Кошки говорят «мяу» — страница 40 из 65

— Угу, — она кивнула, взяла бокал и выпила его весь, так словно там была простая вода.

— А усы я сбрею, — пообещал я. — Хотя народ и знает меня в усах, но зато без них я стану похож на твоего ковбоя…

— Кого? А-а… — она кивнула. — Метко. Почти в точку…

— Стану похож на него, займусь бизнесом и найму тебя секретаршей. Для личных поручений.

— Не-а, — она равнодушно покачала головой.

— Что — не-а? Не пойдешь ко мне секретаршей?

— Не станешь на него похож, не займешься бизнесом и не… Займись-ка мной, а?

— А он тобой часто занимается?

— Ага.

— Ну, и как?

— Вот так, — она показала мне кружок из большого и указательного пальцев, и прищурившись, щелкнула языком. — Когда спит здесь — всегда.

— А где он еще спит?

— Ну, у него есть своя квартира. Для встреч, там, переговоров и… всего остального.

— Блядей с балалайками?

— Наверно, — равнодушно пожала она плечами.

— А он знает, что ты ему изменяешь?

— Изменяю? — она недоуменно нахмурилась. Я не… А-а, это… Но я не изменяю ему.

— Как это?

— Ему нельзя изменить, — она вздохнула и стала терпеливо объяснять мне, как школьнику. — Нельзя изменить тому, кто просто не понимает смысла этого слова. Непонятно? Ну… Изменять, не изменять — все это можно тем, кто… Ну, если не любит, то хотя бы занимается с тобой любовью. Даже тебе, хотя… не знаю. Но он никогда не занимается любовью. Он… Не знаю, как объяснить. Ну… Он пьет кофе, крутит тренажер, занимается бизнесом, читает твои переводы, ест, спит и… Трахает меня — когда хочет.

— А когда не хочет?

— Он никогда не делает того, что не… Нет, не «не хочет», а чего ему не хочется.

— Я тоже… стараюсь. Но если тебе хочется, ему, скажем, в этот момент…

— Его ни капельки не трогает, что кому хочется, кроме… него самого.

— Он — грубый в койке?

— Да нет, понимаешь, он просто… Получает удовольствие. От тренажера, от бизнеса, от еды, от… меня. Он делает то, что ему приятно, и не делает того, что ему не нравится, вот и все. Если бы я сказала, что изменяю ему, он бы просто не понял. Без дураков. Он бы не притворился, что не понял, не сделал бы вид, он бы правда, не понял.

Я повертел в руках бокал, выпил, потянулся, как сидел в джинсах, — прилег рядом с ней на кровать.

— Но он знает, что ты… — я запнулся, не зная, какое слово подобрать.

— Конечно, — фыркнула она, резко выпрямилась и села, сразу очутившись на другом конце от изголовья этой широченной кровати, поджав под себя ноги. — Он же не дурак.

— И как он… на это смотрит?

— Никак. Только… — она запнулась, потом тряхнула головой. — Никак. Но если б я предложила, наверняка бы посмотрел. С удовольствием.

— Классный парень, — буркнул я. — Надо сбривать усы…

— Не надо. Не поможет… Кстати, может, он даже знает, кто ты… В смысле, с кем я в последнее время… развлекаюсь. Что-то он несколько раз заговаривал про лучшего переводчика… — он скосила глаза на лежащую на столике книгу.

— Как это? — вздрогнул я. — Дразнишь?

— Ничуть, — она потянулась. — Спа-а-а-тоньки хочется…

— А тра-а-хньки?

— С тобой — всегда хочется, — она склонила голову на бок и задумчиво глянула на меня. — Не веришь?

— Я тоже не дурак.

— Нет?

— Ну… может, чуть-чуть. Но не настолько… Слушай, он правда… Ему, правда, наплевать, что ты?.. Никаких запретов?

— Никаких. Кроме… — она замолчала.

— Кроме?

— Да так… ерунда, — она тряхнула головой, словно стряхивая с себя какую-то мысль. Слушай, ты меня трахнешь, или?..

— Или. Лучше ты меня.

— Идет.

— Идет? — я сладко потянулся. — Идет рыжая блядь по дорожке, у нее заплетаются…

Но договорить она мне не дала — откачнулась назад, как-то хищно подобралась, а потом резко, словно развернувшаяся пружина, прыгнула на меня, раскинув в прыжке колени в стороны. Я и охнуть не успел, как ее колени бухнулись в тахту, с обеих сторон как клещами стиснули мои бедра, а руки стали умело и быстро расстегивать ремень и молнию на моих джинсах.

Она не играла, не шутила и больше ни на что не отвлекалась.

Как кошка.

Кошки не умеют заниматься сразу несколькими делами. И если уж чем-то занялись, то не отвлекутся, пока не закончат.

* * *

… - Стало быть, крутые люди ценят мой талант, — сказал я, потушив бычок в пепельнице, — а ты фыркаешь…

— Я не фыркаю, я мурлыкаю. Мур-мур-муркаю.

— Муркать — муркай, а прочитать могла бы. Хотя бы из вежливости. Вон твой муж — все пять моих трудов на самом видном месте в кабинете держит. И еще двадцать — пиратских. Ну, их-то читать непросто, там падежи путаются, но мои-то…

— Да, — кивнула она и потерлась носом мне о щеку. — Он говорил…

Мне стало приятно. Заочная похвала такого мужика, как ее ковбой, была по-настоящему приятная, потому что… Я всегда хотел быть похожим на такого, всегда делал вид, что я такой, даже кое-кого мог и провести… Только не Рыжую. Я делал вид, а он сделал себя. И хоть усы сбрей, хоть смокинг напяль, хоть жену его трахни, а — хрена лысого. Рыжую не обманешь. Рыжие, они не такие, как все, они… Бляди они, да, Кот… Эх, пора домой, что-то я по тебе соскучился, что-то мне тебя не хватает… Не у кого силенок позаимствовать, когда настроение херовое, когда силенок не хватает, чтоб потягаться… С кем? И зачем?

Машинально ища взглядом Кота, я наткнулся на фотографию Ковбоя и Рыжей, глянул на его стройную, подтянутую фигуру в сидящем, как влитой, смокинге, глянул в его ковбойски-серые, голливудски-стальные глаза и… Заглянул в другой мир.

Мир, холодный и спокойный, как громадная толща воды, где плавают рыбки, такие небольшие, юркие… Пираньи.

Что ж, мне приятно? Имею право. Такие люди ценят. Такие люди — и без охраны… Ну, он-то без охраны вряд ли в сортир ходит.

— Слушай, а у него есть охрана? Ну, личные эти… Бодигарды?

— Угу, — сонно пробормотала она.

— Сколько?

— Не знаю… Когда на стрелки ездит — двоих берет, да и то — так, для ритуала. Кто его тронет?..

— Стрелки… Урка рыжая. А вдруг тронет?

— У них вдруг не бывает. А от не вдруг нет лекарства. Но с «не вдруг» у него все отлично… Правда, недавно…

— Классный парень.

— Лучше не бывает.

— А я?

— Что ты?

— Не лучше?

— Ю?

… Нет, она произнесла не русское бессмысленное «ю», а так спокойно и небрежно спросила: «You?» (Ты?), что я машинально ответил на том же языке:

— Ye-a, me, my love. So, what's wrong with me, dear? Haven't I fucked you O.K. or what?[7]

А в ответ услышал…

— Just nothing, love. Nothing's wrong with you, dear. You've fucked me O.K., maybe even a little better than he had. And the hel'uva nice guy you are, honey. But don't you ever fuck with him, because, — она сделала эффектную паузу, — because when you fuck with him you'll fuck with the best.[8]


Слушай, а ты говоришь совсем без акцента, — сказал я, думая совсем о другом. Не о том, как, а о том, что она сказала. И кстати, с акцентом, но… — То есть…

— Я же жила там, — пробормотала она в полудреме, придвинулась ближе, и уткнувшись носом мне в ключицу, обняла меня шею. — Почти год… Там — мой бывший. И дочка…

— Чья дочка?

— Наша… Моя. От бывшего.

— Сколько ей лет?

— Девятна… Уже двадцать.

— Рыжая? — зачем-то спросил я.

Ее кулак больно ткнулся мне в бок.

— Хватит с тебя одной рыжей, дрянь старая… — кулак превратился в ладонь, а ладонь мягко легла мне на брюхо.

— А где ты жила? В смысле…

— В Бостоне, — она подавила зевок. — Ты был в Бостоне?

— Нет… Ты говоришь с акцентом, но не с русским, а… Ты сказала не hell of a nice guy, а — hel'uv a nice guy… Так говорят в Восточных Штатах… Откуда у тебя взялся такой акцент?

— В Южных, — пробормотала она. — Миссисипи… Но это не я так говорю. Ты что не помнишь?


Я помнил. Эти самые слова и с этим самым, южным, акцентом произнес персонаж первого романа «Короля ужасов», как его бездарно называют у нас, и «…our best serious anatomist of horror»,[9] как написали где-то у них, с которого началось мое знакомство с его мирами, вернее, миром, куда я нырнул сначала лишь в расчете подзаработать деньжонок, но… Но нырнув, не захотел выныривать, хотя деньжонок, конечно — с гулькин хер. Мир, созданный «Королем» не то, чтобы понравился мне, а просто я как-то сразу поверил в него… Он был чужой, там жили, существовали силы, которые могли раздавить, перекорежить весь наш мирок, просто не заметив — чужие силы, но…

Я мог в нем дышать…

Мне трудно объяснить это, трудно сравнить это с чем-то понятным, с чем-то объяснимым, потому что был лишь один случай в моей жизни, чем-то отдаленно похожий на… Но это все равно, что объяснять икс через игрек, потому что… Потому что я сам не понимал смысла случившегося тогда со мной… Ну, хотя бы потому что я был тогда здорово пьян, и…

11

… Был здорово пьян, но не от бутылки вина, выпитой на пляже с девчонкой из здешнего приморского городка, работавшей в газетном киоске на набережной и подмигнувшей мне с утра, когда давала сдачу мелочью с рубля за купленный голубой конвертик… Был пьян от девчонки, от того, что она была старше меня, от ее босых ног, с кошачьим изяществом перебиравших пальцами мелкую гальку, загорелых так, как могут загореть только ноги девчонки, круглый год живущей у моря…

Пьян от ее взрослого, не девчачьего, а женского взгляда, знающего, зачем мы пришли на заброшенный пляж и что будем делать дальше, и твердо обещавшего поделиться своим знанием со мной… Пьян от своих шестнадцати с половиной лет, от лениво и нехотя набегающих на гальку волн, от ощущения того, что сегодня, сейчас, через час или раньше я шагну за какой-то важный рубеж, стану каким-то другим, сделаю то, о чем в книжках как-то по-дурацки умалчивают, мимо чего стараются пробежать побыстрее и коснуться лишь вскользь, да еще прикрыв глаза, хотя все книжки пишутся только ради этого самого…