1
– Держи, – Рике вручила Симону розовый конвертик. Тот повертел его в руках. Конверт не был запечатан, и парень вытащил кусочек глянцевого картона.
– Приглашение на день рождения? Клёво! – он улыбнулся и с выражением прочитал: «На празднование пятнадцатилетия Эрики Тьоре приглашается Симон Левт. Вечеринка состоится двадцать пятого февраля по адресу: Ню Сандвиксвьен, семьдесят шесть. Просьба приходить к семнадцати часам. В программе: деньрожденский торт, напитки, живое общение. Приветствуются цветы (стоимость букета не выше трёхсот крон), приобретение подарка не обязательно. Именинница будет рада видеть Вас на своём празднике!»
Ребята шли вдоль Седэльвы. Скучная и серая в начале февраля, река медленно несла свои воды к фьорду. Рике подняла камешек из отсыпки вдоль газона и кинула его в реку. Бульк!
– А кто ещё придет? – Симон бережно спрятал конверт под куртку.
Рике помедлила с ответом. В прошлом году у неё собирался почти весь класс, не смогли прийти всего пара человек. А кого приглашать в этом? Разве что Магнуса и Эйнара. Но вместе с Симоном? Вдруг решит, что она просто хочет повыделываться?
– Это имеет значение? – ее слова прозвучали тихо и неожиданно печально.
– Конечно, нет. – Симон взял Рике за руку. Когда он перебирал её пальцы своими, или поглаживал ладонь, горячее томление в груди и животе Рике стремительно нарастало. Иногда казалось, что она взорвётся от переполняющих тело и разум ощущений. – Но я не хотел бы чувствовать себя белой вороной среди незнакомых людей.
– Там не будет незнакомых, – теперь она заговорила решительней. – Я приглашаю одного тебя.
– Воу! – удивился Симон. – Это реально круто! Но ведь всё равно же будут родители, брат?
– Папа ещё в плавании, – ровно ответила девочка. – Он вернётся только в марте. А Ирма… Собиралась к подруге вместе с Улле.
– И не будет отмечать твою днюху?
– Мы с ней потом отпразднуем, вечером, – уклонилась Рике.
– Ну ладно, – воодушевился парень. – Значит, я особенный приглашённый. Может, одеться как-нибудь по-особенному? Например, в смокинг?
Рике прыснула.
– А я тогда возьму напрокат вечернее платье с голой спиной! С блёстками! Будем танцевать под саксофон!
Смеясь, они вышли на площадь у ратуши. После событий пятого января всё уже восстановили. Разбитые боевиками витрины сверкали новыми стёклами, и даже отметины от пуль на зданиях аккуратно замазали – теперь и не скажешь, что всего месяц назад в городе развернулась кровавая бойня. Только статуи святых на Седаросском соборе… Раньше Рике не обращала на них внимания – ну, каменные истуканы, подумаешь. А теперь они казались грустными, словно увиденное навсегда наложило на их лики мрачноватую тень.
– Симон, – сказала она, и парень слегка сжал её ладонь в ответ. – Ты уже думал, чем будешь заниматься после школы? На кого учиться, кем работать?
– Хм. – Он потер подбородок свободной рукой. – Говорят, у меня есть успехи в математике, и хорошо даются языки. Думал пойти учиться на программиста. Но это ещё неточно. А что?
– Да ничего, в общем-то. Я тоже недавно задумалась, кем бы хотела быть.
– И кем?
– Помнишь, я рассказывала про госпожу Лунд? Она профессиональная медсестра, и у неё рак. Вот бы уметь его лечить! Я, наверно, пойду учиться на врача.
– Лекарства от рака разрабатывают не врачи. Этим занимаются ученые – биологи, химики, биохимики. Фармацевты. Врачи потом только будут выписывать на него рецепт.
– Надо же. Я и не знала. Мне казалось, что врачи сами придумывают все лекарства.
– Нет, – начал Симон, – там длинная цепочка…
Но тут Рике дернула его за руку и потащила за собой.
– Лив! – крикнула она. – Привет!
Недалеко от них у дверей уличного салона красоты курила невысокая молодая женщина, кутаясь в малиновый пуховик. Она улыбнулась и помахала им рукой.
– Кого я вижу! Эрика! – сказала женщина (довольно красивая, отметил Симон, с гривой роскошных каштановых волос), когда они подошли ближе. – Как дела? Гуляете?
– Гуляем. Все хорошо. Симон, это Лив.
Лив протянула руку, и парень легонько пожал её.
– Слышала, у Илзе проблемы со здоровьем. Как она? – Лив бросила окурок в урну.
– К ней дочь приехала. Будет за ней приглядывать, – Рике шмыгнула носом. – Но так-то не очень.
– Да уж. Никогда не знаешь, откуда свалится напасть, – Лив покачала головой. – Может, зайдёте? – она открыла дверь салона и остановилась на пороге. – Клиентов все равно нет, могу угостить кофе.
– За кофе спасибо, но у меня к вам другая просьба. – Рике опять потянула Симона за собой, и они вошли в салон. В небольшом помещении перед зеркалами стояли два кресла для стрижки клиентов и пара столиков. На стене ТВ-панель беззвучно мельтешила яркими красками музыкального клипа. Рике понизила голос. – А карты у вас с собой?
Женщина понимающе кивнула.
– Сейчас принесу. Садитесь пока сюда.
– Что за карты? – шепотом спросил Симон, когда Лив вышла в подсобку.
– Таро. Гадальные. Хочу один вопрос задать.
– Какой?
Лив вернулась, неся в руке колоду карт, раза в два крупнее игральных. На «рубашке» у них художник изобразил солнце, луну и звёзды.
– Какой вопрос? – спросила она, не подозревая, что эхом вторит Симону.
– Какая перспектива у наших отношений с Симоном? – выпалила Рике. Парень выдернул у неё руку, словно обжёгшись.
– Давай посмотрим. Ты согласен узнать своё будущее? – Лив взглянула на парня. – Это не однозначное предсказание, только наиболее вероятный вариант.
Симон помялся, косясь на Рике, но кивнул.
Лив принялась аккуратно тасовать колоду, приговаривая: – Смотрю перспективу развития романтических отношений Эрики и Симона, покажите мне, как будут развиваться отношения этой пары…
Она быстро выложила карты на стол, перевернула их, и сразу посмотрела на Симона.
– Ты ничего не хочешь сказать Рике?
– Да н-нет, – выдавил он. – А что?
Лив сгребла карты, перемешала их и разложила снова, теперь уже по-другому. Рике показалось, что на столе лежат те же самые карты, что и в предыдущем раскладе, только в иных комбинациях.
– Те же арканы. – Лив многозначительно постучала по пронзённому тремя мечами сердцу на одной из карт. – Скажи честно, ты морочишь девочке голову?
Симон вскочил.
– Никому я не морочу! – его голос звучал излишне громко.
– Спокойно. Сядь, – велела Лив. – Тогда почему не говоришь, что у тебя есть другая?
– Чтоо? – Рике хотела еще что-то сказать, но от изумления потеряла дар речи. Какая другая?
Она протянула Симону руку, но парень отбежал к двери.
– Ведьма! – крикнул он, тыча в Лив пальцем. – Не верь ей, она врёт! – и выбежал на улицу.
Рике кинулась за ним, но Симона и след простыл.
– Что за хрень? – в ярости она ворвалась обратно в салон. Бред! Абсурд! Только что все было в порядке, и вдруг!.. Это Лив, она все испортила!
Но Лив была абсолютно спокойна.
– Угомонись, – она обняла Рике, и девочка почувствовала, как нервная дрожь утихает. – Он тебя обманывает. Все понятно уже по его реакции. Лучше узнавать о таких вещах сразу, потом было бы гораздо больнее.
Глаза Рике моментально налились слезами.
– Держи, – Лив протянула ей бумажное полотенце. – Сейчас я сделаю нам кофе.
2
Магрит открыла дверь своим ключом. Жёлтый дом выглядел заброшенным, окна – пустыми и тусклыми. Не зря Хозяин заколачивал их фанерой – с улицы здание выглядело абсолютно нежилым.
– Гудрун? – внутри тоже было тихо. На пыльном полу у двери валялся молоток, стояла картонная коробочка с гвоздями. Несколько россыпью разбросаны рядом. Магрит наклонилась собрать их.
Наверху зашаркали шаги.
– Не трогай, – проскрипела Гудрун, перегнувшись через перила второго этажа. Свет из распахнутой позади неё двери разгонял полумрак холла. Пылинки лениво кружились в его лучах.
– Я хотела отнести в подвал, – сказала Магрит, взвешивая в руке молоток. Его тяжесть дарила приятную уверенность.
– Не трогай! – рассердилась старуха. – Хозяин сам уберёт, если надо. Он иногда любит постучать молотком, вспомнить добрые времена, хе-хе. Положи, и поднимайся ко мне.
Магрит выпустила молоток, и он упал на дощатый пол с глухим звуком.
Гудрун оборудовала себе на втором этаже жилую комнату. Недавно она переехала сюда окончательно. Откуда?.. Магрит сообразила, что понятия не имеет, где старуха жила раньше.
Это, наверно, было единственное помещение, где осталось незаколоченное окно. Оно выходило прямо на глухую стену соседнего дома. На маленькой электрической плитке стоял чайник, рядом сиротливо жалась немытая чашка.
По допотопному, ещё с кинескопом, чёрному «JVC» в углу шли новости.
– Смотри-ка, – ткнула пальцем Гудрун.
Показывали репортаж о митинге у стен Илы, тюрьмы строгого режима в окрестностях Осло. Митингующие, среди которых было немало «синих курток», требовали освобождения массового убийцы Варга Рейвига. Мелькали «волчьи» шевроны.
– Сво-бо-ду! Сво-бо-ду! – скандировала толпа. – Рей-виг ге-рой! Сво-бо-ду!
Полиция предпочитала не вмешиваться, наблюдая со стороны.
– Скоро, скоро, – проскрипела Гудрун, усаживаясь на кресло у стола, поставленного под окном. Магрит обратила внимание, что на нем лежала пухлая тетрадь в кожаной обложке. Таких сейчас уже не купишь. Дневник?.. – Скоро всё вернется на круги своя. И отделим мы зёрна от плевел. Да, Магрит?
По ТВ ведущая уже переключилась на другую тему. Магрит села на продавленный диван и прислушалась: «… политика нулевой толерантности к мигрантам, связанным с калифатом. В ближайшее время городские власти предполагают депортировать…». Она довольно улыбнулась. Это её планы и идеи. Её, а не мерзкой старушенции напротив.
– Что улыбаешься? – раздраженно каркнула Гудрун. – Слушай внимательно. Я спрашиваю, сколько ты ещё собираешься прятать мать в доме? Не пора ли уже решить проблему?
– А какое у нас есть решение? – прикинулась овечкой Магрит.
– Не слышала про ритуал отбора Силы? Не смеши. Уж с чёрным искусством ты знакома не хуже меня, девочка. Так что не морочь мне голову.
– Предлагаешь мне убить собственную мать? – возмущение играть почти не пришлось. – Что дальше? Пожирание младенцев?
– Понадобится, и младенцев будете есть. – Гудрун прищурилась. – Уже совсем близко время, когда Хозяин выйдет на сцену. Надо её подготовить к триумфальному возвращению. А твоя мать – сильная ведьма. Ежели она освободится от морока, то будет биться с тобой не на жизнь, а на смерть. Не играла бы ты с огнём. Один раз застала её врасплох – во второй раз может не повезти. А заберешь её Силу – станешь самой могущественной. Не только в Тролльхавене, во всём Норвеге. Да что там, думаю, и во всей Европе! После меня, конечно.
– Послушай, Гудрун, – сказала Магрит примирительно. – Есть вероятность, что она нам ещё пригодится. Мало ли что. Давай поговорим об этом после, когда Повелитель вернётся к активной жизни. Тогда и будет видно.
– Вам бы всё проволочки. – Старуха поджала губы. – Тянете кота за хвост, ничего не можете решить. Все ваши беды отсюда. Смотри, придут осси, и дотянетесь. Ладно уж, подождём немного. А что там с девчонкой? – сменила она тему.
– Лунд слегла с болезнью, и они сейчас совсем не общаются, – Магрит надеялась, что облегчение при уходе со щекотливой темы устранения матери не слишком сквозит в её тоне. – Девчонку я решила пока тоже не трогать. Не время привлекать внимание. А то найдётся дотошный дурак, начнет копать… Нам сейчас это ни к чему.
– Ни к чемю-ю, – передразнила Гудрун. – Играете в свои игры… Чует моё сердце, придется мне самой заниматься и девкой, и твоей мамашей. Заберу у них всё, будешь потом локти кусать. Кстати, почему это полиция шастает по Краю?
Магрит наморщила лоб.
– По Краю?
– Да, деточка, по Краю! Тебе, может, из мэрии плохо видно, а мне от двери – очень хорошо! Какие-то придурки вызвали на днях полицию, приезжали судмедэксперты. В новостях молчат, но Хозяин недоволен. Что там такое? Ты представляешь, что будет, если в одном из домов спадет защитный морок, и наткнутся на кости?
После пятого января трупы находили до сих пор – в лесах вокруг Тролльхавена, в подвалах домов, в одиноко стоящих хютте в окрестностях. Да и ферма Торссона у всех на слуху. Полиция уже перестала ставить в известность мэра о каждом случае обнаружения человеческих останков. Надо будет сделать внушение этому комиссару, как его…
– Я разберусь, – сказала Магрит.
Старуха осклабилась.
– Разберись уж, пожалуйста. Надоела суета вокруг этого района.
Она тяжело поднялась из кресла.
– Ладно, ты мне больше сегодня не нужна. Можешь идти.
– Хозяин? – осторожно спросила Магрит.
– Набирается сил. Спит. Иди, сказала, – и Гудрун махнула рукой в сторону двери.
– Запри за собой! – услышала Магрит, выходя. Старая ведьма не преминула показать напоследок, кто здесь главный.
3
Рабби Лева Симон застал в мастерской. Его неподвижная согбенная фигура казалась изваянием среди столов и немытых окон.
Ученики уже ушли, гончарные круги остановились, засохшие куски глины свалили в ящик.
– Симон? – старик колюче посмотрел из-под кустистых бровей. – Давно тебя не видно.
– Простите, рабби, – парень рефлекторно поправил вязаную кипу на макушке. – Семейные проблемы.
– Да? И что же за такие проблемы, ради которых стоило бросать учёбу, юноша? – Рабби показал на стул рядом с ним, и Симон присел.
– Я как раз хотел спросить вашего совета…
Старик выжидающе молчал.
– Не знаю, как сказать… В общем, я встречаюсь с девушкой, она старше… Но есть ещё другая, она мне нравится больше, и с ней почему-то ничего не получается. Вот в последний раз мы с ней гуляли, и она затащила меня к гадалке…
– Шо ви говорите, – перебил Симона учитель. – Девицы, поди, норвежки? А вовсе не пристойные дщери семени Авраамового?
– Ну да, так получилось…
– И ты, мало того, что гуляешь с гойками, мне подсказывает мой разум – обманывая их обеих, еще и ходишь по гадалкам?
– Рабби, говорю же, так получилось. Одна из них тоже вроде учится на ведьму, она показывала такие…
– Какие «такие»? – заверещал рабби Лев. Он вскочил, потрясая сморщенными кулачками. – Ты когда Пятикнижие открывал в последний раз, юноша? На бар-мицву[25]?
Симон встал и виновато потупился.
– «Ворожеи не оставляй в живых», помнишь такое? Сейчас не те времена, чтобы побивать колдуний камнями, да и мы не в той стране. Но осквернять себя гаданием! Плотской связью с ведьмой!
– Связи не было… – влез Симон.
– Молчи, несчастный! Я буду говорить с твоим отцом! Тебя запустили! Знаешь ли ты, как погиб мой учитель, рабби Йегуда, и те, кто учился у него вместе со мной? А? Молчишь? А ведь нас выдала одна из таких ведьм, только чтоб им не было неудобств! Мы бежали из Герресборга, и спаслись бы, но! Ведьмы погубили невинных детей, лишь бы не терять комфорта. И твоя гойка погубит всё, что тебе дорого, если сейчас же не одумаешься.
Рабби подошел к гончарному кругу и стукнул по нему кулаком.
– Когда Морские Псы проиграли войну, сколько нас осталось? Двое! Рабби Йегуда умер у меня на руках на ступенях приюта, Лазарь в пятьдесят пятом уехал в Атлантис. И всё! Нельзя доверять ведьме, даже если она симпатичная девушка! Особенно, если симпатичная девушка!
Он остановился отдышаться. Лёгкие старика сипели так, что Симону было слышно с двух метров.
– Чему я вас тут учу? Лепить горшки и глиняных болванов? Подумай сам, мальчик. – Рабби поманил Симона пальцем. – Веками мы были гонимы и угнетаемы. Какой был выход, если мы хотели выжить? Знать и уметь то, чего не умели другие. Потому-то нас ненавидели и боялись, поэтому главарь Морских Псов проклятый Хитлер хотел извести еддеев всех до единого.
Старик схватил руку Симона и приложил к сухому куску глины в ящике.
– Как Иегова создал человека из праха земного, так и я учу вас вдыхать жизнь в мёртвую материю. Во всё, мальчик мой, во всё! В золото и драгоценности, в деньги и ценные бумаги, в судебные дела и акты законов. Книги, фильмы, картины, изобретения, открытия, приборы, механизмы – ты всё сможешь оживить с помощью своих рук и нескольких значков на клочке бумаги. От ювелирного и банковского дел до науки и искусства – всё будет тебе подвластно. Металл и кожа, бумага и плёнка начнут дышать и двигаться, повинуясь твой воле. Я уж не говорю о медицине – если станешь врачом, тебя будут называть не иначе, как «волшебник»…
Рабби вздохнул и спрятал руки в карманы старого пиджака. Симон еще подержался за глину, чувствуя, как тепло его ладони нагревает растрескавшуюся поверхность.
– Или же ты можешь растерять этот дар. Растратить, позволить его украсть. Украсть чужой женщине, которой только это от тебя и надо. Поразмысли над моими словами. Я дал совет, теперь решай – будешь ли ты ему следовать. Ещё вопросы?
Парень покачал головой.
– Тогда ступай, юноша. Ступай и не греши.
…На звук хлопнувшей двери навстречу Симону из гостиной вышел отец.
– Звонил рабби Лев. Я в курсе твоих похождений, и что ты пропускал занятия – тоже. Будешь отрицать?
– Нет, – глухо ответил Симон. – Не буду.
– В последнее время в Норвеге назревают перемены, которые мне не нравятся. – На звук их голосов вышла Ракель, и стала рядом с мужем, строго глядя на сына. – Не нравятся нам с мамой. Здесь стало опасно жить. Поэтому мы приняли решение о переезде в Атлантис.
– В Атлантис? – горло у Симона вдруг пересохло. – И скоро?
– Два-три месяца. Мне надо свернуть дела и перевести активы. И рабби настаивал, что до переезда ты должен сдать дипломную работу.
– Зачем? – горько крикнул парень. – Зачем ему моя работа?
– Не глупи, – назидательно поднял палец отец. – На этом ты всю жизнь сможешь жить безбедно.
– Деньги, деньги, одни деньги! – Симон рванулся в комнату, хлопнув дверью.
– Ну вот, опять, – сказала Ракель. Отец в ответ развёл руками.
Во второй декаде февраля в новостях сообщили о воссоединении всего Балтланда с Речью Посполитой. Ирма заявилась домой навеселе с бутылкой вина.
– За Великий Поланд! – провозгласила мачеха тост, наливая себе бокал. – Что, смотришь? – подмигнула она Рике. – Смотри, смотри.
Она покружилась по кухне, напевая.
– Увольняюсь! – заявила вдруг Ирма после пары минут тишины. – Надоел фитнес-центр хуже горькой редьки. Пашем за двоих, благодаря твоим родственничкам-осси. Посетителей мало, платят копейки. Меня зовут в одну организацию, денег там больше, и работа гора-а-аздо интересней! Знаешь куда? – Она наклонилась к Рике, пахнув на нее винным перегаром. – Не зна-а-аешь! А пойду я к «Лесным Волкам»… Вот. Похожа на Красную Шапочку? – И пьяно расхохоталась. – У них есть в штате должности с зарплатой, а я хороший администратор, ла-ла-ла… Перееду жить в Атлантис, страну счастья и мечты!.. Пускай сгинет грязный Остланд, там кругом одни скоты…
На день рождения Рике, как и договаривались, Ирма ушла вместе с Улле к подруге. Ларс не позвонил – видимо, опять не было связи. До шести вечера Рике сидела у торта, с замиранием сердца прислушиваясь к шагам на улице. В дверь так никто и не постучал. Она зажгла свечки, посидела, разглядывая их, и с силой задула. Потом схватила торт и сунула его в холодильник. Несколько упавших свечек остались лежать на полу.
Подарок отца – оплаченную годовую подписку на три крупнейших электронных библиотеки она так и не активировала. Подаренный на Рождество ПокетБук валялся на столе, потихоньку зарастая пылью.
4
По выходным у ворот толпились родственники мобилизованных «ведьм», каждый раз полные самых дурных предчувствий. Фауль распорядился засыпать гравием площадку, где приезжающие на свидание могли оставить свою телегу, коня, велосипед, или – очень редко – автомобиль. Встречи проходили в специальном помещении на территории поселения, под надзором охраны. Убедившись, что их жёны, матери, дочери или сёстры живы и здоровы, родня растворялась в тенях лесной дороги до следующих субботы-воскресенья.
Однако через некоторое время эта активность начала сходить на нет. Женщин хорошо кормили, условия проживания были получше, чем у многих из них в родном доме, о жестоком обращении даже речи не шло. Теперь люди успокоились и приходили реже, да и той тревоги, которая поначалу читалась на их лицах, уже не замечалось. Два младенца, мальчик и девочка, которые подпали под «мобилизацию» с матерями, росли крепкими и здоровыми. За ними присматривал штатный врач айнзацкоманды, а в здании медицинского пункта в поселении всегда дежурил фельдшер.
Разрешалось писать и получать письма. Интендант, который ездил два раза в неделю на рынок в Тролльхавен, бросал их там в ящик на почте. В последнее время комендант Фауль стал отпускать вместе с ним Бирге Бё, чтобы она лично выбирала продукты для его стола.
Обермайору было не очень понятно, по каким критериям Ленц относил мобилизованных к «ведьмам». Даже тех, кто летом плясал нагишом у костра. Никаким колдовством в поселении и не пахло, это были просто мающиеся от безделья бабы, скучающие по своим семьям.
Через месяц в домики провели электричество, через два – построили сауну, и женщины, до этого мывшиеся в тазах в своих хютте, грея воду на кухне, выстроились в очередь к ней с полотенцами и сменным бельём. Жизнь налаживалась.
Приезд «этнографов» прошел без помпы. В начале зимы на территории поселения появились офицеры в чёрных парадных шинелях с серебряными петлицами. Судя по всему, парадку у них носили постоянно. На праздничном обеде в честь прибытия группы оберфюрера фон Кляйна комендант Фауль обратил внимание – нагрудные знаки эсэсманов украшала руна «Одал». Это означало, что ученые по совместительству являлись чиновниками Главного управления по делам расы и поселений Охранных отрядов Рейха.
Фон Кляйн, худой высокий старик с абсолютно лысой головой, удовлетворенно кивал.
– Мои поздравления, штурмбанфюрер, – обратился он к Ленцу надтреснутым голосом. – Вы тут хорошо устроились.
По прусскому обычаю, в глазу фон Кляйна красовался монокль. По мнению Фауля, которое он благоразумно держал при себе, монокль придавал руководителю «ученых-этнографов» довольно зловещий вид.
– Благодарю вас, профессор, – склонил голову Ленц. – Я стараюсь создать все условия для нашей плодотворной работы во благо Рейха.
Они с фон Кляйном сидели во главе стола друг напротив друга. Из управления поселения присутствовал только обермайор Фауль, и два младших чина были с Ленцем – начальник охраны и старший офицер службы снабжения. Остальные – девять человек в чёрной форме с собачьей головой в петлицах приехали с фон Кляйном. Все в высоких чинах, сухопарые, с суровыми лицами. Каждый раз, когда колючий взгляд одного из «этнографов» останавливался на нем, коменданту хотелось поёжиться.
– За здоровье фюрера! Прозит! – провозгласил первый тост оберфюрер. За фюрера полагалось пить стоя. Все вскочили, загрохотав отодвигаемыми стульями. Фауль понял, что приказы теперь отдает не только Ленц – придется прогибаться и перед «профессором» с моноклем в страшноватом глазу.
Пили мало, зато ели весьма обильно. Худоба не мешала аппетиту фон Кляйна, как и его подчиненных. Бирге в красивом национальном костюме сбилась с ног, меняя тарелки перед гостями. На кухню сновала и девчонка Гудрун, по случаю торжественной встречи важных лиц наряженная матерью в свое самое нарядное платье кремового цвета. Смотрелось оно, впрочем, на взгляд Фауля, довольно убого.
– Завтра после обеда мы приступаем к работе, комендант, – неожиданно произнес фон Кляйн, вперив тяжелый взгляд в переносицу Фауля. – Будьте добры, подготовьте контингент. Объясните женщинам важность сотрудничества с властями. И, – он повысил голос, – недопустимость сокрытия любой информации! Для лиц, уличенных во лжи, будет назначаться суровое взыскание. Вам понятно?
– Яволь, герр оберфюрер! – побледневший комендант вскочил, снова загремев стулом.
– Только сделайте это помягче, – сухая рука профессора сжалась в кулак. – Подумайте, как. Надеюсь, мне не надо вас учить.
На следующий день после завтрака женщинам объявили сбор в комендатуре, в зале для собраний. Имелся, конечно, и плац, но строить на нем контингент не рекомендовал Фаулю сам Ленц – все-таки они придерживались «мягкого режима». Ночью выпал небольшой снежок, и сейчас он поскрипывал под ногами идущих из столовой подопечных обермайора.
Стол коменданта находился на возвышении в конце зала. Со своего места Фауль рассматривал входящих, сверяясь со списком с фотографиями: вот ковыляет мамаша Турхиль-Луиза Сивертсен, самая старая из всего контингента. Крючковатый нос и подбородок с бородавкой торчат вперед, придавая ей сходство со страшной колдуньей из Пряничного домика. Женщины выбрали её старостой поселения. Вот Марет Лисе Каролине Касперсен, самая молоденькая. Хорошенькая. Эх, руки никак не дойдут. Вот Хеге Бротен с младенцем, а за ней вторая кормящая мать… Где-то сзади пристроились Бирге и настороженная Гудрун.
Неопределённость всегда бесила Сюльвестра Фауля. Пройдоха Ленц подкинул ему задачку. Вот простые крестьянские бабы – ну, пусть не все, есть несколько городских, двое даже из хороших семей. Но: сидят-то они под замком, за колючей проволокой, с охраной-эсэсманами. Значит – заключенные? Э, нет. С этими женщинами, дорогой друг Фауль, вы должны вести себя вежливо и корректно, они очень ценны для Дойчланда и всего германского мира. Тогда они – особый резерв командования. Но почему их охраняют солдаты на вышках с пулемётами, часовые с собаками? И какая его роль в этом спектакле?
Когда все расселись на простых деревянных скамьях со спинкой, таких, как стоят в церквях, комендант пригладил белёсые волосы и придал лицу значительное выражение.
– Майне дамен, – начал он на дойчевский манер. – Сегодня знаменательный день! В Тролльхавен прибыла делегация видных германских ученых под руководством профессора фон Кляйна. Господа ученые будут собирать народные сказания, обычаи и обряды по всему региону. Они оказали великую честь рейхскомиссариату Норвег, начав с нашего скромного поселения.
– Вам, может, и оказали, – прошамкала мамаша Сивертсен. – А нас бы лучше домой отпустили.
– Вы все знаете, что собраны здесь исключительно для вашей безопасности, – любезно ответил комендант, и немного помолчал. Новых реплик из зала не последовало. – Как только бандиты, прячущиеся в лесах, будут уничтожены, всех вас сразу препроводят к вашим семьям.
Кто-то в зале хмыкнул, но обермайор не стал акцентировать на этом внимание. У многих из мобилизованных женщин могли быть родственники, ушедшие в партизаны.
– Господа учёные также желают знать, есть ли у кого-либо из вас секреты, или рецепты по поддержанию, сохранению здоровья? Они могли достаться вам от предков, бережно хранивших их веками. Вот, например, солдат на поле боя. Целая дивизия сынов Норвега сейчас в рядах вермахта и Охранных отрядов сдерживает красную заразу на востоке. В парня попала пуля. Он в лесу, или поле, санитаров нет, перевязать нечем, идет бой, рядом только верные боевые товарищи. Госпиталь далеко. Но молодой боец знает выход. Он читает старинный наговор, и останавливает кровь. Срывает несколько травинок, и его умирающий друг возвращается в строй. Сколько жизней можете спасти вы – простые матери и жёны!
– На днях, – продолжил он, сделав глоток воды, – мне пришлось увидеть этих недочеловеков, осси, которые попали в плен. Существа, не могу подобрать другого слова. Они совершенно потеряли человеческий облик, бросались на охрану, полностью озверели. К сожалению, пришлось их уничтожить. Представьте, что будет, если орды Стальнина хлынут в Норвег, в Европу?
– Нехрен в Остланд было лезть, тогда и спасать бы никого не пришлось, – вполголоса пробормотала мамаша Сивертсен. Фауль сделал вид, что не заметил крамольных речей старосты. Остальные женщины равнодушно смотрели то на него, то в окно, то на соседок.
– Помощь такого рода будет щедро вознаграждена! – привёл еще один довод комендант. – Подумайте вот о чем: Рейх тратит на ваше содержание значительные средства! Пока вы здесь в безопасности, мужчины Европы плечом к плечу борются с угрозой с востока. Хотите ли вы им помочь? Сотрудничайте с властями – и Рейх поможет вам, каждой лично.
Бабка Сивертсен опять хотела что-то сказать, но встретилась с обермайором взглядом, и захлопнула свой щербатый рот.
– У меня всё, – подытожил майор. – Не разочаруйте господ ученых, дамы. Вы свободны.
Дни потекли так же, как и до приезда эсэсманов-этнографов. Люди фон Кляйна чем-то занимались с мобилизованными на территории лагеря, в специальных домах, иногда вывозили их к горе, в расположение айнзацкоманды. Ленц не распространялся о своей работе, и Фауль предусмотрительно не лез с расспросами.
Однажды Бирге уехала в город на рынок, обермайор просматривал у себя в кабинете отчёт интендантской службы, как вдруг с кухни раздался приглушенный грохот. Он не спеша поднялся, расправил китель, и прошел туда.
Гудрун стояла на табурете, прижав руки ко рту. На полу под ней валялись жестяные банки с крупами и макаронами. От падения с полки крышки открылись или послетали, содержимое вперемешку разлетелось по полу. Сушеные горох и фасоль, рис и спагетти валялись повсюду. Увидев хозяина дома, девочка втянула голову в плечи.
Фауль подавил рефлекторное желание бросить в глупую девку чем-нибудь тяжёлым, а потом добавить ногами.
– Собери всё это, – спокойно сказал обермайор. – Перебери и разложи по банкам.
Он повернулся и пошел обратно в кабинет. Не хватало еще ронять достоинство.
Фауль несколько раз прислушивался. Раздался подозрительный свист, потом ещё один. Наконец он снова последовал в кухню.
Гудрун прохлаждалась, сидя на стуле, а рассыпанные припасы сортировали по банкам… КРЫСЫ!
– Ааааа!!! – заорал комендант, побагровев и топая ногами. Грызуны кинулись врассыпную, а мерзавка девчонка вскочила и замахала руками.
– Герр комендант, умоляю, не надо кричать!.. – Она скривилась, готовая зареветь.
– Это что?!! – гаркнул Фауль, уже немного тише.
– Они чистенькие, они бы все собрали, умоляю вас! Ими можно управлять, это совсем просто, я вас научу! – девчонка смотрела жалобно и заламывала руки.
– Как управлять?
Гудрун издала несколько тонких свистов в разной тональности.
– Вот, этому легко научиться!
– Ненавижу паразитов! Говоришь, легко? Хм…