Этого человека звали Уоррен Вильсон, и в том, как он жил, не было ни намека на грядущую насильственную смерть. В этом номере он прожил пять лет и три месяца и ни разу за все время не создал ни единой проблемы, какие нередко бывают головной болью для управляющих эксклюзивных отелей. Весь персонал любил Вильсона за щедрость и отнесся к его кончине как к потере друга. Большую часть времени Вильсон проводил в номере – читал в постели или слушал пластинки, лежа на диване.
Исходя из заключения коронера, пассивный образ жизни являлся следствием проблем со здоровьем. Вильсон был худ и бледен, а легкие его испещряло такое количество шрамов, что удивительно, как он вообще дотянул до смерти от пули двадцать второго калибра.
Гости у него бывали нечасто. Служащие отеля запомнили неких мистера Торнхилла, мистера Хеннинга и мистера Бендаса – джентльменов средних лет, разделявших увлечение Вильсона коллекционированием первых изданий. О его страсти к литературе свидетельствовали не только библиотека и выбор друзей, но и впечатляющее количество материалов для письма, рассованных по шкафам. О том, что страсть оставалась нереализованной, свидетельствовало отсутствие рукописи.
Судя по выбору книг на полках, Вильсон был человеком с тонким чувством стиля и, вероятно, перфекционистом, который мог написать три строчки в понедельник, добавить пару запятых во вторник, в среду одну из них убрать, весь четверг придирчиво перечитывать результат, в пятницу все яростно сжечь и провести субботу в мыслях о том, как продуктивно была прожита неделя.
В его жизни была женщина. Она приходила в отель нечасто и ни разу не регистрировалась у администратора, потому что всегда приходила вместе с Вильсоном после ужина в ресторане. Два мальчишки-лифтера утверждали, что она очень красивая, но так и не смогли определиться, блондинка она или брюнетка.
Вечером накануне своей кончины Вильсон также ужинал в ресторане, однако вернулся один. Он потягивал французский бренди под любимые пластинки, а в люксе напротив негр-пианист играл буги-вуги – у единственных соседей Вильсона по этажу была вечеринка. В тот вечер на тридцатый этаж поднялось более шестидесяти человек, и никого из них не попросили сообщить свое имя администратору – так распорядилась хозяйка вечеринки, женщина из номера 3006-8.
Никто из прибывших не спросил, где живет Вильсон. Очевидно, убийца знал, что жертва занимает номер 3002-4. У лифтеров было много работы, и всех пассажиров, поднявшихся на тридцатый этаж, они сочли гостями вечеринки. Только один мальчишка, нанятый всего неделей ранее и еще не знакомый со всеми жильцами и их обычными гостями, запомнил нервную даму, которая, выходя на тридцатом, уронила сумочку. Лифтер наклонился, но дама поспешно нырнула за сумочкой, схватила ее и сунула под мышку с самым воинственным видом. На даме был плащ в шотландскую клетку – больше мальчишка о ней ничего не запомнил.
Хозяйка вечеринки не смогла припомнить клетчатого плаща ни на ком из гостей. Ее вечеринка была формальной, и шотландская клетка была бы столь же неуместна, как цилиндр на бейсбольном матче. Так что полиция причислила клетчатый плащ к описанию подозреваемой. Делу это мало помогло – шотландская клетка как раз вошла в моду, и такие плащи носили многие.
Еще больше запутали полицию показания Жана-Пьера Имана и противоречащее им заявление официанта Гюстава. Месье Иман владел дорогим французским рестораном на Восточной Двенадцатой улице и помнил даму, которая иногда ужинала в его заведении с Вильсоном. Она была молода и красива и в свой последний визит, за десять дней до печальной кончины мистера Вильсона, пришла в новом весеннем плаще в красно-сине-зеленую шотландскую клетку. Жан-Пьер утверждал, что она утонченная блондинка.
Гюстав же, как бы ни было ему неприятно перечить боссу, заверил, что девушка Вильсона – блистательная, тонкая и гибкая брюнетка с бездонными темными глазами. При этом Гюстав и Жан-Пьер сошлись в одном – Вильсон появлялся в их ресторане только с одной девушкой.
Словом, полиции предстояло вычислить то ли блондинку, то ли брюнетку, одетую в один из сотен тысяч клетчатых плащей, мелькающих на улицах Нью-Йорка. Это была непростая задача, но капитан Аллан Риордан из детективного бюро заявил, что не успокоится, пока не найдет даму в шотландской клетке, которая девятого мая могла иметь в сумочке пистолет двадцать второго калибра.
Риордан и его люди принялись собирать информацию. Где-то в плодородной почве жизни Уоррена Вильсона лежал ключ к его странной гибели. Почему человек тихого нрава и скромных привычек стал жертвой хладнокровного убийства? В чем причина гнева или обиды, заставивших кого-то убить этого ценителя вин и салатов, восторженного поклонника Прокофьева, Дебюсси, Малера, Саки и Уильяма Блейка?
Одно обстоятельство приводило Риордана в замешательство не меньше, чем загадочная гостья в шотландской клетке. Никто не знал источников дохода Вильсона. Второго числа каждого месяца он клал на чековый счет две тысячи долларов наличными. Это было весьма необычно, однако в банке лишних вопросов не задавали. Со времен депрессии двадцать девятого года встречались эксцентричные субъекты, которые в страхе перед революцией обратили свои активы в наличные и держали их в банковских ячейках.
Ячейки на имя Уоррена Вильсона не нашлось ни в одном банковском хранилище Нью-Йорка. И ни в одном из этих святилищ золота, облигаций и банкнот ни один клерк, ни один охранник не смог вспомнить похожего на Вильсона клиента, который открывал бы свою ячейку второго числа каждого месяца. Никаких сведений об Уоррене Вильсоне не было и в Федеральной налоговой службе.
В поисках хоть какой-то зацепки люди Риордана изучили все видимые грани жизни Вильсона. Допросили его парикмахера, портного, друзей-коллекционеров. Все были знакомы с ним недавно и ничего не знали о его прошлом. Кто-то припомнил, что Вильсон говорил о жизни в Аризоне; полиция выяснила, что он когда-то работал в Чикаго.
В дальнем нижнем углу книжного шкафа Риордан нашел одну странную зацепку – связанную не столько со смертью Вильсона, сколько со странными обстоятельствами его появления на свет. Выходило, что Уоррен Дж. Вильсон вовсе не был рожден, он стал плодом имевшей место двадцать лет назад беседы над контрабандным мартини в чикагском подпольном баре.
Собственно, Риордан обнаружил стопку рекламных листовок в папке из искусственной кожи. На листовках значилось:
Таково было громкое название курса дистанционного обучения из тридцати уроков. Материалы приходили в конвертах с надписью «из частного офиса Уоррена Дж. Вильсона, президента Фонда Уоррена Вильсона, Чикаго, Иллинойс». Стоил курс семьдесят пять долларов, оплата взималась по пять долларов за два урока в месяц.
Программа курса затрагивала весьма широкий спектр тем – от туманных умопостроений вроде «Динамики бизнеса» до практических советов в духе «Внешность как бизнес-актив». Автор показал себя личностью, черпающей знания о людской природе не только из собственного опыта. Материалы курса содержали отсылки к трудам Локка, Милля, Генри Джорджа, Уильяма Джеймса, к пелманизму – знаменитой английской системе ментальных упражнений, к методу самовнушения Эмиля Куэ, психоанализу Зигмунда Фрейда, популярным романам Горацио Элджера и лоримеровским «Письмам к сыну от отца, который добился всего сам».
Для полиции наибольший интерес представляли те части, где Уоррен Дж. Вильсон делился с аудиторией самородками человеческой мудрости, обретенными им в личных беседах с крупными воротилами бизнеса. Должен же был хоть один из этих банкиров и финансистов, с которыми Вильсон болтал вот так на короткой ноге, хоть что-то о нем вспомнить и дать ключ к разгадке его прошлого. Увы, все они успели отправиться в мир иной задолго до выхода книги.
Так кто же такой этот Вильсон? Имя казалось смутно знакомым. Даже капитан Риордан сразу отметил, что где-то его слышал. Пытаясь выяснить, чем занимался Вильсон в годы, прошедшие между выходом книги и убийством, Риордан отправил своих людей туда, куда редко заносит работников следствия, – в публичную библиотеку. Там, в журналах за тысяча девятьсот двадцатый и двадцать первый год, нашлись объявления с рекламой «курса успеха», причем имя Уоррена Дж. Вильсона, бизнесмена и финансиста, звучало в них так, будто его обладатель давно снискал мировую славу и тому, кто слышит о нем впервые, надлежит немедленно устыдиться собственного невежества.
Судя по этим рекламным объявлениям в научно-популярных альманахах, журналах о здоровье, личностном росте и самообразовании, след Вильсона вел в Чикаго.
В двадцатые годы этот город был не только оплотом гангстеров и контрабандистов – это была столица торговли через заказы по почте, Афины курсов дистанционного обучения, храм науки, где корифеи рекламной шумихи и продаж в рассрочку делились своим искусством со всеми желающими. Они были готовы обучить всему на свете – как классическому балету, так и целительству наложением рук – за пять долларов в месяц плюс пятидолларовый вступительный взнос. Причем все это были не какие-нибудь нелегальные конторы, а зарегистрированные организации, совершенно законно сеющие добро с помощью федеральной почты Соединенных Штатов.
В каждом объявлении давали гарантию: обучим тому, что заявлено, или вернем деньги. Уоррен Дж. Вильсон не гарантировал успеха, он обещал вернуть все до цента, если в течение полугода после завершения курса ученик не увеличивал свой доход или не получал продвижения по службе. Для подобных компаний это был распространенный трюк: мало какой болван обращался за возвратом, еще меньше действительно завершали программу. Курсы были одобрены Межштатной торговой комиссией и Бюро развития бизнеса и допущены к распространению по почте, поскольку содержали вполне конкретную полезную информацию. В частности, из учебной программы Вильсона можно было не только почерпнуть советы по быстрому и легкому обогащению, но и обучиться каллиграфии, ведению бухгалтерского учета, машинописи, элементарной стенографии, а также получить знания о страховании, тарифных нормативах, сложных процентах и биржевых курсах.