– Беделия, вне всякого сомнения, их уже видела, – язвительно сказала Эллен.
Если бы не одеяло, сковывающее движения, Эбби пнула бы Эллен ногой.
– Видела, и не один раз, – заметил Бен, очевидно не обративший внимания на намеки Эллен. – Беделия превосходный критик.
Бену, похоже, не терпелось показать женщинам свои работы. Он дал им время только на то, чтобы снять пальто и шляпы, и тотчас же проводил в северную спальню, которую использовал как мастерскую. В комнате не было ничего, кроме мольберта, табурета и заляпанного краской стола. На стенах никаких полотен, правда, несколько картин лежали на полу.
– Жаль, что вам придется смотреть мои работы при искусственном освещении, но я не стану выдумывать никаких оправданий, – сказал Бен, наклоняя абажур так, чтобы на мольберт падал прямой свет. Одну за другой он показывал им картины, терпеливо дожидаясь, пока гостьи как следует разглядят каждую.
Его работы были грубыми, но не лишенными какого-то неистовства и выставляли напоказ то, что скрывалось за его приятными манерами. Судя по всему, он был человеком проницательным и безжалостным и видел то, что было скрыто глубоко внутри.
– Вы фовист, не так ли? – спросила Эбби.
– Не специально. Наверное, такова моя природа.
– Теперь, когда я увидела ваши работы, я вас немножко побаиваюсь.
Он повернулся к Эллен.
– Вы тоже считаете меня опасным?
Эллен отвела глаза, чтобы больше не видеть картину на мольберте, где был изображен красный амбар на реке Сильвермайн – излюбленное место художников, приезжавших в Южный Коннектикут. Эллен повидала немало вариантов на эту тему. Работу известного журнального иллюстратора страховая компания, в которой работал Уэллс Джонсон, даже поместила на рождественский календарь. На Эллен этот вид всегда действовал успокаивающе. Однако на картине Бена красный амбар, казалось, вот-вот рухнет, вода в реке сплошь заросла водорослями, а в пламенеющей осенней листве чувствовался привкус зимней горечи.
– Довольно дерзко, – сказала Эбби, хотя знала, сейчас Бена интересует мнение Эллен.
– Поначалу шокирует, но когда привыкнете, вам даже понравится, – пояснил он. – Это как музыка Стравинского.
– Я уверена, что мне никогда не понравится.
Эллен прямо, без обиняков, высказывала свое мнение. Если бы она хотела разозлить Бена, то не смогла бы выбрать более действенного способа. Эбби попыталась дать ей знак бровями.
– Поначалу, – продолжала Эллен, не обращая внимания на яростные сигналы Эбби, – я подумала, что мне не нравятся ваши работы, поскольку вы намеренно выбираете нечто уродливое, как, например, трущобы или мусорные баки. Но теперь я вижу, что вы можете сделать отвратительной даже красоту.
– Я стараюсь писать то, что вижу. И видеть вещи такими, какие они есть.
– Значит, правда кажется вам уродливой, тогда как другие видят в ней красоту.
Он пожал плечами.
– Возможно, вы правы. Я не сентиментален.
Они услышали, как «Окленд» Чарли с пыхтением поднимается на холм.
– Что ж, думаю, на сегодня хватит, – сказал Бен и вывел девушек из студии.
Эллен была рада вернуться к горящим искусственным поленьям. Придвинув стул поближе к огню, она дрожала, словно только что вошла с холода.
Бен и Чарли пили яблочный ликер, а дамы потягивали шерри. Беделия была в платье из черного крепдешина с драпировкой на бедрах, зауженным подолом и низким лифом, обшитым белыми кружевными рюшами. Платье выглядело одновременно благопристойным и вызывающим. Ни одна женщина не нашла бы в нем повода для критики, ни один мужчина не смог бы пройти мимо, не обратив на него внимания.
– К сожалению, сегодня нам не хватает еще одного гостя, – сказал Бен. – Мой приятель, с которым я хотел вас познакомить, так и не смог приехать.
– Мэри нам сообщила, – сказала Беделия.
– На Среднем Западе сейчас метели, – продолжал Бен. – Поезда не ходят. Я думал, он сегодня утром приедет в Нью-Йорк, а потом получил телеграмму, из которой узнал, что он даже не выехал из Сент-Пола.
Беделия резко поставила бокал, пролив немного вина, и натянуто улыбнулась.
– Что-то не так? – поинтересовался Бен.
Сощурив глаза, она опустила голову.
– Вам нехорошо? – настойчиво спросил Бен.
– Мне вдруг стало холодно. Прямо мурашки по коже забегали. – Она выпрямилась и улыбнулась Бену, заверяя его, что не стоит придавать значения случайно разлитому шерри и ее внезапному волнению.
На некоторое время в комнате воцарилась тишина. Ее резко нарушила Эбби:
– И кто же этот ваш гость?
– Какая разница? Он же все равно не приедет, – сказала Эллен.
– Знакомство с ним могло бы доставить нам удовольствие, а теперь мы этого лишены, – чрезмерно ядовитым тоном ответила Эбби.
– Это мой друг, – сказал Бен.
– Тоже художник?
– Нет, бизнесмен. Владелец магазина. Даже двух.
Бен обвел комнату беспокойным взглядом. Его глаза снова остановились на Беделии.
– Как вам мое новое платье? – нарочито беспечным голосом спросила она.
Уловка оказалась не очень успешной. Все видели, что ей отчаянно хочется сменить тему разговора.
– Шикарное! – сказала Эбби. – Как из Парижа!
– Я сама его пошила.
– Не может быть!
– Да-да, пошила, – подтвердил Чарли, узнавший об этом пару часов назад, когда они одевались для визита к Бену.
Эбби покачала головой.
– Беделия, ты чудо! Я готова была поклясться, что оно из Европы.
– Спасибо. – Беделия сделала еще глоток шерри.
– Вот в чем вы должны мне позировать, Беделия. Я хочу, чтобы вы непременно были в этом платье, – сказал Бен.
– Портрет Беделии! – воскликнул Чарли.
– Вы же не против, чтобы она мне позировала?
– Конечно, нет.
– Ах, Бен! – Беделия укоризненно покачала головой. – Ну зачем вы раскрыли нашу тайну? Это же должно было стать сюрпризом.
– Прошу прощения.
– Сюрпризом для меня? – спросил Чарли.
– На твой день рождения, милый.
– Это было бы просто чудесно! – воскликнул он и пояснил остальным: – Знаете, у меня ведь нет ни одного ее портрета. Даже ни одной фотокарточки.
– Мистер Чейни не должен писать Беделию! – заявила Эллен.
– Почему? – требовательно спросил Чарли. – Почему бы ему не написать портрет Беделии?
– Разве ты не видел его картин?
– Неоднократно. Чем тебе не нравится эта идея?
Обдумывая свой ответ, Эллен какое-то время держала их в напряжении. Наконец она сказала:
– Беделия красива, а ему, похоже, интересно только выставлять напоказ уродство.
– Вы несправедливы! Я же объяснил вам: я стараюсь писать то, что вижу. Честно.
– В Беделии он никогда не найдет уродства, – решительно заявил Чарли.
– Ты видел, что он сделал с красным амбаром? Даже в этом живописном местечке ему удалось отыскать зло.
Ханна объявила, что ужин готов.
– Нельзя найти зло там, где его нет и в помине, – возразил Чарли. – Я не боюсь позволить ему писать Беделию.
– Интересно будет взглянуть на готовый портрет, – сказала Эллен.
– Обещаю, что вы станете моим первым критиком, – сказал Бен и пригласил гостей в столовую.
Ужин начался с моллюсков, как и докладывала Беделии Мэри. Беделия заранее предупредила Чарли, чтобы он не ел первое блюдо. Пока все наслаждались моллюсками, Чарли грыз сухое печенье.
Сидевшая рядом с ним Эллен поинтересовалась, почему он ничего не ест.
– Неужели опять диспепсия, Чарли?
– Я не голоден, – ответил он и во избежание долгих дискуссий на неприятную ему тему воскликнул: – Ты сегодня удивительно хорошо выглядишь! Что ты с собой сделала, Нелли?
Эллен покраснела. Чарли называл ее этим именем, когда давным-давно обучал игре в теннис и катался с ней на возу с сеном, напевая «Провожая Нелли домой» – фальшиво, но весело. Она почувствовала, как вспыхнуло у нее лицо, и испугалась, что румянец выдаст ее смущение. Но румянец ей шел. Особенно сейчас, когда Эллен была в платье из серой шерсти и вишневого шелка, которое одолжила ей Эбби.
– В чем твой секрет, Нелли? Неужто влюбилась? Ты прямо расцвела…
Ханна поставила возле них тарелку с горячими бисквитами. Взяв один, Эллен с суровым видом начала мазать его маслом. От нее исходила какая-то холодность, и Чарли переключил свое внимание на разговор Бена с Эбби.
Беделия тоже слушала, но не принимала в нем участия.
– Сначала, – рассказывал Бен Эбби, – я думал написать ее такой, какой Чарли увидел ее в тот день на веранде отеля. Всю в черном, вдову. На заднем плане – каменистые пики Скалистых гор, подчеркивающие безжалостность и равнодушие природы и жестокость мира, против которого вынуждена бороться хрупкая женщина.
– Звучит потрясающе. Почему же вы передумали?
– Ну, здесь, как вам известно, нет горного пейзажа.
– Разве вы не могли писать по фотографии?
– Я так не работаю. Более того, моя модель уже не худощавая, печальная вдова, за которой наш друг Чарли последовал из комнаты отдыха на веранду отеля. Когда я впервые услышал эту историю, она показалась мне романтичной, и для меня было большим соблазном писать, полагаясь на собственное воображение, а не на реальность.
– Но ведь это правдивая история.
– Объект изменился. Вместо скорбящей вдовы мы видим пышущую здоровьем супругу. Исчезла угловатость линий, а… – Он сделал некий жест, пытаясь точнее выразить свою идею. – Это будет портрет женщины, которая довольна жизнью, поскольку преуспела в самом главном своем предназначении, а именно: сделать все, чтобы мужчина чувствовал себя счастливым.
– Очень лестно, – сказал Чарли.
– Ах ты, самодовольный индюк! – воскликнула Эбби, поигрывая индийским браслетом, который она надела поверх обтягивающего рукава платья из черного атласа.
Заметив, что гости покончили с моллюсками, Бен позвонил в колокольчик, призывая Ханну. Затем повернулся к Беделии и сказал:
– Когда будете позировать для портрета, непременно наденьте кольцо с черной жемчужиной.