– Посмотрите, что у нас есть! – похвасталась Мэри.
Эллен увидела половинку грейпфрута, украшенную вишенкой.
– Как мило, – сказала она.
Мэри ожидала большего. Она считала грейпфрут на обед – да еще в январе! – невиданной роскошью.
– Миссис Хорст считает, что мистеру Хорсту это на пользу. Она думает, он должен каждый день есть свежие фрукты.
Чарли вспомнил слова Бена о счастливых мужьях. Беделия хорошо играла роль жены, она знала все уловки, необходимые для того, чтобы сделать дом уютным и обеспечить мужу комфорт. В новую жизнь с каждым последующим мужем она привносила опыт, полученный с его предшественником. Роль жены была делом всей ее жизни, и эта роль удавалась ей куда лучше, нежели тем добропорядочным женщинам, которые, выйдя замуж, считают, что могут чувствовать себя в безопасности и обращаться с супругом как с прислугой или домашним питомцем. Беделия воспринимала брак как приятное путешествие, а самое себя – как доброжелательную попутчицу, всегда готовую разделить веселье, ведь ее не стеснял страх, что отношения станут слишком серьезными, поскольку она знала, что рано или поздно путешествие закончится, связи будут оборваны, а она обретет свободу и сможет отправиться в новое плавание.
– Ты меня не слушаешь, – сказала Эллен. Она начала рассказывать ему о своем задании в Уинстоне. Ей предстояло взять интервью у человека, который праздновал свое девяностодевятилетие. – Только представь, Чарли, дожить до столь преклонного возраста, видеть, как умирают все твои ровесники, семья и друзья, да даже те люди, которых ты не любил, а затем следующее поколение, и следующее. Младенцы, чье крещение ты видел, когда был человеком средних лет, стареют и умирают.
Чарли смотрел на нее отсутствующим взглядом. Эллен покраснела. Ей куда проще было понять, что, женившись, он перестал любить ее, нежели смириться с его невоспитанностью. Единственным оправданием отсутствия элементарной вежливости с его стороны она могла считать болезнь. Она заметила, что он бледен, что у него тусклые глаза. Может быть, приступ на прошлой неделе был серьезнее, чем он пытался представить.
– Чарли!
В ее голосе звучала взволнованная мольба. Это привлекло его внимание.
– В чем дело, Нелли?
– В тебе. Ты болен, Чарли?
– Я чувствую себя превосходно. Что тебя тревожит?
– Ты мне так и не сказал, что с тобой случилось на прошлой неделе.
– Несварение. Просто я потерял сознание, поэтому все и решили, что это серьезно.
– С тобой точно все хорошо?
– Ты беспокоишься обо мне, Нелли? – снисходительно спросил он.
– Я рада, что с тобой все в порядке, – ответила она и опустила глаза, чтобы он не заметил, как она покраснела.
Мэри принесла блинчики и сосиски. Она подавала их с излишней торжественностью, долго топталась возле стола, ожидая похвалы. Наконец, прежде чем уйти, она сказала:
– Ну, в общем, позвоните в колокольчик, если вам что-нибудь понадобится. Я сразу же приду. – Как будто они не знали, как себя вести в отсутствие миссис Хорст.
Они почти не говорили. Но их связывала давняя дружба, и молчание не было им в тягость. Эллен достала свою пачку папирос, но прежде чем Чарли заметил, что она хочет закурить, ей пришлось попросить у него спичку.
Ей нужно было говорить об этом, хвастаться этим, будто дешевые папиросы компенсировали нечто недостающее в ее жизни.
– Тебя это не удивляет?
Чарли рассмеялся.
– Что в этом плохого, если тебе нравится?
Эллен тоже засмеялась.
– Мне придется написать Эбби и сообщить ей, что ты все-таки не такой уж зануда.
С холма на снегоступах спускались двое. Чарли сидел спиной к окну.
– Ты заблуждаешься, если полагаешь, что курение делает тебя менее женственной, – сказал он. – Ты все время пытаешься что-то доказать, Эллен, но тебе вовсе не обязательно это делать. Ты независимая женщина, сама зарабатываешь себе на жизнь и при этом не ведешь себя так, будто это твой тяжкий крест.
– У меня нет причин жаловаться. Мне это нравится. – Она смотрела, как к потолку плывет облако дыма. – Но ведь мужчины не любят слишком независимых девушек, не так ли? И не видят настоящую женщину в той, которая может позаботиться о себе сама. Мы с Эбби много об этом говорили, пока она у меня гостила. Эбби считает, что секрет очарования Беделии в том…
Раздался звонок в дверь. Чарли не стал задерживаться, чтобы услышать мнение Эбби о Беделии. Он выбежал в коридор и открыл переднюю дверь прежде, чем Мэри вышла из кухни.
– Как будто в них что-то сегодня вселилось. В нее тоже, – сообщила Мэри Эллен.
На пороге стояли Бен Чейни и коренастый мужчина.
– Мистер Барретт, мистер Хорст.
Чарли отрывисто кивнул.
– Рад познакомиться, – пробормотал Барретт.
У него были обвислые щеки, похожие на сдувшиеся воздушные шарики, и рот точь-в-точь такой, как изображала Беделия, – бумажник с крепкой застежкой. Барретт внимательно осмотрел убранство дома, прикидывая размер дохода его владельца.
Чарли сказал, что обедает, и спросил, не хотят ли они присоединиться.
– Спасибо, но мы уже пообедали.
Они проследовали за Чарли в прихожую. Он заметил, что Бен заглянул в столовую, увидел на столе нарцисс Беделии и Эллен на ее месте.
– Может, хотите чашечку кофе? Вы, наверное, замерзли во время прогулки.
– Только не я, – сказал Барретт. – Там, откуда я приехал, гораздо холоднее, чем здесь. По правде говоря, от всех этих физических упражнений мне даже стало жарко.
Бен поправил галстук и пригладил волосы перед зеркалом в прихожей.
– Барретт у нас ненадолго. Сегодня днем он уже уезжает, но как старый друг миссис Хорст, решил заглянуть, поздороваться.
– У моей жены болит голова. Она лежит в постели.
Эллен только сейчас пришло в голову поздороваться с Беном. Вспомнив новости Эбби, она смело смотрела на него, стараясь проникнуть взглядом сквозь его маску и разглядеть в нем черты детектива.
– Почему бы вам не пойти наверх и не узнать, не спустится ли миссис Хорст к нам? Мистеру Барретту не терпится снова с ней увидеться, – сказал Бен.
– Как же твое интервью? – спросил Чарли у Эллен. – Не боишься опоздать?
Она посмотрела на большие круглые часы у себя на запястье и допила кофе.
– Может, она предпочтет, чтобы Барретт поднялся, – предложил Бен, косо поглядывая на Эллен.
– Схожу узнаю, – сказал Чарли. – До свидания, Нелли. Не жди меня.
Легкой поступью он начал подниматься по лестнице, расправив плечи, высоко подняв голову.
– Вот в этом весь Чарли, – сказала Эллен, выходя из столовой. – Волнуется за меня по поводу моей встречи. За всю жизнь не пропустил ни одного поезда, даже ни одного трамвая. Извините меня.
То, что Бен прервал ее разговор с Чарли, испортило ей настроение. Она была разочарована тем, как быстро Чарли с ней попрощался. Она зашла в спальню на первом этаже, вымыла руки и надела шляпку.
В столовой Мэри убирала со стола. Она тоже поприветствовала Бена в надежде, что он заведет разговор и она сможет поведать ему о своей помолвке. Но он только сказал:
– Здравствуйте, Мэри, – и закрыл дверь в столовую.
Чарли торопливо спустился по лестнице.
Эллен как раз выходила из столовой, натягивая перчатки. Она остановилась, глядя, как он подходит к мужчинам в гостиной.
Бен поспешил ему навстречу. Барретт грузно поднялся с низкого стула. Сквозь все окна в комнату лился солнечный свет, золотыми пятнами ложился на ковер. В этом ясном свете лицо Чарли казалось слепленным из влажной глины.
Он попытался что-то сказать, но слова застряли у него в горле. Он болезненно сглотнул и застыл, безвольно опустив руки, ссутулившись, являя собой жалкое зрелище. По горлу нервно перекатывался кадык.
– Как ваша жена?
Чарли повернулся к Бену. Землистое лицо стало странно пунцовым, краска разлилась даже по шее. В выпученных, остекленевших глазах обозначилась сетка красных и синих прожилок. Когда он наконец заговорил, его голос звенел, как сталь.
– Моя жена мертва.
Его охватила ярость. Он поднял вверх кулаки, словно намереваясь ударить Бена, но тотчас опустил руки, и теперь они беспомощно болтались в рукавах. В эту тихую, словно застывшую минуту казалось, что в комнате никогда ничего не изменится: мебель навечно останется на своих местах, краски никогда не поблекнут, ничто не покроется пылью, солнечный свет не перестанет косо падать в окна, шторы никогда не будут задернуты, а Чарли и Бен, Барретт и Эллен навечно застынут в этих позах, словно высеченные из мрамора или отлитые из металла статуи. Дом звенел от тишины, в которой было больше жизни, чем в любом звуке. Казалось, будто время остановилось, а река перестала бежать по камням.
Плечи Чарли опали, он прикрыл веки и сделал несколько неверных шагов вперед, двигаясь, словно слепой. Его рука протянулась к Бену Чейни. Остальные, как по сигналу, снова начали дышать. Голова Барретта повернулась над широким воротником, точно крепилась на шарнирах. Бен взял из рук Чарли какой-то предмет.
– Но она не была серьезно больна! – воскликнула Эллен. – У нее просто болела голова.
Чарли, спотыкаясь, подошел к двухместному креслу и упал в него. Бен пошел за ним и встал рядом, строгий и бдительный.
– Самоубийство? – спросил он, глядя на коробочку для таблеток, которую вручил ему Чарли.
Эллен ухватилась за это слово и возмущенно бросила его назад в лицо Бену:
– Самоубийство! Да как вы можете такое говорить? С чего вы взяли?
Барретт открыл было рот, но Бен покачал головой и поднял руку, призывая его к молчанию.
– Вы, верно, сошли с ума! – вскричала Эллен, обращаясь к Бену.
– Меня это не удивляет, – только и сказал он. Выйдя в коридор, он закрыл дверь, прежде чем воспользоваться телефоном.
В кухне, домывая посуду, напевала Мэри. Барретт достал из кармана сигару, посмотрел на нее, потом на Чарли и убрал обратно. Эллен тихо подошла к Чарли, стараясь ступать только по коврам и избегая пространства между ними. Она молчала и не прикасалась к нему, только тихо стояла, наклонив голову и положив руку в меховой перчатке на узорчатую льняную обивку двухместного кресла, которую выбрала Беделия, когда приехала из Колорадо, став миссис Чарльз Хорст.