Двинуть бы ему ногой изо всех сил, вскочить да убежать или хотя бы заорать что есть мочи, попробовать призвать на помощь Спиридоныча, да только тело не слушалось. Саша так и лежал на холодной земле, глядя в чудовищные глаза и изо всех сил хватая ртом воздух.
А мертвец тем временем наклонился над ним, обдал тошнотворным запахом запекшейся крови, потянулся к куртке и резким движением распахнул ее, разорвав некрепкую молнию. Два свитера, которые Саша надел под куртку, поддались еще легче, а футболку нападавший и вовсе не заметил. И вот теперь лежит Саша перед ним с голой грудью, но чувствует не мороз, а сковывающий внутренности смертельный ужас.
— Сердце… — прорычал мертвец и протянул длинные черные руки со скрюченными пальцами. — Отдай…
И когда эти пальцы коснулись замерзшей груди, царапнули острыми ногтями, Саше наконец удалось заорать. Он кричал так, как не кричал, наверное, уже лет пятнадцать, с глубокого детства, когда впервые увидел в лесу змею.
Спиридоныч услышал. Как успел добежать — загадка. Хотя Саша не представлял, где именно они находятся, может быть, его сторожка сразу за соседней могилой. А может, он умел телепортироваться. Или давно заметил его отсутствие и пошел искать. Саше было плевать. Главное, что за спиной чудовища появилась еще одна фигура, а в руках у этой фигуры было что-то большое и длинное. Этим большим и длинным фигура замахнулась и изо всей силы ударила чудовище по голове. Голова дернулась, и с неприятным чавкающим звуком мертвец отлетел в сторону. Саше даже показалось, что голова отлетела отдельно от туловища, но могло только показаться. Приглядываться он не стал.
Фигура — а это оказался не сторож Спиридоныч, а неизвестный мужик, заросший волосами и бородой так, что на лице сверкали только глаза, нормальные человеческие глаза, с радужной оболочкой и зрачками — протянула Саше руку и помогла подняться.
— Живой? — хриплым не то от простуды, не то от курения голосом спросил мужик.
— Ж-живой, — кивнул Саша.
И руки, и голос тряслись, как паутинка на ветру. Да что там голос! Сердце колотилось будто бешеное. Счастье, что колотилось в груди, а не в руках чудовища, которое теперь темной бездвижной горой лежало на заросшей могиле.
— Тебя как звать? — спросил мужик.
— С-саша.
— Шурик, значит. А ты как здесь оказался среди ночи, Шурик?
Саша чуть было не ляпнул, что он участковый. От пережитого совсем забыл, где он и зачем тут оказался, но вовремя спохватился.
— Н-ночлег я ищу.
Мужчина осмотрел его внимательнее, видимо, принял за своего. Вытащил из кармана смятую пачку дешевых сигарет, спички, не спеша закурил. Протянул пачку и Саше, но тот качнул головой: не курю, мол. Настаивать не стал, спрятал обратно.
— По жизни заикаешься или испугался? — спросил мужик, сжимая сигарету зубами.
— Испугался, — признался Саша, плотнее запахивая разорванную одежду и со страхом поглядывая туда, где чернело в темноте недвижимое больше существо. Грудь саднило, должно быть, тварь все-таки успела поцарапать его.
— И немудрено, — не стал насмехаться мужик.
— А вы кто? — спросил Саша, наконец приходя в себя. — И что делаете среди ночи на кладбище?
Вместо того чтобы поблагодарить спасителя, устроил допрос, молодец! Благо, мужик не обиделся.
— Кузьмой меня звать, — ответил он, тоже бросив взгляд на поверженного мертвеца и презрительно сплюнув на землю. Даже сигарету изо рта вынул по такому поводу. — Живу я здесь неподалеку. С товарищами. Этот, — он кивнул на чудище, — тоже когда-то нашим был. Да убили его. Убили и сердце вырвали. Жуть. Вот он теперь сердце свое и ищет ночами.
Саша покосился на мертвеца. Это что же, Серегин, выходит? Хотя мог бы и раньше догадаться. Кто еще может ходить по кладбищу с вывернутыми наружу ребрами? Совсем от страха ум отшибло. Может, прав был отец, когда предлагал ему поступать на архитектора?
— Наши теперь на кладбище боятся даже показываться, — продолжал Кузьма. — Ну а я парень смелый, в молодости шахтером работал, спелеологией увлекался. А в пещерах еще и не такое увидишь.
Теперь Саша покосился уже на собеседника. Бездомный шахтер-спелеолог? Чего только в жизни не бывает! И ходячие мертвецы — еще не самое удивительное.
— Вот я и решил его выследить. Несколько ночей уже сторожил, да только он затихарился, не показывался. Пока ты на его пути не встал.
— Спасибо! — с чувством поблагодарил его Саша. — Вы мне жизнь спасли.
— Спас, — не стал отнекиваться Кузьма.
Да и что тут скромничать, если на самом деле спас? Докурил сигарету, бросил окурок на землю, растоптал ногой и посмотрел на Сашу. — Значит, говоришь, ночлег ищешь?
Саша кивнул.
— Ну, пойдем со мной, не бросать же тебя здесь.
— А с этим что?
Кузьма снова посмотрел на поверженного противника, скривился.
— Утром Спиридонычу скажем, сожжет. С отрубленной головой, поди, не встанет уже.
Ничего больше не говоря, он развернулся и направился к забору. Саша поторопился за ним, старясь запомнить ориентиры того места, где именно они оставили Серегина. Позволить сторожу его сжечь он никак не может, Лера и Лосев его потом самого сожгут, поэтому нужно будет улучить момент и либо позвонить, либо хотя бы написать Леше смс.
Как и говорил Спиридоныч, бездомные облюбовали заброшенное здание неподалеку от кладбища. Здание издалека выглядело совершенно темным, черной горой возвышалось на фоне зимнего неба, и невозможно было догадаться, что внутри кто-то есть. Кузьма нырнул в черный провал первым, поманил за собой Сашу.
Сначала шли в полной темноте, Саша даже руки перед собой выставил, чтобы нечаянно не натолкнуться на что-нибудь. Кузьма, похоже, дорогу знал хорошо, потому что шел достаточно быстро. И наконец за одним из поворотов они увидели слабый огонек внутри. По мере приближения становилось понятно, что огонек — это настоящий костер в одном из помещений. Помещение оказалось с узким окном, выходившим, очевидно, на другую сторону от кладбища, поэтому с улицы свет и не был виден.
Возле костра сидели четверо: трое мужчин и одна женщина. Определить их возраст едва ли было возможно, поэтому Саша и не старался. Он вообще остановился в дверном проеме, ожидая, когда Кузьма представит его, слишком уж неприветливо смотрели на него бездомные.
— Это Шурик, — бросил Кузьма, проходя внутрь, стаскивая с себя куртку и садясь к костру. Саша тоже сел бы, очень уж замерз, а разорванная одежда грела плохо. — На него Потапыч напал, еле отбил.
В глазах бездомных появился сначала испуг, потом уважение к Кузьме, а затем и сочувствие к Саше. Женщина тяжело поднялась, подошла ближе, осмотрела его порванную одежду.
— Сымай, — велела она, — я зашью.
Раздеваться Саше не хотелось. В кармане куртки остался телефон, и переложить его в другое место сейчас не представлялось возможным. Женщина, однако, поняла заминку по-своему. Вернулась к огню, выудила из большой сумки толстый вязаный свитер и протянула Саше.
— Надень пока, не то замерзнешь. Меня Светой звать, я раньше швеей работала, зашью так, что и не видно будет. Сымай, сымай!
Пришлось отдавать ей одежду и облачаться в толстый свитер, который оказался велик ему на два размера. Кузьма тем временем рассказал товарищам о произошедшем на кладбище. Товарищи, которых звали Слепой, хотя он показался Саше вполне себе зрячим, Лева и Слава, слушали молча, только отблески страха в их глазах давали понять, что они действительно боялись своего почившего друга.
— Ты его точно… того? — уточнил Слава, когда Кузьма замолчал.
— Точно, — успокоил тот, снова затягиваясь сигаретой. — Не встанет больше. Со Спиридонычем с утра сожжем его, так точно упокоится.
Вскоре выяснилось, что Серегин прибился к компании не так давно, около полугода назад, в самом начале лета. Он, как и Саша, пришел издалека, обосновался на кладбище. Компания сначала отнеслась к новичку враждебно, борьба за ресурсы среди бездомных нешуточная, голуби на помойке нервно курят в сторонке. Но Серегин оказался парнем добрым, готовым делиться всем найденным. Неразговорчивый только, о себе ничего не рассказывал, ну да характеры у людей разные. Конфликтовать перестали, хоть к себе в компанию и не брали. Все изменил случай.
В августе, когда в средних широтах уже начинает холодать, а в их местности только укорачивающийся день предвещает осень и еще вполне можно легко одеваться и ходить босиком, Слепой неудачно наступил на гвоздь. Гвоздь прошил стопу насквозь, вылез между большим и указательным пальцем. Слепой выпил полбутылки водки, прежде чем разрешил вытащить его. Оставшейся водкой Света щедро полила рану под отборную матерщину захмелевшего товарища, но это не помогло. Рана начала гноиться, нога распухла, и Слепому с каждым днем становилось хуже. Через неделю начался озноб. Ночью он уже решил, что помирает. Его колотило так, что одеяло подпрыгивало на груди, волосы были мокрыми от пота, тот крупными каплями лился по лицу, застилая глаза. Слепой громко молился и плакал, товарищи стояли рядом, не зная, что делать. Шепотом высказывали мысли позвонить в скорую помощь, уже даже Славу, как самого молодого, снарядили, но тут в коридоре послышались шаги.
Серегин вошел в комнату, молча осмотрел компанию, остановил взгляд на умирающем Слепом. По-прежнему ничего не говоря, подошел к кровати, положил больному на лоб раскрытую ладонь. Сколько он так простоял, никто не знал. Время будто остановилось. Казалось, прошла вечность, но рассвет все никак не наступал. Слепой затих, закрыл глаза, перестал дрожать и молиться. Товарищи уже подумали, что он отошел в мир иной, но тут Серегин вдруг встрепенулся, будто очнулся ото сна, откинул в сторону одеяло, присел возле раненой ноги.
— Воды горячей принесите, — это были его первые слова.
Света тут же бросилась к старому пузатому чайнику, вскипятила на костре воду, принесла Потапычу, как они его звали. Тот долго мыл ногу Слепому, потом попросил нож. Нож прокалил над пламенем, ковырялся в ране до самого рассвета. За