Чарли бросил визитку в мусорную корзину.
– В настоящее время мы проводим расследование по заказу Федеральной страховой компании, а также компаний «Саут и Вестерн», «Хаусхолд» и «Нью Колониал энд Фэмили Лайф». – Последнее название принадлежало фирме, в которой Чарли застраховал свою жизнь на шестьдесят тысяч долларов.
– Прошлой зимой эти компании объединили свои усилия для поиска женщины или женщин, замешанных в этих делах. В основном наша деятельность сводилась к рутинной работе – мы проверяли женщин, чьи мужья купили полисы или увеличили страховку, чтобы выяснить, у кого из них сумма страховки непропорциональна их заработку. Большинство жен перестрахованных мужчин – женщины нервные, избалованные и боятся остаться в одиночестве. Следить за ними не составляет труда, их можно посещать хоть каждые несколько дней. У них есть родственники, друзья, записи из школы. Но когда женщина рассказывает вам о прошлом, которое нельзя проверить, когда вы не можете разыскать ни одного старого друга или дом, в котором она жила раньше, или магазин, где она была постоянным покупателем…
До сего момента Чарли прекрасно держал себя в руках, но сейчас вдруг громко закричал:
– Убирайтесь отсюда! Вон из моего дома!
Бен взглянул на алое пятнышко на губе Чарли, след, оставленный выражением любви Беделии, и слабо улыбнулся. Это переполнило чашу терпения Чарли. Подскочив к Бену, он нанес ему удар. Бен не был к этому готов. У него перехватило дыхание. Чарли стоял над креслом «Моррис», сжав кулаки, и готовился снова ударить. Это был нечестный поединок. Но в данную минуту Чарли было наплевать на правила игры. Он задыхался от ярости, и все его инстинкты кричали о том, что враг должен быть наказан.
Он рванулся вперед, целясь кулаком в подбородок Бена. Бен, однако, уже пришел в себя и успел приготовиться, и хотя все еще сидел в кресле, он нанес сильный ответный удар. Чарли был крупнее Бена, но Бен имел преимущества тренировочного и боевого опыта, тогда как Чарли не пускал кулаки в ход с тех пор, как был первокурсником, и его главным оружием был только гнев. Он дрался со всей страстью, но бестолково. Бен схватил его за пояс и резким движением правой руки швырнул на пол.
Чарли попытался подняться, но Бен не дал ему. Каждое его движение было легким, быстрым и уверенным, он не тратил силы на лишнее. Чарли не уступал до тех пор, пока не иссякла его ярость. Он дрался как одержимый. Они прокатились по всей комнате. Наконец Бен прижал тело Чарли к полу, совсем обездвижив его, и склонился над ним. Чарли покраснел и выбился из сил, а Бен, казалось, совсем не устал. Он встал, отряхнул пиджак, поправил галстук и пригладил волосы и потом, повернувшись к Чарли спиной, стоял так до тех пор, пока тот не поднялся. Ему не хотелось, чтобы Чарли еще больше почувствовал свое унижение.
Чарли стоял посреди комнаты, опустив руки, всем своим видом выдавая слабость поверженного. Он проиграл схватку, и ему позволили отряхнуться. Он понял, что борьба была бессмысленной. Даже одолей он Бена, это не изменило бы ни одного из представленных детективом фактов.
Когда Чарли снова заговорил, он тщательно подбирал слова и отчетливо их произносил:
– Мне кажется, я знаю, зачем вы рассказали мне эту историю и в чем пытаетесь меня убедить. Но вы ошибаетесь. Вы идете по ложному следу. И больше я ничего не хочу об этом слышать.
– Я вас не виню, – спокойно ответил Бен. – Если бы кто-то так отозвался о моей жене, я сделал бы то же самое. Но факт остается фактом…
– Я больше не хочу слышать о ваших фактах!
– Может, они покажутся вам более интересными после того, как вы получите дозу яда в тарелке вареного риса.
– Идите к черту! – закричал Чарли.
– В последнем стакане пива, который выпил Уилл Барретт, наверняка было снотворное. Она могла собрать все опиаты и яды, которые ей требовались, когда сидела в аптеке с мужем. Когда он выходил в туалет или обслужить покупателя за прилавком, она могла брать понемногу из той или иной склянки. Наверняка набрала предостаточно на будущее.
– Это только ваши догадки. И они ничего не доказывают.
– Мясник из Топики, штат Канзас, Альфред Холл, умер после того, как посыпал свой французский тост инсектицидом вместо сахарной пудры. Он отправился на рыбалку и сам готовил себе еду. Поначалу предполагалось, что жена поедет вместе с ним, но у нее заболело сердце, и доктор велел ей избегать любой физической нагрузки. Так что бедному мужу пришлось ехать одному. Вечером перед отъездом он собрал свой походный столовый набор – очень красивый и дорогой, оловянные тарелки, контейнеры для хранения еды, который жена подарила ему на день рождения. В тот вечер к нему заходили соседи, и Холл, прежде чем уложить в рюкзак новый столовый набор, им его показывал. Несколько дней спустя бойскауты нашли его тело у погасшего костра. И в одной из оловянных солонок был обнаружен инсектицид. Холл страдал близорукостью и вполне мог перепутать сахарную пудру с инсектицидом, когда собирал вещи.
– Случается, – сказал Чарли.
– Действительно. И никто не винил бедную жену. Этим делом мы не занимаемся, не проводим расследования и не наблюдаем за вдовой. У Холла не было хорошей страховки, она получила всего сорок тысяч наличными. Про Холла я вам рассказал только для того, чтобы вы поняли, с какой осторожностью надо готовить себе французский тост.
Чарли попытался проявить равнодушие.
– Близорукости у вас нет, зато с желудком проблемы. Только не надо снова заводиться, – поспешно сказал Бен. – Просто немало мужчин попали в ловушку собственных слабостей: то близорукость, то любовь к рыбе, иные вон пива выпить не могут без того, чтобы потом не утонуть. И всегда все так тщательно спланировано! Боли в сердце, рекомендации врача, продуманные подарки на день рождения, неприятие рыбных блюд, страсть к прогулкам на лодке при луне.
– Так вот откуда у Мейерса возникла эта идея! Вы его надоумили?
– Я хотел устроить сюда сотрудницу не просто для того, чтобы наблюдать за вами, но и убедиться, что вам ничего не подсыпают в еду или лекарства. Если бы вы скончались после таких аутентичных симптомов, не было бы ничего проще для доктора, чем написать в заключении «острое пищевое отравление» и забыть обо всем.
– Но у меня и было острое пищевое отправление. Вы же прекрасно знаете, что я и раньше некоторое время страдал от диспепсии.
– Так ее можно вызвать и искусственным путем.
– Глупости.
– Существует немало препаратов, которые могут привести к расстройству пищеварения. Наперстянка, к примеру. И жена давала вам успокоительное…
– Обычный бромид, который смешал для нас Лавман. – Чарли сделался еще более упрямым. – Я больше не желаю выслушивать ваши грязные подозрения. Доктор получил результаты анализов, не так ли? Разве там не все написано? Вам известно так же хорошо, как и мне, что у меня был всего лишь приступ острого несварения. И ничего больше.
– Я был здесь, когда вы говорили об этом своей жене, – напомнил Бен. – Может быть, вы помните, что сразу после этого я упомянул Кина Барретта. Я сделал это умышленно: хотел, чтобы она знала, что вовсе не находится в безопасности, как ей кажется.
– Будьте вы прокляты! – воскликнул Чарли. На шее у него вздулись вены, голос стал более глухим. – По какому праву вы так с ней разговаривали?
– Ей бы как раз было на руку, если бы доктор сделал анализ и результат оказался отрицательным. Второй приступ не вызвал бы ни малейших подозрений. А окажись исход летальным, она бы обвинила беднягу Мейерса в том, что тот поставил неверный диагноз и прописал неправильное лечение.
– Вы не можете ничего доказать.
– Вы заметили, – хитро спросил Бен, – как она отреагировала, впервые почувствовав запах ваших рождественских сигар?
– А что я должен был заметить?
– Запахи прекрасно стимулируют память и вызывают воспоминания больше, чем что-либо иное. Сигары этой марки курил Маккелви. Их специально делают на Кубе для членов его клуба. На запах обычного сигарного дыма она бы так резко не отреагировала.
– Спасибо вам за проявленное внимание, – сказал Чарли.
– А вы знали, что никакой Рауль Кокран никогда не жил в Новом Орлеане? – Бен подождал, пока Чарли ответит, но тот сделал вид, что не слышал вопроса. – Никто из художников или домовладельцев во Французском квартале никогда не слышал этого имени, и в лавках, где художники покупают инструменты и краски, оно тоже неизвестно.
– Они вели тихую затворническую жизнь в дешевой квартирке. Арендную плату, наверное, платили наличными. У них было мало знакомых.
– А как же те вечеринки, которые они устраивали всякий раз, как могли себе позволить цыпленка и бутылку кларета? И как же те друзья, которые настояли на продаже его картин с аукциона, чтобы торговец не мог обмануть бедную вдову? И где сам этот торговец?
На это Чарли не нашел, что ответить.
– Я знаю художников, – сказал Бен. – Я жил в летних колониях и старался как можно больше времени проводить с художниками. В одном все они похожи… Готовы говорить о своих работах с любым, кто захочет слушать, и большинство приобретает холсты и кисти в кредит. Так как же случилось, что никто не помнит художника по имени Рауль Кокран и его прелестную жену? Ради всего святого, Чарли, сотрите эту красную дрянь с лица, из-за нее вы выглядите полнейшим дураком.
– Красную дрянь?
– Вас, очевидно, целовали.
Чарли смущенно вытащил носовой платок.
– Слева, над губами, – раздраженно сказал Бен. – Картин с подписью Кокрана не существует, нет ни торговца, ни друзей, ни кредита в лавках, ни малейшего следа Рауля или Беделии.
Чарли посмотрел на красный след, отпечатавшийся на платке.
– Ни в мэрии, ни в какой-либо из больниц нет записи о смерти Кокрана.
Чарли выдавил холодным, полным презрения голосом:
– Я встречался с людьми, которые ее знали.
– В Колорадо-Спрингс? Они познакомились с ней уже там, верно? Так же, как и вы.
– Так или иначе, я не думаю, что она связана с теми делами.