Как мирная Хранительница знаний. Как моя бабушка.
Я сглотнула. Если Скандтон нападал на Путников, то все было хуже, чем я думала.
— Как это понимать? — закричала я со спины лошади.
Олэн был потрясен. Он не видел, как я забралась сюда? Но он никогда не был наблюдательным.
— Слезь, Элли Хантер! — крикнул кто-то из толпы. — Это не дело любительницы фейри, как ты!
— Любительница фейри? — спросила я, склоняясь с оскалом. — Так вы меня зовете? Я помешала фейри уничтожить эту деревню, прогнала их в круг и закрыла его за собой! И вы так зовете меня, которая потеряла зрение, чтобы уберечь вас?
Они не видели повязку на моих глазах? Путники видели. Они смотрели на меня с пониманием. А потом они посмотрели на клетку, которую я всегда привязывала к поясу, и их глаза расширились.
Я надеялась, что они не видели, кто был внутри.
— Я не верю, что ты слепая! — крикнула матушка Корнекоп, плюнула от пыла своих слов. — Ты видела достаточно, чтобы забраться на лошадей!
— А вы хорошо видели, что нападаете на Путников? — осведомилась я. — Вы не заметили яркую телегу или цветные шелковые шарфы? В Скандтоне никогда не угрожали Путникам! Мы всегда принимали их истории у наших костров, чудеса, которыми они торговали!
— Временя изменились, — тихо сказал Олэн, и толпа вокруг него согласно зашепталась. — Сэр Экельмейер постановил, что всех Путников нужно задерживать.
Мой рот раскрылся.
— Вы арестовываете этих людей?
Он отвел взгляд, лицо стало уродливо красным. Он был в своих сияющих доспехах, словно рыцарь из сказки, который прибыл спасти нас всех, а не был жутким разочарованием.
— Почему? — меня словно лишили дыхания, я словно падала в дыру.
— Они распространяют магию! — крикнула матушка Корнекоп, и матушка Пекарь согласно буркнула рядом с ней.
— В телеге дети, — возмутилась я, уперев свободную руку в бок. — Ты арестуешь детей, Олэн Чантер?
Я повернулась и пронзила его взглядом, а он не смотрел мне в глаза. Но в его нагруднике были глаза. И они смотрели в мои глаза.
— Все запутано, маленькая охотница, — сказал Скуврель из отражения на грудной пластине. Я сглотнула и старалась не смотреть. Я сходила с ума! Я видела его всюду.
— Ты сама еще ребенок, Элли, — сказал Олэн. — Что ты знаешь о законах и долге?
Мои щеки пылали, но не от стыда, как у него. Я была исполнена ярости.
— Больше тебя, похоже, сэр Чантер. Я знаю, что нельзя наказывать невинных или мучить мирных людей в телегах, раскрашенных солнцем и радугой!
— Они будут задержаны, их имущество изымут, — тихо сказал Олэн. Толпа притихла. Я услышала, как кто-то выронил монету, и она покатилась по улице и ударилась об каменную стену. Это было слышно четко в тишине вокруг нас.
— А что потом? — я почти не могла видеть, меня трясло. Я хотела кого-нибудь ударить. Лучше всего — Олэна.
— А потом он ощутит твой гнев, — сказал Скуврель в нагруднике Олэна, его глаза сияли.
«Прошу, не сходи с ума сейчас, Элли. Держись».
— А потом сэр Экельмейер вынесет вердикт, когда прибудет, — сухо сказал Олэн.
— И какой же? — я посмотрела на Путников в телеге, на их безнадежные взгляды. У них не было даже сил отбиваться.
— Они любят фейри, Элли, — сказал Олэн, словно это он был на стороне разума. — Они торгуют магией или с теми, кто ее делает. Им тут не место. Это не их земля, мы — не их народ.
— Я чувствую зависть? — прошептал Скуврель. Я почти верила, что он был настоящим. Он сказал бы что-нибудь такое.
— Что скажет Экельмейер? — с нажимом спросила я, не желая поддаваться безумию.
— В прошлый раз он приговорил взрослых к смерти.
— А детей? — спросила я, голос был тихим, но, казалось, разнесся эхом над молчащей толпой. Я ожидала, что на их лицах будет потрясение, как у меня, но мое дыхание застряло в горле, когда я посмотрела на них. Они молчали не от шока. На их лицах была мрачная решимость.
— Он забрал их с собой, — сказал Олэн.
Я склонилась и шлепнула его по макушке. Его шлем зазвенел от удара.
— Олэн Чантер, ты позорище! — я выпустила свою ярость в слова. — Тебе должно быть стыдно! — я повернулась к толпе, указала на них пальцем, чтобы подчеркнуть свои слова. — Вам всем должно быть стыдно! Мы — не такие!
Скуврель восторженно зашипел:
— Приведи его ко мне, маленькая охотница, и я заплачу позором за позор. Мы сможем повеселиться, будем вместе учить его пресмыкаться.
«Сохраняй разум, Элли. Прошу».
— Но они любят фейри! — крикнул кто-то, и будто дамбу прорвало, вокруг послышались крики и шепот, толпа ожила.
Любители фейри! Как глупо звучало. Фейри были жестокими и опасными. Они могли сделкой лишить жизни, и они прибивали к дереву и воровали детей, но они хотя бы не притворялись при этом хорошими.
— Вы хуже! — закричала я в ответ. — Они злые. Но вы выбираете зло, когда могли выбрать добро. Разве это не хуже? Разве вы не хуже?
— Тебе нужно уйти, Элли, — сказал Олэн, склонившись над лошадью и схватив меня за воротник. — Пока мне не пришлось арестовать и тебя.
— Ты безумнее своего отца, — сказала я, выдерживая его яростный взгляд сквозь повязку, моя нижняя губа дрожала.
— Он заставил меня начать подозрения насчет твоей симпатии к фейри, — он толкнул меня так, что я упала с лошади в толпу. — Или мне придется повесить тебя с ними, — он повернулся к лошадям. — Ха!
Он снял мой плащ с голов ломовых лошадей и шлепнул их по шеям, повел их к своему дому на площади города. Толпа пропустила его, сапоги пинали меня со всех сторон, пока они шли мимо. Я осталась комком грязи и боли, мой лук был сломан, стрелы рассыпались, и только клетка осталась целой, защищенной моим сжавшимся телом.
Я с болью поднялась с земли, сжимая пострадавший живот, и смотрела, как они шли в центр Скандтона. Раздались крики. Поднялся дым. Они подожгли яркую телегу.
— Двор Смертных веселее, чем я думала, — сказала фейри в моей клетке. — Я думала, что вы все тупые, но смертные любят боль так же, как мы. Они пытают невинных так же легко. Думаю, они примут Леди Кубков, когда она придет во всем великолепии и сделает им предложение.
Я поежилась от ее слов, потому что она была права. О, она была права. И это разбивало мое сердце.
Может, не важно было, поймаю я сестру или нет. Может, Двор смертных заслуживал суда фейри. Может, я даже помогу им с этим.
Глава десятая
Матушка Чантер была неаккуратной хозяйкой, и я была благодарна за это, забрала зеркальце с камина и спрятала в плащ, а потом выскользнула наружу и убежала в лес.
Я нашла укромное место в роще ив и вытащила зеркальце, ладони дрожали.
— Так любишь себя? — сказала Лейтенант, сидя в клетке, жуя кусочек яблока, который я ей дала.
— Тихо, — прошипела я.
Я хотела доказать, что была безумна или нет? Я не знала, но сердце колотилось, как барабан, я подула на поверхность мутного серебряного зеркальца и вытерла рукавом.
Как только я подняла его, прикусив губу от напряжения, я увидела его лицо.
— Зеркальце в моей руке, кто на свете всех милее? — сказал он с ухмылкой.
— Скуврель? — прошептала я.
— Молодец. Угадала с первой попытки! — он подмигнул.
Я мрачно посмотрела на него и стала кричать шепотом:
— Мне плевать, как ты делаешь это. Мне плевать, что это за магия. Мне плевать, сошла ли я с ума, но мне есть, что тебе сказать!
— А у меня есть ухо, чтобы это услышать. Жаль, что одно, — его глаза пылали, пока он говорил, словно напоминали мне о его жертве. Если он думал, что это изменит мои намерения, он мог подумать еще раз!
— Ты женился на мне! Обманом!
Он рассмеялся.
— Это было не против твоей воли, Кошмарик. Ты произнесла слова.
— Потому что ты обманул меня!
— Я живу за счет лжи и обмана. Ты знала это обо мне, — его улыбка была слишком заразительной для того, на кого я злилась.
— Что заставило тебя это сделать?
— Ах, Кошмарик, ты смотрела на меня с таким желанием, что я не увидел иного выхода, как даровать тебе твое самое темное желание — меня.
Я покачала головой. Конечно, он так подумал. Ему казалось, что весь мир смотрел на него с желанием.
— И видишь, что вышло? — парировала я. — Я продала тебя, потому что не знала, что обладала тобой!
Он рассмеялся, глаза хитро блестели.
— И теперь ты знаешь. Что ты со мной сделаешь, Кошмарик?
Я хотела скрестить руки на груди, но держала зеркальце. Я решила упрямо выпятить подбородок.
— Не пытайся меня отвлечь. Говори, что тебе от этого? Ты знаешь, что я зачахну и умру лет через семьдесят. У меня нет чар или морока твоего народа. Нет повода жениться на мне.
— Ты уже должна знать, Кошмарик, что я ничего не даю просто так. Даже информацию. Если хочешь чего-то от меня, придется заключать сделку. Надеюсь, я не заберу что-нибудь важное у тебя, — его глаза блестели. Ему было весело?
— Ты женился на мне без сделки! — заявила я. А потом огляделась. Кто-нибудь слышал? Даже в лесу нужно было оставаться осторожной. — Что я получила из этого?
Он был возмущен.
— Меня, Кошмарик. Я — твой главный приз. Это как обнаружить золотые копи, но не желать копать. Это меня путает. Мне напомнить тебе, какой я чудесный приз?
Я придвинула зеркальце ближе к лицу.
— Напомнить? Тебе нужно сначала это доказать. Ты ужасное запутанное существо, и хоть я стала… тебе другом… — казалось странным признавать это, — я не собиралась выходить за тебя! Ты забрал у меня свободу, когда женился на мне. Думаю, я хотя бы заслуживаю знать, почему. Это должно быть частью сделки!
— Разве мало, что я хочу тебя как постоянного союзника? Разрушитель миров, устраивающая хаос так, что даже я, Валет Дворов, это уважаю? Этого мало?
— Это причина? — с вызовом спросила я.
— Не хочешь узнать? — соблазнительно спросил он. — Твоя сестра хотела узнать. Она отдала смертность за ответ Кавариэля.