– Мне кажется, человек, который... – Ирина Николаевна на секунду задумалась, – которому нравится бить людей, не очень хороший педагог. Или вы так не считаете?
– Нет, я, конечно же, так считаю, – согласилась Зучиха, – я признаю, что методы Аверьяна Анатольевича порой неоправданны...
Ирина Николаевна хмыкнула.
– Но как по-другому общаться с такими?! – Зучиха указала пальцем на меня. – Он налил кислоты в автомобиль своего учителя физкультуры! Или вы, Ирина Николаевна, оправдываете такую модель поведения?!
– Чего?
– Вы оправдываете хулиганскую модель поведения?
– Нет, конечно...
Ирина Николаевна сломала карамелечное кольцо.
– В тринадцатой школе был случай...
– Примеры из жизни ничего не доказывают и ничего не опровергают, – перебила Ирина Николаевна.
– Кокосов распоясался, – продолжала Зучиха. – Он напал на педагога, затем зверски избил Егора... Егора... Гобзикова. Теперь снова драка, я вам уже говорила! Кокосов снова подрался в Лицее. Но на этот раз он подрался не в раздевалке, а в котельной. Я же говорю, это омерзительно! Он набросился на...
– Вера Халиулина говорит, что все было несколько не так...
– Халиулина фантазерка, – усмехнулась Зучиха, – вы знаете, что она написала губернатору письмо с требованием организовать в городе приют для бездомных собак! Что с нее взять?!
– Я, видимо, ошиблась...
Ирина Николаевна улыбнулась.
– Это я ошиблась, – вздохнула Зучиха. – Ошиблась, когда мы комплектовали состав классов. Набрали кого ни попадя... Этот Гобзиков, Кокосов... Чего от этого Кокосова можно ожидать в будущем?! У нас все-таки Лицей, а не боксерская студия!
Ирина Николаевна поглядела на меня.
– Что скажешь, Евгений Валентинович?
– Ну да, – сказал я.
А что я еще мог сказать?
– А что вы его спрашиваете?! – влезла Зучиха. – Его не о чем спрашивать!
– А зачем мы тогда его пригласили?
– Мы пригласили его для того, чтобы посмотреть в его глаза, – заявила Зучиха.
Ирина Николаевна хмыкнула.
– Ну, глядите, – сказала она.
И снова принялась перебирать свои карамельки.
Зучиха подошла ко мне и на самом деле стала глядеть в глаза. И я стал ей в глаза глядеть, и даже жалко мне ее как-то стало. Потому что увидел, что Зучиха некрасива. А глаза у ней желтые, а хочет она власти и денег и, скорее всего, рано или поздно этого добьется.
Но.
Не каждая шея выдержит шапку Мономаха.
– Хватит с ним нянчиться, – злобно сказала Зучиха. – Пора... Я буду готовить документы. И пусть твой отец зайдет на днях. Понял, Кокосов?
Меня всегда удручала эта манера так общаться с людьми. Любой чиновник обожает плевать людям в морду. Педагогический чиновник исключением не является. Когда он плюет, у него язва просто рубцуется.
– Ты запомнил, Кокосов? – Зучиха дернула меня за рукав. – Пусть отец твой зайдет. И мать. Пусть вернется наконец со своих Канар.
– Она не на Канарах, она в Турции. Гиссарлык. Там, знаете ли, вот такие...
Ирина Николаевна подхватила меня под руку и вытащила из кабинета в коридор. За спиной, кажется, что-то орали.
– Пойдем, – сказала мне Ирина Николаевна.
– Куда? – спросил я.
– Ко мне.
Ирина Николаевна взяла меня за руку, и пошагали мы по коридору.
Кабинет Ирины Николаевны уступал кабинету Зучихи. Ни компьютера, ни секретаря, коробки, пластмассовые стулья. Пыль. На стене буржуазный календарь – собаки разных пород сидят за столом и пьют чай. Временное пристанище.
Ирина Николаевна столкнула на пол какие-то коробки, сделала приглашающий жест.
– Садись, – указала Ирина Николаевна. – Где-то тут у меня был кипятильник... Ты, наверное, чаю не хочешь, да?
– Не хочу.
– Ну, как знаешь... Как отец?
– Нормально.
– Помню его...
– Как это?
– А я его учила, знаешь, так часто бывает. Дети ходят в школу, затем их дети ходят в школу, а учителя не меняются... Это называется время. Но твой отец – он не был драчуном... Он, кажется, в авиакомпании работает?
– Да.
– У нас в школе был телескоп, еще со времен войны, прежний директор из Германии вывез – трофей, так твой отец за ним просиживал целыми ночами, выгнать не могли.
– Он любил астрономию? – удивился я.
– А теперь, наверное, не любит...
– Не знаю.
Ирина Николаевна открыла ящик стола, долго смотрела в него, потом закрыла.
– С кем ты дружишь? – спросила Ирина Николаевна.
– Чего? – не понял я.
– С кем ты дружишь? Простой вопрос, можешь ответить тоже просто. С кем ты дружишь?
– С Шнобелем... дружил. С Носовым то есть. Только он гадом оказался, модельер вонючий...
– Модельер?
– Ну да. А вы что, не заметили? Весь такой... Как баба.
Ирина Николаевна задумалась и сказала:
– Ну, да, пожалуй.
– А теперь с Егором дружим... наверное...
– Которого ты зверски избил?
– Ну, да... Только мы подрались, я его не избивал. А потом помирились, как в кино совсем...
– Очень интересно. Знаешь, я хотела бы, чтобы Егор пошел в педагогику...
– Он математик вроде бы хороший...
– Ну и что. Мне кажется, он будет хорошим педагогом. Пять секунд подумай и ответь почему.
Я подумал и сказал:
– Он добрый.
Ирина Николаевна промолчала.
– А еще я с Ларой дружу, – сказал я. – Помните, тогда, я еще в диван провалился?
– Конечно, помню. Лара... Лара очень необычная девочка, ты не заметил?
– Заметил.
– В наше время таких детей не было, – с жалостью сказала Ирина Николаевна. – Мы все были какими-то одинаковыми, простыми... А сейчас... Это, наверное, все информационная революция. Плоды просвещения.
– Наверное.
– Ты не волнуйся, я попытаюсь насчет тебя поговорить...
– Спасибо, – сказал я. – А вы мне не скажете?
– Что?
– Что все будет хорошо.
– Скажу. Все будет хорошо.
– Спасибо еще раз.
– Пожалуйста. – Ирина Николаевна пнула еще какую-то коробку, пыль взлетела почти до потолка. – Ладно, иди.
Я вышел в коридор. В лицее было тихо, шли уроки, я прошел по этажу, спустился вниз. Заглянул в буфет. Взял булочку с яблоками. Никогда не брал булочку с яблоками, интересно было попробовать.
Вкус был дрянной. Если бы корицы добавить – еще туда-сюда, а так дрянной.
Я выпил еще кружку кофе, потом двинул к выходу. Лицо все-таки ныло, мечталось зайти в ближайший супермаркет, прикупить килограмм мороженого и распределить от ушей до подбородка.
На крыльце стоял Шнобель. Не знаю, мне показалось, он хотел мне что-то сказать. Но я не стал его слушать.
Я пересек двор. Вдоль забора прохаживался с метлой Киллиан. Здоровый. Раньше срока выписался. Наверное, это был знак. А может, и не знак. Я хотел подойти к нему и извиниться, но подумал, что лучше не стоит. Вряд ли мне понравился бы человек, едва не спаливший мне половину задницы. Поэтому я просто продолжил движение к выходу. Перед самым КПП оглянулся и увидел Зучиху, она стояла у окна и глядела в мою сторону. Непреклонным педагогическим взглядом.
За воротами меня ждал Гобзиков, Гобзиков сильно волновался, смотрел по сторонам, ходил туда сюда, потирал руки.
– Ну, как дела? – поинтересовался Гобзиков с формализмом.
– Нормально. Будут подавать документы на исключение. Хорошо хоть, пропуск не отобрали. А ты чего за воротами околачиваешься?
– А, так... Нечего лишний раз светиться.
– А вообще чего здесь делаешь? – спросил я.
– Мне утром звонила Лара, – сообщил Гобзиков.
– И что?
– Сказала, что завтра.
– Что завтра?
– Завтра мы отправляемся.
– Куда?
– Не прикидывайся, а? Конечно же, в Страну Мечты.
– Ты же вроде... сомневался...
Гобзиков покраснел.
– Всем бывает страшно, – сказал он. – Все могут испугаться. Но теперь... я буду смелее. К тому же Ларе нужна будет наша помощь. Или ты уже передумал?
– Я... Нет, конечно, не передумал. Просто это... Завтра. Я думал, послезавтра, я хотел купить хорошую палатку...
– Успеешь, – успокоил меня Гобзиков. – Рассиживаться тоже не надо, надо готовиться.
В голосе Гобзикова прозвучала какая-то незнакомая мне металлизированность.
– Слушай, мне кажется, на бусе не стоит ехать, прогуляемся, ты не против? – предложил я.
– Не...
Мы пошагали к городу.
– Тут Антон проходил... – сказал Гобзиков. – Домой шел, ну, Баскетбол Игра для Черных который... Он сказал, что вчера... вроде как Чепряткова избили. Сильно очень избили. Он сейчас в больнице лежит...
– Что ж, – сказал я. – Бывает и такое. Кого-то все время бьют.
Глава 30 Апраксин Бор
Скандал – это еще мягко сказано.
Это был не скандал, это было хуже. Ледовое побоище и «холодная война» в одном шейкере, коктейль «Конец Света».
Высадка в заливе Свиней.
Мать даже не вмешивалась, стояла возле фамильного косяка и траурно вздыхала.
Выглядела она хорошо. Загорело, ухоженно. Отдохнула. И вернулась, как всегда, неожиданно, без предупреждения. Вчера. Старый, наверное, знал, что она вернется, но мне ничего не сказал.
Вернулась и сразу включилась в боевые действия. Очень выразительно вздыхала.
Старый не вздыхал, хотя воздуха ему тоже не хватало. Когда орешь, воздух всегда быстро расходуется. Зато легкие упражняются. Я хотел сказать старому, что если он будет орать так ежедневно, то скоро сможет переселиться в высокогорные области Анд и вполне успешно разводить там викуний, лам и другой мелкий рогатый скот. Но не стал говорить, чего усугублять?
Я прикинул, как бы я вел себя, если бы мой отпрыск угодил в психушку. Вряд ли бы я обрадовался.
Покончив с воплями и описанием моих перспектив, старый приступил к наглядной части программы. Он взял меня за руку и отвел на второй этаж, в мою собственную комнату. Усадил перед окном. Затем вызвал экскаватор с рабочими в красных жилетах.