1
Девчонки из HOS J04[26] шутили, смеялись, натягивали шорты и футболки, а Рике уже направилась в зал – ещё раз осмотреться на старом новом месте. Прошлое поджидало на выходе из раздевалки.
– Оо, розовая маечка! – Грете (белый верх, красный низ, синий номер 22 на груди) пощупала ткань Рикиной футболки. Розовую майку полевого вратаря Рике надела поверх своей синей. – Надо было всё розовое надеть, чтоб такая совсем девочка-девочка. Тогда точно пожалеют. Хеллоу, китти!
Кирстен, прислонившаяся к стене, хихикнула.
– У тебя так и нет месячных, Эрика? – спросила она невинным голоском. – Команда знает, что за них играет ребёнок?
Рике смерила взглядом бывших подруг. Обе, похоже, в приподнятом настроении. Ей остро захотелось сказать или сделать им что-нибудь обидное.
– Помнишь, как на прошлом чемпионате мира наши Остланд порвали? – лениво процедила Грете. – Вот так мы вас сегодня порвём.
Проходящий мимо Торир остановился рядом с ними.
– Общаешься с одноклассницами? – он улыбнулся Рике, показав белые зубы. – Не задерживайся, пожалуйста, нам ещё нужно обсудить стратегию.
– Да я уже иду, – буркнула она. Веснушки на её покрасневших щеках и носу вспыхнули чёрными точками.
Девочка обогнула «подруг» вслед за тренером HOS, и пошла к выходу в зал, не оглядываясь.
Спиной Рике чувствовала ухмылки Грете и Кирс.
Неделю назад ее подозвала Нора Хансен – их физрук и тренер школьных команд по гандболу.
– Слушай, тут такое дело… Тебя довольно долго не было, и я пока взяла на замену в команду Инге из твоего класса. Девочки проголосовали за неё. Она неплохо играет, и…
Её выкинули даже из гандбольной команды! У Рике защипало в глазах. Мир стал сплошным предательством. Она отвернулась от госпожи Хансен и зло шмыгнула носом.
– Ты не расстраивайся, – Мячик погладила ее по плечу. – Ситуацию твою я знаю. А форму терять нельзя. Хочешь поиграть с J04 из Хеллиг-Олав-Сколе? Они тоже в нашем спортобъединении, я знаю их тренера.
Физручка заглянула ей в лицо и заговорила быстрее, увидев у Рике в глазах холодное отчаяние.
– Он там как раз подбирал игрока на замену одной девочки. Не сдавайся, покажи, на что способна. У них сильная команда. Я позвоню ему прямо сейчас, ок?
Рике кивнула через секунду, но предательская слезинка всё равно сорвалась с ресниц.
Уже на следующий день она поехала знакомиться с новой командой. Тренер – Торир Норд – представил её.
– Коллеги, знакомьтесь, это Эрика. Она поиграет с нами какое-то время. Говорят, что Эрика достойно бьётся в нападении.
– Ну вот и посмотрим, – сказала красивая Сильвие-Мари, и девчонки засмеялись.
– Ты что такая грустная? – спросила похожая на валькирию Агнес, капитан команды. Ростом она была даже повыше Рике. – Тоска прям у тебя на лице. Случилось чего?
– Да не, – мотнула головой девочка.
– Тогда пошли, форму выберем тебе. У нас несколько комплектов осталось, чтоб твоим родителям не тратиться.
Форма HOS была синего цвета с красной каймой, и белой короной на майках. Рике ткнула пальцем в комплект с номером 13, как раз по её размеру. Остальные были уже на девушек со сформировавшейся женственностью, а не на швабру.
– Не суеверная? – хмыкнул Торир в черную бородку. – Это радует. Пусть тринадцать будет твой счастливый номер.
Приняли её хорошо, и сыгрались быстро.
Тренировки были через день – вторник-четверг-суббота, плюс игры. В первые выходные играли товарищеский матч с командой Спарбу – небольшой деревни близ Тролльхавена. Рике сделала пять результативных передач, и забила четыре мяча. В итоге – выиграли 17–13. После матча каждая из коллег по команде пожала ей руку, обняла, или похлопала по плечу. Сильвие-Мари чмокнула в щеку.
– Я тебя скоро полюблю, – призналась она. – Ты наше самое ценное приобретение.
Кристина и Агнес, стоящие рядом, присвистнули, и все захохотали.
В классе Рике держалась отстранённо, и её никто больше не пытался доставать.
В следующий вторник Торир не стал шутить перед тренировкой, как обычно, а похлопал в ладоши, привлекая внимание.
– Начинаем подготовку к турниру района, – объявил он. – Теперь вы в два раза энергичнее, в три раза быстрее и в пять раз эффективнее! Выйдем в финал – сыграем за Кубок города!
– А с кем первая игра? – спросила темноволосая, худенькая Хайди.
– Кстати! Рике будет интересно. Встречаемся с Брюгге-Хавн-Сколе, твоей бывшей командой, в зале BHS. Расскажешь нам о сильных и слабых сторонах BHS J04?
У неё внутри всё будто оборвалось, но Рике постаралась не подать виду.
Судьи приняли во внимание, что она ранее играла за Брюгге-Хавн, и допустили её с условием провести первый тайм на скамейке запасных или же сыграть за полевого вратаря.
– Думаю, тебе надо играть, – сказал Торир. – Это важно – посмотреть в лицо своим страхам. – Он поднял вверх майку полевого вратаря с дырками для номера на спине и груди, и помахал ей.
Розовый цвет майки живо напомнил Рике об Илзе. О том, как Селин тогда выгнала её из дома матери. Илзе любит розовый цвет. Сколько она уже не была у неё?
– Давай, Рике, – хлопнула в ладоши Тильда, штатный вратарь команды. – Постоишь тайм на воротах, а потом назабиваешь им по самое не хочу.
«Если я сыграю в розовом и мы выиграем, Илзе пойдет на поправку», загадала Рике.
– Отлично, – сказала она. Девчонки заулюлюкали, а некоторые особенно впечатлительные даже запрыгали.
… По результатам жеребьёвки HOS выбрали свою половину поля, а BHS достался мяч. Бывшая команда Рике сразу пошла в атаку. Когда перед девочкой на линии ворот вдруг возникла яростная Грете с мячом, та растерялась, и пропустила гол.
Свистки судей, крики болельщиков с трибун, сигналы Торира – всё слилось для Рике в один непрерывный гул. Вон стоит госпожа Хансен, делая вид, что не замечает её. Инге забивает ей гол. Бело-красная форма команды. Её прошлой команды. Кирс, улыбается извиняющеся и в то же время будто презрительно – и Грете забивает снова.
– Ничего, бывает, – бросает Агнес.
Отец говорил Рике, что у неё крестьянское лицо (в этом нет ничего плохого, в нашем роду не было кролей), но всегда добавлял, что от мамы ей досталась какая-то аристократичность, отпечаток породы, которую не вытравили даже семьдесят лет красного режима в Остланде.
– Самые красивые девушки – норвежки и осси, – шутил Ларс. – Поэтому я и женился на твоей маме.
– Держи ворота! – кричит Тильда.
Рике представляет себе, как она выглядит сейчас – растерянная пятнадцатилетняя простушка, и ни капли аристократичности. Жалеть её точно не будут. Она пропускает ещё несколько мячей, и Торир берет тайм-аут. Счет 7–12 не в их пользу. Минута.
– Нам надо собраться, – говорит он. – Давайте поддержим Эрику, ей сейчас тяжело. Эрика, послушай. Ты не предаёшь свою команду. Это они не поддержали тебя, когда проголосовали за твою замену. Соберись.
– Вперёд! – кричат все они, собрав руки в центр круга, и резко вскидывают их вверх. В старой команде Рике вместе с девочками кричала «Давай к победе!».
До конца тайма она даже ловит несколько мячей.
В перерыве Рике ждала упрёков, обвинений. Но девочки лишь молча хлопали её по плечу, не было даже косых взглядов. Торир подошел к ней вместе с Агнес.
– Собралась на скамейку запасных? – спросила капитан. Девочка понуро кивнула.
– А я говорю, что ты играешь, – с нажимом сказал тренер. – Для Норы Хансен это важно. Прекрати казнить себя, и подумай – почему. Не прячься за спинами девушек, как испуганная кошка. Кошки – одиночки, а ты в команде. Ты отлично играла в прошлом матче, и отлично сыграешь в этом. Через семь минут – в игру.
Я не кошка, подумала Рике. А кто?
Она вспомнила, как толкнула камень тогда, в лесу. Если так толкнуть мяч, то он полетит, куда надо. Мяч гораздо легче камня. Только вот… Только это будет неправильно.
А волчица? Как она тогда рыла землю под камнем, спасая щенков? Если не кошка, то, может, я… Волчица?
Стыдиться, кроме своей команды, ей сегодня было некого. Отец в море, Ирма на работе, друзей и знакомых в зале нет. Трибуны заполняли родственники и группы поддержки обеих команд, их одноклассники, болельщики спортобъединения и просто любопытствующие. Класса девчонок из HOS Рике не знала, а родной класс не желал знать её саму.
Прозвучал свисток судьи, и девочки поспешили на площадку.
Рике встала на место левого полусреднего и огляделась. Агнес подмигнула, серьёзная Тильда в воротах кивнула. Кристина, занявшая место левого углового, слегка сжала ей предплечье, а Сильвие-Мари, сидевшая этот тайм на скамейке запасных, послала воздушный поцелуй. Торир показал «ОК».
Но команда BHS Рике совсем не боялась. Грете ухмылялась, Инге сделала вид, что сплёвывает, а Кирс смотрела снисходительно-безразлично.
Игра началась, и Рике стала двигаться по площадке.
Она никогда не заблуждалась насчет своей внешности. Острые черты лица, плоская грудь – худосочный долговязый подросток. Мослы торчат, суповой набор, да и только. Совсем не златовласая красавица с идеальной фигурой и ямочками на щеках из скандинавских инстаграмов. Разве так выглядят волки?
Но зрители с трибун видели другое. Нескладёху, которая так плохо сыграла за вратаря, словно подменили. Ушла угловатость движений, исчезла девочка-подросток. Теперь по площадке скользила сильная, уверенная девушка.
Я в лесу, сказала она себе. Среди бело-красных бегающих деревьев, загоняю со своей синей стаей маленького круглого оленя. В тех воротах он станет нашей добычей.
Обида, злость, чувство вины – всё исчезло. Разве волки злятся на еду?
Молния из мышц и сухожилий – вот чем она стала. Если она проиграет, Илзе умрёт. Если она выиграет, её стая будет довольна. На пятой минуте тайма с линии свободного броска Рике вбила уже третий мяч в ворота BHS J04.
Бело-красные деревья суетились, но не успевали за ней. Один раз перед Рике снова возникла Грете – решительная и злая. Но низкий, почти беззвучный рык, вырвавшийся из груди девушки, испугал бывшую подругу так, что она теперь старалась держаться подальше. Доре, с которой Рике в очередной раз прорвала линию обороны противника, показалось, что в её серых глазах появился странный желтоватый оттенок. Светлые пряди прилипли ко лбу, тяжёлый хвост волос колотил по спине, пятна пота расплылись под мышками. Она была неудержима. Даже веснушки, рассыпанные по носу и щекам, прибавляли её виду воинственности.
Зал наконец-то разглядел надпись на майке Рике.
– Тьоре! Тьоре! – скандировала трибуна болельщиков Хиллиг-Олав-Сколе.
– Э-ри-ка! Э-ри-ка! – вдруг прозвучало с другой стороны зала.
Она кинула туда быстрый взгляд. Магнус и Эйнар махали руками в её поддержку.
Мяч – передача – бросок – подача – бросок – ворота. Прыжок – перебежка – защита ворот – поднырнуть – увернуться. Грубая игра соперниц – угловой – пас – бросок – гол. Грете сбила с ног Агнес – пенальти—гол. Мяч—бег—пас—гол. Свисток судьи. Табло. 27–19. Победа.
Все кинулись обниматься. Девушки хохотали, хлопали друг друга по спинам, и больше всего доставалось Рике.
– Ты была как ветер! – крикнула Агнес. – Ну, Тьоре, не знала, что ты так играешь!
А я раньше так и не играла, думала она, и устало улыбалась в ответ.
Пошли навстречу команде Брюгге-Хавн, хлопая друг друга по ладони. Рике соперницы пропускали, словно прокажённую.
– Предательница! – прошипела Грете.
– Не думай, в сборную всё рано не попадешь, – протянула Инге противным голоском. Рике вдруг встретилась глазами с госпожой Хансен. Та, незаметно для своей команды, быстро улыбнулась ей и показала большой палец.
Я что-то должна была понять, вспомнила Рике. Что-то важное.
Она догнала Грете, и схватила её за руку. Та дёрнулась, как ужаленная, и Рике увидела, что отчаянная, безбашенная Грете – испугалась.
– У вас не выйдет, – сказала Рике.
– Пусти меня! Чего не выйдет?
Растоптать меня.
– Ничего у вас не выйдет, – ответила она.
2
Тормунд спешил навстречу Рике по улице. Уже издалека она видела, как широко парень улыбается, несмотря на чуть ли не валящий с ног ветер.
– Ай, прекрати! – вскрикнула она, когда младший Торссон схватил её руку и сжал, не рассчитав силу. Он охнул и тут же начал растирать ей кисть, продолжая улыбаться.
– Всё, деда выпустили, – рассказывал счастливый Тормунд через несколько минут, когда они устроились в кафе, том самом, где и познакомились. На столе опять были вафли и сироп. Правда, на этот раз – кленовый. – Улик против него нет. На останках есть посторонняя ДНК, с нашей не совпадает. Да и на маньяка дед не тянет, и алиби железное. Это ж надо было кататься по ночам, жертв выискивать! А у нас все машины под окном, так просто не поедешь никуда.
– Как он? – спросила Рике. Вредный патер Торссон не очень-то ей нравился, но хорошо, что он не виноват, и его отпустили.
– Злой, как чёрт. Клянёт всех, на чем свет стоит. Смягчился только когда увидел, что на ферме все нормально, – парень засмеялся. – А самое главное знаешь? ДНК с останков на поле совпала с той, что нашли на Краю! Значит, это дело рук одних и тех же преступников. И не моего деда – точно. И ты тут помогла мне, как никто! Круто, а?
– Но это же значит, что маньяк, или маньяки все еще на свободе? – спросила Рике, не разделяя воодушевления собеседника.
– Знаешь, я думаю, это те шариане. Может, не только с лесопилки. Им многое сходило с рук. Правда, почти всех их поубивали при зачистке города, так что сейчас трудно будет докопаться, кто виноват. Но исчезновения людей прекратились, и это к лучшему.
– Ну да, – задумчиво сказала Рике. – А они правда прекратились?
– В новостях об этом больше не говорят, значит – да.
– Ну ладно. В любом случае, я рада за вас.
– А ты чего сама такая грустная? Чернявый твой не обижает? Я теперь тебе должен, если что – только скажи.
– Да нет, с мачехой нелады дома, – здесь Рике почти не соврала. – С Симоном всё в порядке, – а тут почувствовала, как щёки её краснеют. Но Тормунд списал это на горячие вафли и кофе.
– Нужна будет помощь – звони в любое время. Помогу, чем смогу.
– Спасибо, – ответила Рике. Если что, помощь Тормунда ей не помешает, это точно. – Буду иметь в виду.
Преодолевая ветер, они шли от Пристани по Фортунен к Хоконсгатен, когда с прилегающей улицы наперерез им хлынула шумная толпа. Ребята остановились переждать плотный поток людей. Многие были в синих куртках с «волчьими» шевронами.
– Это что за шествие, не знаешь? – спросила Рике.
– Скоро же выборы в стортинг. «Лесные Волки» хотят набрать достаточно голосов. Это их первая компания, вот они и вывели на улицы своих сторонников.
– Но ведь «Волки» – только подразделение синих курток?
– Не-ет, Рике. «Волки» уже политическая сила. Есть у них вполне здравые предложения. Вот молодёжь за ними и тянется. Я тоже думаю к ним податься. Только не нравятся они деду что-то, больно, говорит, от них идейками фюрера попахивает.
Дома Ирма сидела в гостиной, смотря ТВ. Она глянула на Рике, и снова отвернулась к телевизору.
– …возлагать всю вину на шариан, – говорил ведущий. – Комиссар Лекке высказал обоснованные сомнения на этот счёт, так как доказано, что в мигрантской среде тоже имели место случаи исчезновения людей, в том числе и несовершеннолетних. Поэтому руководство полиции считает преждевременным…
Выборы в субботу прошли тихо. Единственной скандальной новостью стала победа «Лесных Волков», забравших почти половину мест в парламенте. Другие партии принялись образовывать коалиции и блоки против новичков – в общем, всё, как обычно.
Первой инициативой победителей стало ужесточение закона об иммиграции в Норвег. «Волки» объявили, что будет пересмотрена и политика по отношению к мигрантам, уже «сидящим на шее у государства». Осталась почти незамеченной новость, что дело Варга «Волчары» Рейвига отправлено на пересмотр.
… Симон вошел в опорный пункт, убедившись, что там одна Ингрид.
Девушка обрадовалась:
– Ты где пропадал? Заходи! Кофе будешь?
– Нет, я быстро. По делу.
– По делу – хорошо, это правильно. У нас тоже скоро дело намечается – «Волчару» Рейвига будут освобождать. Поедешь со мной его встречать?
– Вот я как раз поэтому. Я не смогу. Мы скоро уезжаем.
– Да? И куда собрались?
– Родители хотят перебираться в Атлантис. Там родня, у отца связи.
– Блин, Симон, тебе скоро семнадцать. Тебе родители что, до сих пор указывают, что делать? Слушаешься мамочку?
– Не говори так, Ингрид. Это моя семья. Мы должны держаться друг друга.
– Я говорю, что хочу, и буду говорить! – разозлилась девушка. – Если ты такой тюфяк, езжай! Мне казалось, что ты похож на мужчину, но я, видимо, ошиблась.
Симон поднялся со стула и пошёл к двери.
– Стой! – рявкнула Ингрид. Она тоже встала и уперлась руками в стол. Вид у неё был грозный. – Ты куда это? Раз уж уезжаешь, оставляй имущество!
– Какое имущество?
– Куртку! Куртку снимай! Или ты решил прихватить её, как сувенир?
– Ингрид, но там же ветрище такой, и дождь! Как я пойду домой?
– Я сказала, вешай на крючок! Вызовешь себе такси, слюнтяй!
Она подскочила к Симону и вырвала у него из рук синюю куртку с «волчьим» шевроном, которую парень уже начал снимать.
– Маменькин сынок! – выплюнула она ему в лицо, и вытолкала за дверь.
3
< Мррр! >
< О, боже. Ну что за привычка будить людей? Что вам днем не мррркается? Почему нужно обязательно прийти в три ночи? >
< А вам почему днём не спится? Взяли привычку спать по ночам! А приличные кошки вообще спят тогда, когда им удобно. Вне зависимости от времени суток >.
< Ладно, проехали, – ворчливо подумала Рике. – Знаешь, наверно, что на Краю нашли останки нескольких человек? Говорят, это дело рук бандитов, которые пытались захватить город. Может, и ваш суперкрыс был из них? >
< Нет, – в мыслях Тёплой Пыли мелькнула нотка раздражения. – С ним ничего не случилось. Он набирается сил, и скоро его уже будет не остановить. У нас остается всё меньше времени >.
< Я понимаю. Но не знаю, что мне делать. Я не знаю, где и кого нужно искать >.
< Существо умеет наводить морок. Прятать себя и свое логово от чужих глаз. Поэтому так просто его не найти >.
< Вот как! Откуда ты знаешь? А, да, «кошки знают», – язвительно подумала Рике. – Только что же раньше не сказали? >
< Раньше не знали! Ты будешь слушать? >
< Ладно, давай >.
< Завтра позвони человеку, который работает с твоим отцом. Его жена сидит на рыбном рынке >.
< Это кому? – Рике призадумалась. – Дэн Линьчжоу, что ли? >
< Да, человеку с узкими глазами >.
< И что? Зачем я ему буду звонить? >
< Позвони. Кошки знают. Я пошла >.
С кошачьим воспитанием Рике познакомилась уже давно, поэтому просто повернулась на другой бок и уснула, благо с утра намечалась суббота.
– Алло? – вопреки ожиданиям, трубку взял не Линьчжоу. Судя по приятному девичьему голоску, это была Мэй, его дочь.
– Здравствуйте, – промямлила Рике. – А господин Дэн дома?
– О, привет! Папы нет, он вышел ненадолго, и забыл телефон. А что ты хотела?
– Да так, узнать кое-что…
– Ааа! Когда вернется «Морская Борзая», угадала? Скучаешь по папе? Я бы тоже скучала, не представляю себе, если бы он уплыл так надолго!.. Папа скоро придёт и перезвонит. Или, хочешь, заходи в гости, тут же недалеко. Я сделала пирожки с рисом и сёмгой, пальчики оближешь! – засмеялась Мэй. – Вкууусные! Приходи, угощу, пока горячие!..
А действительно, подумала Рике, что дома сидеть? Пойду.
Она накинула дождевик поверх куртки и побежала к Мэй, шлёпая сапогами по лужам. Ну хоть ветер с утра поутих.
Линьчжоу еще не пришел, и Мэй усадила Рике за стол. Пирожки оказались и правда объеденье, и девушки выпили ещё по две кружки ароматного жасминового чая. Привыкшей к кофе Рике чай казался подкрашенной водицей, но всё равно было очень вкусно.
– Хорошо, что пришла, – Мэй довольно потянулась. – Папу можем не ждать, открою тебе секрет сама, только – тсс! – она приложила палец к губам. – Корабль твоего папы приплывает через три дня! Круто? У них были проблемы со связью, поэтому он не звонил. Но, думаю, Ирма уже знает, просто хотела сделать тебе сюрприз!
– Судно приходит в порт, – машинально поправила её Рике.
Да уж, Ирма сюрприз хотела сделать, зло подумала она. Хотела, точно.
– Что?
– Не корабль приплывает, а судно приходит.
– А, поняла! – улыбнулась девушка. – А ты чего такая притихшая? Когда мы познакомились, ты вроде повеселее была. Проблемы в школе? Или скучаешь по папе?
Чего тут секретничать.
– День рождения мой был недавно, – призналась Рике. – Я человека ждала. И вот так получилось… Короче, он… – В голосе зазвенели непрошенные слёзы.
– Ооо, – расстроилась Мэй, обошла стол и обняла Рике. Та прижалась к её плечу, хлюпая носом.
– Подожди здесь, – сказала Мэй. Она сходила в гостиную и принесла деревянную раму, на которую была натянута белая ткань. Повернула её лицевой стороной к Рике.
– Помню, она тебе понравилась в прошлый раз, – сказала Мэй. – Дарю! С днем рождения!
Это была «Когда женщины стали ангелами». Фигурка Ву Лилан, стоящей на коленях среди холмов, поднимающиеся за её спиной саженцы, постепенно превращающиеся в густой лес на горизонте.
– Но как? – поразилась Рике. – Она же дорога тебе и, наверно, денег хороших стоит…
– Дорогая? Не смеши! – фыркнула Мэй. – Приходи как-нибудь, научу такие рисовать. А то, что дорога мне – это да, и поэтому я дарю её тебе. Не вздумай отказываться!
Слезы Рике высохли быстрее, чем за минуту – от счастья. Кстати пришедший Линьчжоу погрузил картину в машину, и они с Мэй довезли Рике до дома. Там она затащила полотно себе в комнату, сняла с гвоздя карту звёздного неба и пристроила картину. Получилось шикарно.
…«Морская борзая» вошла в порт Тролльхавена без помпы, хотя встречающих собралось прилично. Обросший бородой Ларс схватил в охапку сына, прижал свободной рукой своих женщин, расцеловал от души, разглядывая – неужели правда все живы, здоровы? Вот же повезло! От него крепко пахло морем и табаком – на судне курили почти все.
Праздничный ужин прошел весело, отец много шутил, рассказывал о своих морских приключениях, и Рике почти поверила, что всё стало, как прежде. По такому поводу ей даже разрешили не идти завтра в школу. Ночью она почти час слушала скрип родительской кровати и стоны Ирмы, которых не заглушали никакие закрытые двери, потом схватила со стола наушники и заткнула ими уши.
Утром Ирма уехала вместе с Улле, а отец поднялся к ней в спальню, и присел на кровать.
– Ну и натерпелись вы тут страхов, – сказал он. – Прости, дочь, что не мог быть рядом с вами. Мне так жаль.
– Мне тоже, – пискнула Рике, прижавшись щекой к его ладони. – Хельга…
Ларс помрачнел – Ирма вчера сказала ему про Хельгу.
– Я попробую что-то узнать. Должны остаться хотя бы образцы ДНК неопознанных жертв, можно сличить их с твоей…
Он погладил дочь по волосам.
– Запомни: пираты всегда проигрывают. Они могут вывесить чёрный флаг, но это ненадолго. Надо ещё разбираться, откуда их столько взялось, и кто достал им оружие…
– Но полиция же разбирается, – сказала Рике.
– Полиция… Ну и я кое-что проверю.
– Пап, – она повернулась в постели поудобнее, – а почему оккупантов-дойчей у нас называют Морские Псы? В других странах их же как-то по-другому зовут.
– Морские – потому что напали с моря, подло, вероломно. И вели себя хуже злых собак на чужой земле. Потому и псы. А зовут их и правда по-другому – нацисты. А у нас прижилось «Морские Псы». Ну да, у них вроде было подразделение с таким названием, действовало как раз неподалёку. Ммм, сейчас не вспомню… Ну да неважно.
– Я тут ещё хотела сказать, – как Рике не тяжело было выдавить это из себя, она смогла: – Ирма встречалась с другим мужчиной, пока тебя не было. И вела себя… некрасиво.
Ларс вздохнул.
– Знаю. Она сама рассказала. Ты не сердись на неё, дочь. Ирму тоже можно понять. Представь, каково ей – в чужой стране, одной, с двумя детьми на руках, без поддержки… Я её не виню. Помнишь, как нам было тяжело, когда погибла мама? Как это подкосило бабушку, а потом и дедушка ушёл к ней? Он же сам был из приюта, родных никого, а маму твою они очень полюбили. Я ведь тогда совсем сдал, тебя могли забрать и передать в приёмную семью. Но появилась Ирма, и у нас наладилось. И сейчас наладится. Она, конечно, злилась на меня. Нельзя было так надолго вас оставлять одних.
– Ты же больше не оставишь? – Рике заглянула ему в глаза. – Я тоже злилась.
– Вот тебе крест! – и Ларс размашисто перекрестился. Рике знала, что этой клятве он научился от мамы Кати. Так делали в Остланде. Она посмотрела на стол, где молодая мама смеялась вместе с ними в объектив камеры, в туче морских брызг.
– А где альбомы с фотографиями? Дедушка Арне, бабушка? Я тут хотела посмотреть, и не нашла.
– Ирма куда-то убрала. Ты у неё не спрашивала?
– Да не, потом забегалась и забыла…
– Ну а как в школе у тебя дела? А Илзе твоя, забавная бабулька, она как?
– В школе… Пап, представляешь, я по обмену попала играть в чужую команду! И мы нашу BHS обыграли, вот смеху было. Правда, девчонки на меня обиделись. Некоторые. А Илзе, она заболела. К ней сейчас дочь приехала, ухаживать. Говорит, покой нужен. Ну, я и не хожу пока. Слушай, вот еще хотела спросить, так магия все-таки есть или нет? А то тогда в машине Ирма влезла…
– Не ходишь? Заболела. – Ларс нахмурился. – Печально. Хорошая женщина, в больнице очень за тебя переживала. А магия – ну какая магия, Ри? Опять книжек начиталась? – и он ткнул её пальцем в рёбра через одеяло. Рике с удовольствием захохотала, извиваясь.
– Вот и Селин, дочь Илзе, так сказала! Какая магия, говорит, глупости! А так хочется, чтоб она была! Ха-ха-ха!
– Давай вставай умываться, – сказал Ларс, поднимаясь. – Пора завтракать, хохотушка.
Вечером, когда все сидели за ужином, Рике осторожно заглянула в голову Ирмы – так, как она заглядывала к Валиду-Валету. Альбомы с фотографиями, да… Но они были лишь предлогом.
Когда она грохнулась со стула, все повскакивали, и даже Улле протянул ей руку.
– Осторожней! – воскликнула Ирма. – Разве можно качаться на стуле?
Однако причиной падения было вовсе не баловство. Рике отпрянула от липкой чёрной паутины. Когда смотрела Ирму, она окунулась в эту гадость лицом – так ей показалось. И хоть над головой Ирмы было всё в порядке, черные конусы и струи исчезли, да и сама мачеха казалась оживленной и веселой, Рике это очень не нравилось.
Жутко хотелось рассказать отцу. Но как? Что она сможет ему показать, доказать? Чего доброго, решит, что дочь съехала с катушек, или того хуже – мстит Ирме за прошлые обиды. Вот этого Рике уже совсем не хотелось.
4
В сентябре сорок третьего на территории посёлка рабочие споро соорудили небольшой барак за двумя рядами колючей проволоки, соединенный проходом с основной территорией.
Ленц завел привычку вваливаться к Фаулю без стука, как к себе. Так заявился и в этот раз.
– Дружище Сюльвестр! – крикнул он. – Ты дома?
Фауль вышел из кабинета.
– У меня небольшой сюрприз. – Штурмбанфюрер хлопнул коменданта по плечу, но глаза его глядели серьёзно. – Появится новый контингент. Пражские еддеи. Пять лет умудрялись прятаться, но мы их всё-таки поймали. Старый дед и девять мальчишек, от одиннадцати до четырнадцати лет.
– А почему к нам? Есть же Аушвиц, Треблинка…
– А к нам потому, что это особенные еддейчики. Они умеют делать гойлемов.
– Это что за гадость?
– Гадость, не то слово. Такие глиняные куклы, но живые. Ну, привезут их сегодня – сам увидишь. Фон Кляйн очень хочет ими заняться.
Глава «этнографов» уже несколько месяцев увозил женщин из посёлка к себе в лабораторию, в городок айнзацкоманды. Некоторые возвращались в тот же день, других не было неделями. Исследовательская работа, господа. Вернувшиеся предпочитали помалкивать, что там с ними делали. Некоторые не возвращались вовсе – говорили, что их отпустили домой за сотрудничество.
– Кстати, ты не переживай. – Эсэсман прошелся туда-сюда перед Фаулем. – Еддеи – не твоя забота. Ими полностью займется айнзацкоманда. Охрана, кормёжка. И вот что – любые контакты с контингентом запрещены. Разговоры, тем более передача им еды или каких-то предметов караются заключением в карцер.
– У нас есть карцер? – удивился обермайор.
– Мои люди уже занимаются. Так что, герр комендант, идите и доведите вашим подопечным эту важную информацию.
Фауль щёлкнул каблуками, надел фуражку и вышел в дверь, Ленц – за ним. Собрав женщин в зале комендатуры, он пересказал слова эсэсмана, добавив жути. Штурмбанфюрер, наблюдавший за собранием от дверей, холодно усмехнулся и вышел.
– Пойдём-ка, посвистим, – комендант догнал Гудрун, которая медленно шла к дому, и ухватил её за рукав. – Пока мать в городе.
Он спал с Бирге с первой недели её работы. Связь они не афишировали, коменданту не хотелось, чтоб болтали, что он жарит экономку. Она приходила, когда дочь уже спала, а посреди ночи женщина поднималась – шла обратно в комнату к Гудрун. Но и про занятия Фауля с её дочерью она не знала.
Успехи в командовании грызунами давались трудно. Он научился нескольким простым свистам, но когда пытался исполнить что-то посложнее, крысы путались, суетились. Черно-серое мельтешение бесило обермайора, он в конце концов начинал топтать паразитов ногами, и крысы разбегались. Гудрун успокаивала герра коменданта, делала ему кофе, говорила, что поначалу всегда так, но уже скоро…
Под вечер в ворота въехал грузовик. Из него высыпали эсэсманы в чёрных мундирах охраны, затем на землю стали выпрыгивать еддеи. Старик и девять мальчишек – один другого костлявее. Тонкие шеи торчали из кургузых пиджачков, ставшие короткими засаленные брючки болтались над щиколотками. На ногах драные штиблеты или тряпье. Охрана погнала их к бараку прикладами, овчарки рвались с поводков. Фауль наблюдал за спектаклем с крыльца. Ему нисколько не было жаль недочеловеков – в Норвеге своих уничтожили еще в сороковом-сорок первом, после воссоединения с Рейхом, и он даже участвовал в их поимке. Работа есть работа. Идущий за процессией Ленц поманил обермайора за собой.
Жидов загнали в барак, Ленц с Фаулем зашли следом. Уже темнело, и штурмбанфюрер светил в лица заключенным фонариком.
Старик и мальчишки сбились в кучку у дощатых нар, сжимая в руках жалкие узелки. Ни света, ни белья, разумеется, не было. В углу стояла железная печка и валялся скудный запас дров – по ночам прохладно. Заключенные сутулились, втягивая головы в плечи, прятали глаза. Ленц подошел к старику и наотмашь ударил того по лицу. Несмотря на удар, жид шагнул вперед, стараясь спрятать за спиной мальчишек.
– Слушай меня внимательно, – раздельно произнес штурмбанфюрер. – Условия в бараке зависят от вашего желания помогать Рейху. Будете хорошо сотрудничать, дам лампу и дрова. Будете плохо… Ну, ты сам знаешь.
– Да, герр штурмбанфюрер, – хрипло сказал старик. Его голова мелко тряслась.
– Образцовый порядок, – бросил Ленц и пошел к выходу.
– Видите, Фауль, каковы мерзавцы, – сказал он, стягивая перчатки.
– Никакого снисхождения к врагам Рейха, – поддакнул комендант.
В жизни барака Фауль не участвовал. На следующий день старого жида и двух мальчишек забрал фон Кляйн. Вечером, выпрыгивая из грузовика, старик упал, а пацанов солдаты просто кулями перевалили через борт. Выбежавшие из барака маленькие жиды втащили их внутрь. На второй день процедура повторилась, только детей взяли других. И на третий…
– Дерьмо, – выругался Ленц через неделю. – Дерьмо эти их гойлемы.
Фауль выжидательно молчал.
– Ни хрена не умеют. Тупые глиняные болваны. – Штурмбанфюрер прошел в столовую коменданта и уселся, не снимая фуражки. – Скажи Бирге, пусть сварит кофе.
Обермайор только глянул, и понимающая экономка исчезла на кухне.
– Была мысль делать из них солдат, но толку мало. Приказов не понимают, только могут шагать туда-сюда. Максимум, если кто-то к нему подойдет, ударит лапой. Даже заслон из них не получится.
Бирге принесла две чашки кофе и бесшумно поставила их на стол. Ленц проводил её тяжелым взглядом, стягивая перчатки. Фауль впервые видел его в плохом настроении.
– Ведьмы эти, дуры. Тоже лишь единичные слабые результаты. – Он аккуратно отхлебнул горячий напиток. – Такие дела, Сюльве. Будем хреново работать, отправят на фронт. А уж я в Остланде насмотрелся. – Штурмбанфюрер зло засмеялся. – Нужен результат…
Еддеев больше не трогали. Днем они выползали из барака. Дети бродили вокруг, стараясь найти веточки для печки. Два раза в день их кормили жидкой баландой из картофельной ботвы. Комендант порой задумчиво разглядывал недочеловеков из окна.
Через несколько дней в дверь Фауля громко постучали. Он вскочил с кресла, где читал утреннюю газету.
– Что такое?
На пороге мялся испуганный интендант.
– Герр обермайор, посмотрите, пожалуйста, сами!
Фауль бросился за ним.
После неудачи с гойлемами кормёжку жителей барака возложили на интендантскую службу поселка. Обермайору порой казалось, что интендант – старший квартирмейстер бывшей королевской армии из местных кладет жидам в баланду больше, чем положено, но закрывал на это глаза.
– Что там? Что случилось? – Они уже почти добежали до барака.
– Я приступил к раздаче, – пыхтя, тараторил интендант. – Сначала всё было нормально, но потом я почуял неладное. А теперь – смотрите!
У входа в барак толкались дети с мисками в руках. Старик упал и лежал поперек двери, шевеля ногами, но остальные не пытались помочь. Они старались перешагнуть через него, мешая друг другу.
Обермайор схватил одного из детей за плечо. На него глянуло лицо мальчишки, и вдруг на миг проступила страшная глиняная морда с дырками вместо глаз.
Комендант опрометью бросился звонить Ленцу.
Примчалась куча народу во главе с фон Кляйном и Ленцем.
– Фердаммтэ шайзе! – заорал штурмбанфюрер. – Как это случилось?
– Не могу знать! – вытянулся Фауль. – За барак отвечает ваша охрана!
Теперь наваждение уже развеивалось, и под личинами еддеев все яснее проступали фигуры гойлемов. Ленц подскочил к ближайшему, выхватил из кобуры «люгер» и в ярости выпустил всю обойму. Глиняный болван от выстрелов разлетелся на мелкие куски. Внутри он оказался полым.
– Комендант! – крикнул Ленц. – Разбить всех бешиссен уродов!
Обермайор заозирался в поисках инструмента. Услужливый интендант примчался с молотком. Фауль взмахнул рукой и приступил. Эсэсманы молча смотрели, как он крушит гойлемов. Когда запыхавшийся и красный обермайор добивал последнего, подошедший фон Кляйн схватил его за плечо. Кости словно сдавило тисками.
– Это ваш просчёт, герр Фауль, – проскрипел он. – Ваша неудача, ясно? Вы несёте всю полноту ответственности!
Наконец комендант понял, в чем его роль в спектакле с посёлком. Успехи – заслуга фон Кляйна и Ленца, все неприятности на совести одного человека – коменданта. Ленц выбрал его, как козла отпущения. Он взглянул на штурмбанфюрера – тот с деланным сочувствием качал головой.
– Найти! – рявкнул фон Кляйн. – Сегодня же!
– Прочесать лес! – гаркнул Ленц начальнику охраны. – С собаками! И ферму обыскать!
Эсэсманы повернулись, и направились к воротам.
Фауль постоял, глядя им вслед, и побрел к дому.
– Гудрун, – прорычал он. Бирге опять была в городе – теперь она каталась с солдатом на мотоцикле с коляской. Интендант выезжал дважды в неделю, а свежие продукты на стол коменданту требовались каждый день.
Испуганная девчонка выглянула из комнаты. У Фауля мелькнула было мысль… Но нет, он дождется Бирге и устроит ей жару у себя в кабинете.
– Занимаемся! – и Гудрун послушно просеменила на кухню.
«Растопчу, – подумал обермайор. – Затопчу этих крыс».
Он засвистел, и из щелей показались усатые мордочки. Комендант выводил трели, пока грызуны не собрались в центре. Тогда он бросился на них, топча сапогами. Кровь и куски мяса полетели по всему полу. Паразиты, выйдя из-под гипноза, метались по кухне.
– Не надо! – Гудрун, плача, толкнула его в грудь. В минуты ярости Фауля лучше было не трогать. Он схватил девчонку за горло.
– Убью, тварь! – прорычал сквозь зубы.
– Герр Фауль, – пискнула Гудрун.
– Что? – заорал он прямо в ее расширенные глаза. Девка точно решила, что ей конец. – Страшно? Сейчас будет еще страшнее! И очень больно!!!
Фауль сжал пальцы на тонкой шее. Девчонка обмочилась – резкий запах ударил обермайору в нос. С пережатым горлом она могла только хрипеть.
– Не надо!.. Я… я… я знаю, где прячут дракона!
– Что? – комендант не поверил своим ушам. – Ты не врёшь мне?
– Нет, – Гудрун затрепыхалась. – Мама рассказывала, я правда знаю. Это древнее предание ведьм, про Зверя. Только не говорите ей, она меня убьёт!..
– Карту нарисовать сможешь? – Фауль разжал руку, и девчонка шлёпнулась на пол.
– Да, да, я сейчас! – она убежала в комнату, и через пять минут обермайор разглядывал листок бумаги со старательно выписанными названиями и отметками.
– Ты только что предала свою мать, – холодно сказал он. – Теперь ты в моей власти. Навсегда. Поняла? И вымой тут всё.
Гудрун кивнула, растирая шею. В её глазах стояли слёзы.