Очень плохое начало
Проверяя его рефлекс загривка, я ждал бурной реакции, и мои ожидания оправдались, кот вскинулся и начал сопротивляться, но спустя несколько секунд я почувствовал, как он слегка обмяк в моей руке, и в итоге продемонстрировал рефлекс нормально развивавшегося котенка.
Так я понял, что этот котенок с поломанной судьбой уже идет на поправку, хотя на момент консультации жизнь с ним все еще доставляла много хлопот.
Итак, давайте еще раз повторим нашу мантру: физическое наказание для кошек неприемлемо ни при каких условиях! Оно никогда не устранит поведенческие проблемы, а лишь усугубит тревожные расстройства. Это заблуждение родилось из уверенности – и тут тоже есть что обсудить, – что подобное наказание очень эффективно для щенков при условии, что оно умеренно, своевременно и выполняется по-собачьи, то есть щенок прижимается к земле за холку, но никто не трясет его при этом, как грушу.
Проверять рефлекс загривка не значит наказывать
Итак, захват за кожу загривка – это диагностический тест, повторяющий классическое поведение матери, переносящей своих котят с места на место, чтобы запутать свои следы для хищников, но ни в коем случае не наказание!
Мои клиенты иногда упоминают о нем в разговоре о физических наказаниях, например в случае проблем с туалетом. Поняв, что их никто не осуждает, многие рассказывают, что в очередной раз, обнаружив лужу у себя на кровати, они срывались, хватали кота за шкирку и начинали яростно его трясти, «чтобы объяснить ему, что так делать нельзя, что это плохо». Теперь вы знаете о поведении кошки гораздо больше и понимаете, что это не работает! Если рефлекс еще силен, связь маленького животного с окружающими оборвется, а если рефлекс ослабел, то эта манипуляция будет очень болезненной и вызовет агрессивную реакцию, но так ничему и не научит вашего питомца.
Кошки никогда не используют подобные методы наказания. Матери тратят много времени на воспитание и контроль за своими котятами и никогда не позволяют себе подобного.
Лука все же получил от своих людей пару предупредительных шлепков (мамы кошки тоже так делают), но это его не остановило. Реми, главная мишень опасных игр котенка, периодически ругал его и мог пригрозить, но никогда не бил.
Данные семиологического анализа подтверждают, что с напряженной исходной точки ситуация может эволюционировать скорее в благоприятную сторону.
Когда Луке давали бутылочку, он вел себя буйно: злился, бросал ее, пытался снова схватить, как совершенно оголодавший ребенок, который, к своему полному разочарованию, никак не мог насытиться. Позже он научился контролировать себя, так как на стол его аккуратно, но решительно не пускали (а эти бойкие котята вполне способны на хулиганство и могут залезть прямо к вам в тарелку), а параллельно организовали постоянный доступ к миске с премиальным кормом.
Приучение к лотку началось рано: Лиди проштудировала много литературы на эту тему и хорошо подготовилась. Приютив одно-двухдневного котенка, сфинктеры которого еще не заработали, она узнала, что необходимо имитировать поведение мамы кошки, запускающее необходимые рефлексы. К счастью, лизать живот котенка, чтобы стимулировать моче– и каловыделение, не нужно. Достаточно сделать мягкий массаж нижней части животика и области промежности, а затем протереть котенка туалетной бумагой или мягким бумажным полотенцем. Обеспечивать выполнение жизненно важной функции в раннем возрасте хорошо, но еще лучше научить котенка ключевым компонентам этой функции. Лиди знала и это и, как Летти в уже упоминавшемся нами телешоу [7], показала Луке, как пользоваться лотком, разрыв в наполнителе ямку, поместив туда немного экскрементов и закопав их. Как любой котенок, обученный матерью, Лука уже в возрасте четырех недель успешно научился пользоваться лотком.
Система меток у него не была сформирована: меток мочой он никогда не оставлял, но и неодушевленные предметы тоже не помечал – вероятно, еще не успел, на момент нашей встречи ему было десять недель. Однако, он уже активно терся о хозяев, порой даже слишком часто, а заканчивалось это неконтролируемыми и опасными играми или даже атаками.
Что касается его туалетных привычек, то и там не обошлось без причуд, хотя они были сформированы очень рано. Спустя несколько недель лечения, когда приступы агрессии практически прошли, Лука выбрал в качестве места отдыха свой лоток. Как и у многих молодых пар, у Лиди и Реми небольшая квартира, и они купили закрытый лоток, чтобы неприятный запах и вид испражнений не портил вида. Лука сделал его своей любимой зоной уединения. Мы постарались перенаправить Луку в другие, более подходящие для этих целей места, заманивая его едой или игрушками, но все наши попытки были тщетны.
Сложившаяся ситуация стала не на шутку раздражать Лиди и Реми и требовала незамедлительного решения. Что же происходит с нашим дьяволенком, лишенным материнского контроля и воспитания, но развивающимся в правильном направлении благодаря заботе и уходу его людей? Ключ скрыт в произошедших улучшениях. В процессе осваивания нормального поведенческого репертуара Лука захотел найти более безопасное место для уединения. Я предложил Лиди купить для Луки меховую «юрту», маленькую удобную палатку для кошек, которая служит двум функциям – защите и наблюдению, позволяя при этом оставаться незамеченным. После некоторых колебаний Лука принял свое новое убежище и начал использовать лоток строго по назначению.
История Луки мне кажется очень показательной еще и потому, что закончилась она хорошо (по крайней мере, на момент написания книги было так), но давайте не будем делить шкуру неубитого медведя…
Не все закладывается при рождении
Эта история позволяет ответить на важнейший вопрос нашей отрасли медицины: все ли процессы закладываются на ранней стадии развития и не иллюзорно ли наше желание повернуть судьбу вспять?
Я реалист и прекрасно понимаю, что многие пары сдались бы и выгнали Луку на улицу, и в этом случае Лиди и Реми скорее исключение. Но все же сейчас появляется все больше и больше «хозяев», понимающих важность баланса между укладом их повседневной жизни и благополучием питомца. Наша роль важна в поддержке их отношений, понимании страхов и недовольства хозяев, и, естественно, в точном знании базовых потребностей каждого вида, и более того – в умении распутать сложный клубок причин эмоционального дисбаланса каждого нашего пациента.
Психиатрия – как человеческая, так и ветеринарная – подвергается критике по двум основным пунктам:
• соблазн начать оценивать все явления с точки зрения психопатологии и перестать видеть признаки нормы или, наоборот, потерять способность устанавливать границы этой самой нормы;
• закостенелая нормативность, опора на критерии, вытекающее из определения здоровья, данного ВОЗ в 1945 году и с тех пор не менявшегося: «Здоровье – это состояние полного физического, душевного и социального благополучия, а не только отсутствие болезней и физических дефектов[32]».
Включение социального благополучия в определение здоровья таит в себе большой риск. Если индивид неудовлетворен своим социальным окружением, можно ли это считать болезнью? Думаю, все мы прекрасно знаем ответ на этот вопрос! Опасность очевидна: «лечить» от этой социальной неудовлетворенности может только психиатрия, которая при этом превращается в железную руку, принуждающую к социальному благополучию. Как часть психиатрического сообщества и близкий друг многих моих коллег, я со всей ответственностью могу свидетельстовать, что в подавляющем большинстве случаев все наоборот, большинство психиатров наделено умением слушать, терпимостью и пониманием, которые очень вдохновляют и вызывают уважение.
Для кошки не существует социальной нормы
С уверенностью могу утверждать, что с 1990-х годов во Франции благодаря моей дисциплине и подходу собаки и кошки не обязаны вписываться в какие-либо социальные нормы. В этой связи пока еще оспаривается положение собак, которые не должны оказывать негативное влияние на жизнь человека и регулярно оказываются под прицелом камер, когда речь заходит об «опасных породах». Хочу напомнить, как мы решительно выступаем против этой абсурдной категоризации собак, порожденной расистским законом, наносящим катастрофический вред благополучию десятков тысяч собак и их хозяев. А что насчет наших кошек? Они, кстати, не занимают никакой социальной ниши – за исключением бездомных кошек, которыми периодически вынуждены заниматься городские власти, – и, следовательно, не подчиняются никаким нормам. А посему наша психиатрия не имеет в их отношении никаких рычагов воздействия и направляет свои усилия только на поддержание их здоровья, эмоционального равновесия и благополучия.
Профессия ветеринара учит не воспринимать все вокруг категорично с точки зрения нормы или патологии. Наша повседневная работа – проводить границу между нормальным и патологическим.
Определение нормы зависит, в том числе, от культуры, места и времени, а для вида – от его статуса домашнего или дикого животного.
Домашний или прирученный?
Я уже упоминал работу Жан-Дени Виня [8]. Меня поразил тот факт, что, несмотря на обнаружение захоронений с кошками (что, по общему мнению, придает им эмоциональную ценность), автор и его коллеги предпочитают не говорить об одомашненной кошке. Кот, обнаруженный командой Жана Гилена на территории Шилурокамбоса на Кипре[33], был крупной особью, и в этом случае ученые дали определение taming, означающее прежде всего «приручение» (значение «одомашнивание» встречается гораздо реже). Сегодня главным предметом споров научного сообщества является статус современной кошки и может ли человек быть ответственным за ее эмоциональное состояние. Имеем ли мы дело с животным, чье одомашнивание еще не завершено?