нечто, сопутствующее, — глаза… Вдруг становящиеся то желтыми,
(отблеск пламени свечек…)
то круглыми, и все время, несмотря на их цвет, остающиеся холодными. Как же это можно — давать тепло и уют и… быть такими холодными? Кто вообще может быть одновременно равнодушным и теплым, чужим и уютным, холодным и близким?
Заезжая на нашу стоянку перед домом, я вдруг громко хихикнула (весь день, начиная с расколотой тарелки меня преследовала это глупое хихиканье) — мне пришла в голову забавная мысль: кто-кто? Ну, конечно, кот — только не этот, кого я мысленно наградила этой кликухой, а… Нормальный, всамделишный кот, с его круглыми желтыми глазами и мягкими нежными лапками, только… Всамделишный кот никак не сможет заставить тебя кончать — на это его лапки не годятся, там, внутри, в подушечках его лап таятся такие когти, что…
Продолжая хихикать от этих дурацких мыслей, я грамотно припарковалась на своем месте и… Сладко потянулась. Мне было жутко хорошо. Просто сладко. Потому что серди всех дурацких полупьяных мыслей одна была ясная, трезвая и верная — насчет ладоней Седого и рук Кота. И потому что в моей сумочке лежала пачка сигарет с нацарапанным на ней
(почти незаметно… Синей ручкой на синем фоне…)
номером телефона.
Если женский голос, сделай вид, что ошиблась номером… Сделаем, котик, не беспокойся — мы тоже ученые. Этой «химии» мы тоже обучены.
14
Я позвонила ему через неделю.
Муж рано утром отвалил по каким-то бизнес-делам в северную столицу, я покрутилась было в кухне, изображая для поблядушки Таньки въедливую хозяйку, а потом мне это надоело (и ей тоже), я убралась в спальню, потрепалась через океан с дочкой и… Звякнула Хорьку.
Он сразу изъявил полную готовность, мы договорились, что я подхвачу его через часик на Масловке и мы смотаемся на дачку. За пол часа я как следует намарафетилась в ванной
(зачем?.. Все равно все сотрется, но… Хорек все-таки моложе, и хочется выглядеть на его уровне — рядом с ним… и под ним… и над ним…)
и, распрощавшись с Танькой отбыла. Та проводила меня вежливо-равнодушным взглядом, в котором промелькнули завистливые искорки (наверняка стучит мужу, сволочь), и с преувеличенным рвением принялась возиться с пылесосом, давая понять, что у молодых трудолюбивых домработниц нет времени на пустую болтовню с блядями-хозяйками. Хорошо стоишь, подумала я, кидая последний взгляд на ее оттопыренную попку, еле прикрытую задравшимся халатиком, и наверное, хорошо подмахиваешь моему, но… все-таки ножки-то вон гнуться в коленках, а я легко могу так, не сгибая, а ведь я много тебя старше…
Через час с небольшим мы с Хорьком уже въезжали на огромный участок…
Он как всегда был недоволен, что я не везу его на настоящую дачу, то есть виллу, фазенду, или как там ее назвать, словом, в наш огромный роскошный домище, но… Я никогда никого туда не возила — по молчаливому, негласному, никогда не оговоренному уговору с мужем это был наш дом. Точно так же, как и с квартирой, хотя… С квартирой-то этот уговор, случалось, нарушался и с моей, и наверняка, с его стороны, а вот с домом… Вряд ли. То есть, с его стороны — вряд ли, а с моей-то точно нет. Я знала, что Хорьку очень хочется трахнуть меня там, почувствовать себя хоть на короткое время настоящим хозяином, но… Перебьется. Потому что здесь он получает удовольствие от меня и только от меня, а там он сможет упиваться и кое-чем другим. Сможет? Да, и сможет, и будет — уж я-то его знаю, — и потому хрен ему с маслом!
Махнув рукой старику-сторожу,
(бывший полковник, а ныне давно отставничок… В жизни не осмелится настучать хозяину, хотя и боготворит его, и боится, но… Меня тоже боится, и еще… С какой-то странной симпатией ко мне, а у меня… Тоже какое-то странное — и жалость, и симпатия, и еще что-то…)
Я не стала загонять тачку в гараж, бросила ее прямо посреди участка и молча потащила Хорька прямо в дом, на второй этаж, в одну из двух маленьких комнат, примыкающих к большой зале с камином, прямо в койку — разложенный «книжкой» польский диван. Я даже поленилась стелить как следует постель, так завелась, пока ехали, — просто накинула простыню…
Через час я лежала на спине, уставясь в потолок, и старалась понять, чего мне хочется и что вообще со мной происходит. Чего мне хочется, я поняла довольно быстро — мне хотелось уехать отсюда. Да-да, встать, одеться и поехать домой, причем, стараясь не смотреть на Хорька, не разговаривать с ним, вообще забыть о его присутствии, пока он, мать его, будет присутствовать рядом. Итак… стало быть я поняла еще, и чего мне не хочется — мне не хотелось больше трахаться с Хорьком, во всяком случае, сегодня, здесь и сейчас. Но вот со вторым вопросом… Второй вопрос — что со мной происходит, — ставил меня в тупик.
С самого утра я жутко хотела. И едва успев набросить на диван простыню, набросилась на Хорька так, что даже он слегка удивился, что… Что, впрочем, не помешало ему быстро и умело утолить мою первую голодуху — то есть как следует трахнуть меня, — а потом, передохнув несколько минут, закрепить успех — то есть трахнуть меня еще разок, но уже не впопыхах, а как говориться, с чувством, с толком, с расстановкой… Нет, первое — вряд ли. Насчет чувства, это не тот номер, чувства у Хорька — это явно не по адресу. У Хорька имелось много достоинств, но с чувствами… У него имелся прекрасный инструмент — послушный, безотказный, всегда способный насытить проголодавшуюся женщину… Ну, чем не вибратор, только я…
Вдруг я ясно поняла, что со мной происходит: сегодня, с самого утра и до сих пор, мне не нужен «вибратор», мне не нужен Хорек с его замечательным инструментом, мне…
В следующую секунду я поняла, что мне нужно, и стала действовать без колебаний. И без промедлений. Резко встав с дивана, я начала одеваться.
— Ты чего? — с недоумением вытаращился на меня Хорек и потянулся ко мне с дивана. Его инструмент шевельнулся и тоже потянулся ко мне, как совершенно автономное существо. Обычно это действовало на меня безотказно, но сейчас…
Сейчас я отступила от дивана на шаг — мне было неприятно даже подумать о том, что его рука может коснуться меня, — и пробормотала:
— Совсем вылетело из головы… Мне же дочка должна звонить. Извини…
— Так позвони ей сама с моего мобильного, — предложил он.
— Нет-нет, — я торопливо натянула колготки и энергично закачала головой. — У нас договорено… Я должна быть дома. Пошли. Извини, что так вышло, но сам понимаешь. Может быть, завтра…
— Завтра же твой приезжает, — вставая и потягиваясь всей своей стройной фигуркой (нарочно, сукин сын), проворчал Хорек. — Ладно, сейчас только душ приму.
Пружинистой походкой он двинулся к двери, кинув на меня косой насмешливый взгляд — я обожала трахаться с ним под душем, не сгибая коленей, легко упираясь руками в пол,
(молоденькая Танька-золушка, поди, хрен так сможет…)
подставляясь ему так, что он сразу доставал до самой матки. Но сейчас его насмешливое приглашение возымело почти обратную реакцию, мне стало как-то физически неприятно смотреть на его тугую мускулистую задницу, потому что… Потому что я неожиданно представила себе, как вместо его твердого конца в меня входит…
Скользкая и жирная пиявка!
Чтобы скрыть от него и от себя самой гадливую гримасу, я быстро отвернулась, всовывая ноги в туфли. Хорек хмыкнул, пожал плечами и убрался из комнаты.
Свернув простыню и кинув ее в шкаф, я уселась на диван и уставилась в широкое трехстворчатое окно, за которым в дневном морозном небе сквозь серебристые рваные облака отчетливо просматривался бледноватый круг луны. Я сидела и ждала, пока Хорек принимал душ, ни о чем не думая — просто ждала, — когда вдруг…
Вдруг у меня возникло ощущение, будто за мной кто-то наблюдает. Оно было таким реальным, что в первый момент я инстинктивно обернулась на дверь, решив, что он уже вернулся. В комнате, конечно, никого не было, он не мог прийти так быстро, да