1
Рике проболела больше недели.
На второй день раны на руке и шее, оставленные когтями Фауля, почернели и распухли. Испугавшись сепсиса, медики перевезли её в клинику.
Илзе Лунд, откуда-то прослышав, что Рике в больнице, появилась в тот же вечер. Она втёрла в раны пахучую травяную смесь, и долго бормотала, дуя на Рикину руку. К утру воспаление прошло, и через пару дней от ран остались только тонкие, как ниточки, шрамы.
Когда поздним вечером Илзе собиралась уходить, Рике вспомнила:
– Подождите. Я там нашла… Тетрадь такую толстую, похожую на дневник. Дома её глянула, и спрятала под матрас.
– Может, надо было показать полиции? – спросила госпожа Лунд.
– Да, в общем-то, так и думала сделать. Но сначала хочу сама посмотреть. Знаете, меня смущают слова Фауля… Он такие гадости говорил, неужели это правда?
– Какие гадости? – заинтересовалась Илзе.
– Ой, – глаза у Рике сделались испуганными. – Ммм… Мысли вслух, не обращайте внимания.
– Хорошо, надумаешь – скажешь. Выздоравливай.
Той ночью ей приснился кошмар. Человек в чёрной форме, чем-то похожий на Фауля, бледный и страшный, стоял на коленях под скалой.
– Проклинаю, – хрипел он. – Тебя и твоё отродье. Будь проклят. В миг торжества умрёшь, и родная кровь погубит тебя! Проклинаю!..
Рике проснулась с криком.
Неужели это правда? Божечки, пожалуйста, нет!
Улле, как оказалось, выкрала Ирма. Рике не разглядела за туманом Ирмину машину, и помчалась к жёлтому дому. А Ирма привезла сына к Андерсу, и там у Улафа отказали ноги. Он совсем перестал ходить. Андерс заявил Ирме, что их отношения закончены, и мачеха снова отправилась домой, где и встретила муха и падчерицу. Ларс ходил с таким лицом, словно предвидел всё с самого начала.
В классе бледную после болезни Рике приняли без былой враждебности. Притворились, что её просто нет. Кирстен и Инге рассматривали на парте модный журнал. Крис Стар, снятый крупный планом, скалил со страницы клыки в роли вампира.
– Такой лапочка! – закатила глаза Инге.
– Идиотки! – рявкнула Рике. Она цапнула журнал и разорвала его на четыре части, швырнув в урну. – Вампиры никакие не лапочки! Это жестокие твари, которые убьют вас безо всякой жалости!
– Психованная, – пробормотала Инге, отодвигаясь подальше.
– Да ты вовсе не молчаливая кошка! – совсем, как тогда во сне, с весёлым удивлением сказал Эйнар Маркен.
– Да уж, кошки не всегда молчат! – поддержал его Магнус.
Рике свирепо зыркнула на них и уселась за парту.
В конце уроков Грете вызвали за дверь. Она забежала в класс, схватила рюкзак и снова выскочила. По щекам её текли слезы.
После занятий Рике вышла из класса последней. Грустная Кирстен сидела на подоконнике, ковыряя пальцем стекло.
– Что там у Грете? – спросила Рике, подсаживаясь.
– Отец избил маму, – тихо сказала Кирс. – Он в полиции, мама в больнице. Рике?
– Да?
– Принесешь книжку про Раксу-плаксу почитать?
– Конечно, – сказала она. – Конечно, принесу.
Дома Ирма массировала Улафу спину. С тех пор, как у мальчика отказали ноги, родители снова объездили все больницы, но помочь никто не смог. Ему приходилось делать массаж несколько раз в день, чтобы кровообращение оставалось в норме.
– Сейчас разомнёмся и гулять, – сказала Ирма, и вышла в коридор.
Рике присела на диван.
– Ну ты что, медвежонок? А? Братец-кролик?
Пальцы Улафа слабо шевелились. Сестра расфокусировала взгляд. На миг ей показалось, что из-под рук мальчика, подёргиваясь, струятся цветные линии. Но через секунду картинка размылась. И тут тренькнул телефон. Рике посмотрела на экран: неизвестный абонент. Виноватый смайлик. Треньк! Весёлый смайлик. Подпись «Всё хорошо!».
– Это ты? – Рике потрясла брата за плечо. – Ты мне шлёшь? Слышишь?
– Подъём! – деланно-весёлая Ирма вкатила детскую коляску, на которой возила сына ещё малышом, и принялась одевать Улле на улицу. Рике постояла немного, и пошла к себе.
Она ещё не могла видеть чёрного паука, что оплёл ноги брата своей гадкой паутиной. Паука, что жил над Ирминой головой. Улаф дергал чёрные нити, но ему самому не под силу было освободиться – паутина затягивалась тем туже, чем сильнее ты пытался её разорвать. И паук забирался всё выше. Никто не видел его, и Рике тоже. Пока.
Вечером позвонила Илзе.
– А у меня новость! – сообщила она. – Вернулась хозяйка Рисвик! И приглашает тебя вступить в ковен. Как смотришь на это?
– А что, по возрасту уже можно?
– Лунная кровь была – значит, можно.
– Тогда мне нужно с вами посоветоваться сначала. Только не по телефону. Хорошо?
– Конечно! Приходи завтра, в любое время.
– Спасибо.
Рике повертела трубку, и привычно потёрла то место на руке, где был мамин браслет. А можно ли вступать в ковен, если… Если… Если она правнучка Упыря?..
2
U-3000 пряталась под скальным козырьком в неприметном фьорде. Экипаж непрерывно нес боевое дежурство – капитан Дресслер не позволял расслабляться. Авиация союзников рыскала вдоль всего побережья.
– Война закончена для трусов в Берлине, – сказал он. – Мы продолжим дело фюрера, несмотря ни на что. Придёт время, и наше знамя взовьётся над миром.
Двух матросов, пытавшихся агитировать за сдачу в плен, капитан застрелил лично.
Восьмого мая команда тихо слушала радиосообщение о безоговорочной капитуляции вооружённых сил Рейха перед осси и союзниками. Капитан объявил трёхдневный траур.
Человек, которого они ждали, опаздывал почти на десять дней. Дресслер решил, что две недели будут крайней датой. После тринадцатого они безоговорочно снимались с якоря и уходили к Новому Дойчланду.
С суши к лодке вела сложная система скальных туннелей. Схему прохода знали только посвящённые – можно было не опасаться, что сюда забредёт случайный крестьянин.
Вахта матрос-ефрейтора Мельсбаха кончалась через сорок минут. Он помоется в душе, позавтракает на камбузе – и спать. Бездеятельное ожидание, да ещё вахты часовым выматывали хуже боя. Тем более, когда светит такое ласковое весеннее солнце и кончилась война.
Сверху посыпались камешки. Мельбах щелкнул затвором своей STG[32].
– Стой, кто идёт? – негромко спросил он. Если рявкнуть во всю силу, эхо от скалистых стен фьорда донесет крик до самого Бергена.
Человек, спускающийся по каменистому распадку, упираясь сапогами в скалу, был одет в чёрную офицерскую форму Морских Псов. Мельбах повидал мертвецов и утопленников, да и три года на войне заставили быть привычным ко всему. Поэтому вид офицера его не потряс. Ну, как… Хотя, потряс, конечно. Особенно эти жуткие глаза на… мёртвом лице.
– Чёрное солнце, – прохрипел пароль офицер. Последние метры до воды он сползал на груди, хватаясь руками. На полпути Пёс чем-то зацепился и, хрипя, принялся отстёгивать портупею.
– Замок Вевельсбург, – ответил матрос-ефрейтор, вспомнив отзыв.
– Зови капитана, – хрипло приказал гость, освободившись от препятствия. – И мостик мне сюда.
От устья распадка, где оказался эсэсман, до площадки часового действительно оставалось метров пять открытой воды.
Мельбах кинулся к люку. Дождались!
– Капитана наверх, – сказал он вахтенному. – Срочно.
Ходовую рубку U-3000 украшал белый круг с чёрной головой добермана, и Морской Пёс вперил в него тяжелый взгляд.
Капитан Дресслер с ходу распорядился подать гостю трап. Сильно хромая на одну ногу, правым плечом вперёд офицер проковылял на площадку.
– Чёрное солнце, – повторил он слова пароля.
– Замок Вевельсбург! Хайл Фюрер! – вскинул руку в салюте Дресслер.
– Обойдемся без церемоний, – голос эсэсмана, уже более похожий на человеческий, был холоден и сух. – Лодка готова?
– Так точно, – отрапортовал капитан.
– Тип XXI, как я понимаю? Новейшая? Значит, пересечём Атлантику без проблем?
– Мы не будем заходить в спанские порты? – нахмурился капитан. – А хватит ли припасов?
– Сколько людей в команде? – эсэсман замер так, как остановился – подав вперёд правое плечо, застывший, словно статуя. В руке он что-то сжимал. Вблизи Мельбах разглядел, что мундир офицера заскорузл от крови. На груди чернели три отверстия, в них набились пыль и сухие травинки.
– С вами – пятьдесят семь человек.
– Я уверяю, хватит, даже более чем, – осклабился Морской Пёс. От него пахнуло таким смрадом, что Мельбах непроизвольно отшатнулся. А на лице Дресслера – старого морского волка, многое повидавшего – возникло выражение, отдалённо напоминающее брезгливость.
– Мне говорили, что с вами будут бумаги…
– Все документы – здесь, – эсэсман ткнул пальцем в висок. – У меня прекрасная память.
– Почему вы так долго? И почему сверху, не по проходу? – капитан словно мучительно искал способ не брать жуткого офицера с собой.
– Были трудности, – злобно захрипел Морской Пес. – Полиция. Патрули. Ещё вопросы? Или вам продемонстрировать мою власть?
Дресслер отступил на шаг, примирительно подняв руки.
– Готовьте лодку к отплытию, – распорядился гость. – Команду по местам. Мне нужно ещё десять минут.
– Яволь, – козырнул Дресслер и скрылся в люке.
Жуткий офицер заковылял мимо Мельбаха, и вдруг остановился.
– Что, интересно? – он протянул матрос-ефрейтору кулак, на который тот всё поглядывал, и разжал его. На грязной ладони поблескивал золотой знак «За ранение».
– За полный отрыв яиц на Восточном фронте во славу нации и фюрера! – эсэсман скрипуче засмеялся, а Мельбах бочком отбежал от него подальше.
Офицер ковырялся под скалой, посыпая вокруг себя песком, потом затрясся и заскрипел на странном языке, стоя лицом на северо-восток. Мельбах не стал дожидаться, пока Пёс закончит, и нырнул внутрь подводного корабля. Внезапно у него возникла уверенность, что в металлическом чреве корпуса сейчас гораздо безопаснее, чем снаружи.
Меньше, чем через полчаса U-3000, новейшая лодка типа XXI, отчалила от скальной стенки, уйдя под зеркальную поверхность маленького фьорда. Ещё впереди было то время, когда победители растащат эти лодки по конструкторским бюро, и начнут строить на их основе свои подводные флоты. А сейчас последний из оставшихся в строю Кригсмарине кораблей нёс экипаж и единственного пассажира в Страну серебра, к берегам далёкой Аргентины.
3
Толстая тетрадь в кожаной обложке оказалась дневником Гудрун Бё.
Илзе последнее время чувствовала себя лучше – наступила ремиссия, и Тур уехал на три дня к сестре в Осло.
Рике и её наставница снова сидели в гостиной, попивая горячий кофе. Дневник лежал у Илзе на коленях, она осторожно листала пожелтевшие страницы.
– Да, – сказала она. – Я не узнала её постаревшую, а сейчас вспоминаю. Она работала одно время у нас, в приюте для «детей войны». Очень хорошая и приятная девушка. Была добра к нам. Но мне что-то приснилось плохое, и я начала её сторониться. А вскоре Гудрун выгнали, когда узнали, что она спала с Упырём и ищет сына в приютах.
Илзе поставила чашку на столик и с хрустом потянулась.
– А Упырём-то, получается, был не Фауль. Или не один он, уж точно. Смотри, – она провела пальцем по строчкам и Рике вытянула шею. – Здесь Гудрун пишет, что её Хозяин уснул второго мая. А странные убийства продолжались до десятого. Если выстроить линию, она пройдет от Тролльхавена на юго-запад к Хёугланну. И там обрывается у фьорда. Власти решили, что убийства с перегрызанием горла людям и животным были делом рук спятившего дойча, который затем утонул во фьорде. Тело преступника так и не нашли.
– Я его видела… – тихонько сказала Рике. – Во сне. Второго упыря.
– Ох ты ж, – удивилась Илзе. – И что он?
– Проклинал Фауля. Сказал, что его погубит родная кровь. Его там подводная лодка ждала во фьорде, по-моему. И вот, смотрите.
Рике взяла фотоальбом со старыми фотографиями и открыла на странице, где были офицеры-дойчи с девушками на набережной. Помешкала, встала и достала из куртки ещё одно фото. Приложила его к альбомному.
– Это Фауль, – сказала она. – А вот мой дедушка Арне. Я не могла понять, на кого похож Фауль, будто где-то его видела. А здесь, смотрите, Илзе – одно лицо. А вот тот, второй, из моего сна…
– Получается, твой дедушка – сын Гудрун и Фауля? – Илзе вздохнула.
– А я – его правнучка. Он тогда в подвале тоже кричал, что я его крови… Как же так, Илзе? Как может человек быть родственником этой твари?
Рике спрятала лицо в руках.
– Понимаю тебя, милая, – ласково сказала госпожа Лунд. – Но тут нет ничего страшного. Мне всю жизнь твердили, что я родственница тварей. Как видишь, справилась. И в тебе нет ни капельки от этих ожесточившихся людей… и нелюдей. Ты не несёшь ответственности за их преступления. И если поменьше распространяться, то и вовсе – никто никогда ни в чём не упрекнёт, хотя и упрекать-то не в чем, наоборот. Получилась так, что именно ты замкнула это страшное кольцо. И не поддалась на посулы Упыря – а избавила от него город и страну. Ты герой. Помни это.
– Я все ваши амулеты растеряла, – всхлипнула Рике. – Ничегошеньки не осталось. Иконку Улле, а может, она его хранила как-то… И мамин браслет даже…
– Зато ты нашла себя, – Илзе придвинулась и погладила Рике по волосам. – Обрела свою силу. Ведь что такое память, любовь, дружба? Это же волшебство. Просто оно настолько обыденно, что мы его привыкли не замечать.
Рике вытерла слёзы рукавом.
– Говорят, если уничтожить могущественного колдуна, к тебе переходит его сила, – сказала Илзе.
– Не надо мне никаких его сил, – буркнула Рике. – Ничего хорошего в них нет.
– И вот ещё положительный момент, – хмыкнула наставница. – Теперь знаю, кто наложил на тебя порчу, что я забрала, и смогу лучше ей противостоять. Да и Гудрун сгинула.
– А другие ведьмы? – спросила Рике. – Вы же говорили, что они тоже могут быть замешаны.
– Знаешь, теперь я думаю, что мы справимся. – Илзе хихикнула. – Есть ощущение, что без божественного покровительства тут не обошлось.
– И кто же нам покровительствует? – Рике взяла чашку с кофе и смотрела из-за неё на Илзе испуганными глазами.
– А в какой ковен ты собираешься вступать? Как он называется?
– Ласточки… Фрейи?
– То-то же. – Илзе кряхтя поднялась. – Пойдём-ка на кухню, перекусим. Проголодалась я.
В дверях она обернулась.
– И ещё: ты пробудила город от страшного сна, в который он неумолимо погружался. Это очень хорошо, хотя и далеко не всё. А сон разума рождает чудовищ, как известно.
– Где-то я уже это слышала, – с сомнением сказала Рике.
– Конечно, слышала, милая, – и Илзе звонко засмеялась, совсем, как прежде.
…Посвящение в ведьмы назначили на канун Бельтана[33], перед Вальпургиевой[34] ночью.
За день до этого Хозяйка Рисвик из-за пошатнувшегося здоровья передала знак главенства в ковене – янтарное ожерелье – своей дочери. Никто не протестовал, и Магрит Рисвик, мэр Тролльхавена, стала еще и новой Хозяйкой Ласточек Фрейи.
В ковен принимали обнажённой – символическое подтверждение того, что ведьме нечего скрывать. Но в доме было прохладно, и для Рике сделали исключение. Астрид Рисвик вручила ей тёплую льняную рубашку до колен, хотя всю остальную одежду всё-таки пришлось снять.
Ведьмы столпились полукругом за пределами пентаграммы, в центре которой стояла Рике, а на лучах разместились Магрит, её мать, Илзе Лунд, Фрита, и Лив, как одна из наиболее знакомых с Рике ведьм.
Магрит смазала ей горло, запястья и ступни ног розовым маслом. Потом сняла с неё мерку верёвкой и завязала на ней узел.
– Посвящаешь ли ты себя Богине и Ремеслу, как и мы, твои сестры в Искусстве? – спросила она.
– Посвящаю, – ответила Рике. Она понимала, что это формальность, но всё равно было не по себе.
– Что ты можешь, ведьма?
Рике вспомнила кошек.
– Я могу слышать.
Духов, танцующих на сцене и клубящихся над ямой.
– Видеть.
И камни, что летели, словно снаряды, послушные её воле.
– И повелевать.
Хозяйка Магрит символически поцеловала девушку в лоб, ключицу, грудь, живот, колени и ступни. Вручила ей верёвку с узлом.
– Храни верность своим сестрам и Богине, как эту мерку. Добро пожаловать в ковен, новая Ласточка.
Женщины захлопали. Рике смущённо улыбалась. Она переоделась, и ведьмы устроили чаепитие со сладостями. Впрочем, пили не только чай – появились несколько бутылок вина.
– Тебе ещё рано, – подмигнула Рике Лив, – а мы через часик поедем за Герресборг, в холмы, праздновать Бельтан. Должны и парни подтянуться, будет весело. Но – только для совершеннолетних!
Она засмеялась и вновь наполнила бокалы.
Илзе и Рике шли домой по набережной фьорда пешком. Уже несколько дней стояла чудесная весенняя погода, и небо не хмурилось ни одной тучкой.
– Неужели кто-то из них был заодно с Гудрун? – прервала молчание Рике. – Пропала же Дагмар… Вдруг она что-то узнала?
– Кто знает, почему она пропала? Может, это исчезновение никак не связано с Гудрун. Может, я и ошибалась, – задумчиво ответила Илзе. – Может быть…
– Как вы думаете, Илзе, всё уже кончилось? Плохое?
Илзе долго молчала.
– Не хочу тебя пугать, милая, – проговорила она, – но надо быть готовой ко всему. Сдается мне, что некоторые вещи только начинаются…
– Смотрите! – вдруг крикнула Рике. – Арахис!
Ворон, громко каркая, кружил над кромкой прибоя, чуть ли не ныряя в волны. Вот он выхватил из воды что-то, ярко блеснувшее в закатных лучах солнца, и полетел к ним.
– Ты в этом году рано, – удивлённо сказала Илзе.
Но Арахис бочком обежал её по парапету и уронил в ладошку Рике то, что он держал в клюве.
– Ррике! – каркнул ворон. – Подарррок!
– Ух ты! – восхитилась девушка. В руке лежала тонкая круглая пластинка, отливающая золотом.
Илзе оглянулась по сторонам, и накрыла пластинку своей ладонью.
– Спрячь, – сказала она. – Пусть будет скрыта от глаз.
– Но что это? Неужели…
– Да, – ответила Илзе. – Это настоящее волшебство.
У себя за калиткой Рике чуть не споткнулась о Тёплую Пыль, сидевшую на дорожке.
– Ты чего тут? – удивилась она. – Меня ждёшь?
< Мое жильё сгинуло вместе с Краем, – меланхолично объяснила кошка. – Надо где-то перекантоваться >.
Она встала, и Рике увидела тугой шар живота.
– Ох, да у тебя котята будут! – поняла она. – Пойдем-ка сюда.
Девушка отвела Тёплую Пыль в сарай, соорудила ей гнездо из коробки и старого покрывала.
– Сейчас в магазин сбегаю, куплю корма и миску. Сиди тихо, если Ирма увидит – сразу в приют сдаст. На днях мы поедем в хютте, я тебя в багажнике провезу контрабандой.
Кошка согласно кивнула.
– Слушай, всё думаю, как Бьёт-В-Нос узнал, что я в жёлтом доме?
< Кошки знают >, с некоторым раздражением ответила Тёплая Пыль.
– Вы таким способом и Упыря вычислили?
Кошка в ответ только фыркнула. Хорошим воспитанием она никогда не страдала.
4
Первого мая Магрит и Фрита присутствовали на открытии памятной доски обермайору Фаулю на здании тюрьмы Ила, бывшей Грини. Улицы утреннего Осло после карнавала на Вальпургию пустовали, только городские службы занимались уборкой груд мусора – следствия народных гуляний.
Мэр Тролльхавена хотела взять на освещение события Луту Лайнен, свою любимую журналистку, но та оказалась не в состоянии. Её можно было понять – бойфренд Билл вдруг резко уехал в Атлантис, даже не попрощавшись. Лишь через два дня выяснилось, что в доме его норвегского партнера господина Осе полиция нашла детское порно, и Билла подозревали в причастности к его изготовлению. Сейчас, впрочем, это уже не было таким страшным преступлением, но Билл предпочел скрыться от шумихи на родине. Лута третий день заливала горе спиртным, взяв на работе недельный отпуск.
На мраморной доске выбили профиль героя и такие слова: «Здесь в 1942 году нёс службу Сюльвестр Фауль в звании штаб-ротмистра. Вечная память борцам за свободу норвегского народа!».
Потом они прошли в камеру Рейвига. Варг отсидел уже почти восемь лет из двадцатиоднолетнего срока, но заключение не сломило дух патриота.
Он салютовал им приветствием Морских Псов, вскинув руку со сжатым кулаком. Магрит поправила его:
– Теперь мы встречаем наших братьев так, – и она прижала правый кулак к левой груди. – Святое дело в наших сердцах!
– Тоже неплохо, – засмеялся Варг.
– Решение принято, – сказала Магрит, раскладывая бумаги на столе. – В стортинге теперь заседают не изменники, а патриоты Норвега. Завтра вы окажетесь на свободе. Нужна подпись вот здесь, и здесь.
Рейвиг расписался.
– Спасибо, – поблагодарил он. – Ведь это вашими стараниями пересмотрен мой приговор.
– Не стоит, – отмахнулась Магрит. – У вас будет возможность выразить свою признательность позже. Сейчас же я задам необычный вопрос, Варг. Варг – значит «волк». Хотите стать настоящим волком? Свирепым зверем, внушающим ужас врагам?
– Я не совсем понял, – покачал головой Рейвиг. – Что вы имеете в виду?
– Сейчас поймёте, – сказала Магрит. – Фрита, давай покажем волчицу.
Девушка упала на четвереньки. Магрит провела рукой у неё над головой, Фрита оскалила зубы и вдруг зарычала. Звук был такой, словно она проталкивала комок мокроты через горло. Взгляд из осмысленного превратился в звериный. Она уставилась на Варга и подобралась, готовясь к прыжку.
– Сидеть, девочка, – Магрит потрепала её по загривку. – Видите?
Варг благоразумно спрятался за стулом, но теперь осмелел, подошел и погладил Фриту по голове. Та тихонько заворчала.
– Вы хотите превратить меня в такое?
– Конечно, нет, – засмеялась Магрит. – С вами я поработаю серьёзно. Вы сможете самостоятельно входить и выходить из состояния волка. И, конечно, будете гораздо сильнее и опасней, чем наша милая Фрита. Вставай! – скомандовала она девушке.
Та медленно поднялась.
– Видите, Варг, это совсем просто. Фрита хорошо служит мне, и у нее всё прекрасно. Правда?
Девушка кивнула, прочищая горло.
– А как вы это делаете? – поинтересовался Рейвиг.
– Это семейное. Женщины нашего рода могут превращать людей в волков – при желании. Ну, вам интересно?
– Это как минимум занимательно. Я подумаю, госпожа Рисвик.
– Вот и отлично. Что ж, господин Рейвиг, тогда надеюсь увидеть вас вскоре после освобождения.
– Всего доброго и спасибо! – крикнул Варг им вдогонку.
На следующее утро толпа в синих куртках и камуфляже с «волчьими» шевронами встречала Рейвига у ворот тюрьмы. Некоторые даже пришли с цветами.
– С возвращением! – раздавались крики. Варга подхватили на руки и принялись качать
К нему протиснулась Ингрид Ольсен – она приехала встречать Рейвига из Тролльхавена с внушительным отрядом единомышленников.
– Держи, Варг! – Ингрид протянула открытую бутылку темного эля «Негне Ё». Рейвиг осушил её одним глотком, и схватил вторую.
– Молодец девчонка! – он основательно приложился к бутылке, и потрепал Ингрид по щеке. – Хочешь провести со мной время?
– Спрашиваешь! Конечно, хочу!
– Тогда пошли! – Варг оглянулся на окружающих. – Вперёд! Берегись, Осло! Сегодня на улицах волки!
Толпа заревела, зарычала, заулюлюкала и засвистела. Плотный людской поток хлынул по шоссе к столице.