— Кого? — спросили все хором.
— Да Пантелеева. — Даша смотрела на доцента почти с удивлением.
Раздался гул голосов.
— Минуточку. — Юлька подняла руки, призывая к тишине. — Ты ведь подозревала его первым в связи с гибелью рыб. Но сейчас речь идет о другом преступлении.
Даша пожала плечами:
— У Оккама что-нибудь по этому поводу сказано?
— По поводу рыб? — удивилась Юлька.
— Нет, что первая мысль в каждом случае должна быть разная?
Полетаев и Юлька переглянулись. Они были единственными, кто еще пытался хоть как-то проследить ход мыслей рыжеволосого детектива.
— Что ты имеешь в виду?
— Что для каждого случая должна быть своя мысль.
Повисла пауза. Юлька раздраженно смахнула светлую прядь с лица, она уже не пыталась вникнуть в суть Дашиных размышлений, Полетаев, напротив, улыбался с усталой обреченностью.
— Боюсь, что для тебя старина Оккама должен был создать отдельную философию, а не постулат, — хмыкнул он.
— Чем же так подозрителен тебе наш Юрий Иванович? — Истомин был явно доволен происходящим.
— Да сволочь он. — Даша по-прежнему пребывала в задумчивости.
Юлька рассмеялась:
— А что, мне нравится. Это аргумент.
Пантелеев был зол и бледен.
— Вы, Даша, думайте, что говорите. Может, я и сволочь, но что-то не припомню в уголовном кодексе такого преступления.
Даша пожала плечами.
— Нет, то, что вы сволочь и подонок, это сугубо мое личное мнение, а вот то, что вы убили шестерых ни в чем не повинных людей — это уже факт.
— Какой факт?! — завопил доцент. — Какой, вашу мать, факт? Вы что, под воздействием гормонального срыва?
— Какого еще гормонального срыва? — подозрительно сощурилась Даша.
— Он имеет в виду, нет ли у тебя месячных, — любезно пояснил полковник.
Даша покраснела.
— Знаете что....
— Речь может идти также о беременности или климаксе, — вежливо добавила Паэгле.
Истомин, закрыв лицо ладонями, сотрясался от смеха.
— Вы оба — придурки! — разозлилась Даша. — Я объясняю, кто настоящий преступник, а они издеваются.
— Да выслушайте вы ее! — вмешался Валикбеев. — Пусть у нее месячные, но выслушать-то можно...
— Нет у меня никаких месячных! — рявкнула Даша. — И беременности заодно. Климакс, может быть.
Истомин от смеха уже плакал.
— Как, однако, тебя подкосило...
Даша разозлилась еще сильнее:
— Подкосило! Да у меня от общения с вами организм лет на десять постарел. Может, я после этого вообще сморщусь и рассыплюсь в прах!
— Ладно, — вмешался Полетаев, предупреждая новый круг острот, — пока ты еще в относительной целости и здравости, доведи свою мысль до конца.
— Все очень просто, — продолжила Даша. — Вы там у себя в институте все гении: один — директор института, вторая — суперученая, вся в грантах, из заграниц не вылезает, у вас все: и почет, и слава, а у товарища доцента — одна лаборатория с анализами, работа рутинная, неинтересная и не сулящая никаких перспектив. Ну что он мог изобрести? Новый способ взятия мочи? Другое дело, если вас устранить. Тут можно попробовать побороться за весьма жирный куш.
— Допустим, а при чем здесь имущество Валикбеева? — Вопрос полковника прозвучал насмешливо, но в глазах светился интерес человека, которому сейчас разоблачат фокус.
— Вот это-то меня и навело на правильную мысль! — Даша щелкнула пальцами. — Дианка действительно не знала, от кого беременна. Догадываетесь почему?
— Потому что она шлюха, — буркнул Валикбеев.
Немного подумав, Юлька согласно кивнула:
— Скорее всего.
— Возможно, она шлюха, но не такая уж дура, чтобы отрицать очевидное.
— А что ей оставалось делать? — Паэгле пожала плечами.
— Сказать, что пошутила, и сделать аборт. — Даша постучала себя по лбу. — Она совершеннолетняя, кто ей запретит? Кроме того, задумай Дианка эту комбинацию, то, руководствуясь простым чувством самосохранения, сначала бы посадила мужа в тюрьму, выждала бы годик и уж потом рожала от кого хочет. Беременность — это не грипп, в наше время ее планировать можно.
— Хм, — усмехнулся Полетаев, — ну, ну, продолжай дальше.
— Юркевич с ума сходила, а стояла на своем. И все потому, что не понимала, как это произошло. А я теперь знаю.
— Расскажи. — Паэгле была почти серьезна. — На будущее, мало ли что.
Даша от возбуждения разве что руки не потирала:
— На самом деле это меня товарищ полковник надоумил...
— Я? — Полетаев ткнул себя пальцем в грудь и сделал большие глаза.
— Да. Помнишь, когда пропал Алексей, ты говорил, что под видом взятия крови из вены ему могли вколоть снотворное и сделать что угодно?
— Боже правый! — Паэгле развернулась всем корпусом к Пантелееву. — Юра, клянусь, подобная мерзость как раз в твоем вкусе.
— Чего ты мелешь! — Доцент сидел красный как рак.
— А ведь судя по всему это правда, — заметил Истомин. — Вы только посмотрите на его руки.
Покрытые короткой рыжей шерстью пальцы тряслись.
— Это какой-то бред, — бормотал Пантелеев, — это совершеннейший бред.
— Да никакой не бред! — Валикбеев уже оправился от испуга, теперь он скрежетал зубами. — Диана мне несколько раз жаловалась, что во время взятия крови теряла сознание. Вот, значит, почему! Подонок, скажи спасибо, что на мне наручники, я бы тебя разорвал!
— Не проблема. — Полетаев подбросил ключ на ладони. — Сейчас снимем...
— Нет!!! — заверещал Пантелеев. — Держите его подальше от меня, он ненормальный, он меня убьет!
— Конечно, убьет. — Полковник все еще делал вид, что хочет расстегнуть наручники. — Но если вы нам сейчас честно все расскажете, обещаю — господин Валикбеев вас пальцем не тронет.
— Я ни в чем не виноват! — Казалось, еще чуть-чуть, и доцент рухнет на колени.
— Могу испытать вас на детекторе лжи. — Полковник выразительно потряс ключами от наручников. — Итак, считаю до трех: раз, два...
— Это все Марина! — раздался вопль. — Это все она. Она хотела меня на себе женить, это она заставила меня подать на развод!
— Ерунда, — Даша нахмурилась. — Шувалову вы использовали, вы знали ее слабое место и заставили работать на вас. — Она помолчала. — Поразительно, но существуют женщины, которым нравятся даже такие козлы, как вы. У вас ведь еще есть пара-тройка неизвестно на что надеющихся любовниц? Да? Это их вы заставляли звонить Валикбееву и Паэгле?
Поскольку Пантелеев угрюмо молчал, Даша продолжила:
— Вы пытались соблазнить и домработницу, но она вам отказала. Вам! Разве отказала бы она Валикбееву? — Рыжая покачала головой. — Сомневаюсь. А развелись вы совершенно с иной целью: вы собирались жениться на безутешной жене убийцы. Вы и ребенка ей сделали из тех же соображений — беременной женщиной управлять намного проще. Цинично бы ее шантажировали: раз ребенок ваш, что можно было бы доказать даже в случае аборта, значит, Юркевич, ваша любовница, с вами заодно. Кроме того, она девушка не из глупых: результаты эксперимента превзошли все ожидания, пусть не Нобелевская премия светила, но какая-нибудь — точно. И слава, и звания, и деньги. А кому они достанутся, если из четверых участников проекта двое сидят, а одна умерла? Вот и получается, что Пантелеев — единственный, кому достается все: красивая женщина, чужое имущество, всеобщая слава и прочая, прочая...
— Что значит — двое сидят? — нахмурилась Паэгле. — Ты намекаешь, что он и меня бы посадил?
— Конечно. Только ради этого Пантелеев и убивал. Он сделал все, чтобы рано или поздно следствие вышло на нужный след: ваши минздравовские дачи в двух шагах, у покойников увечья, прямо указывающие на возможную причину убийства. И звонки он организовал не просто так — он заставил вас нервничать, совершать поступки, которые потом могли бы служить прямыми доказательствами вины.
Все смотрели на тихо скулящего доцента. И только Даша смотрела на Полетаева.
— Ты чего ждешь? — спросила она.
— Как чего?
— Давай, хватай его.
— Кого? — спросил полковник.
— Пантелеева, конечно.
— Нет уж, дудки, — тот рассмеялся. — Я за три года испорченной жизни уже отлично знаю, кто у тебя оказывается настоящим преступником.
— Кто? — растерялась Даша.
— Последний из всех присутствующих. Ты сначала всех переберешь, помучаешь, а потом ткнешь в самого последнего и скажешь: «Вот он». А кто у нас последний? Артем Николаевич Истомин. Так что я подожду.
Раздался страшный грохот: Пантелеев вскочил и бросил в Истомина стулом. Тот пригнулся, но массивной ножкой ему все равно рассекло бровь. Кровь брызнула во все стороны. Истомин, придерживаясь рукой за стену, упал на колени. Увидев кровь, Паэгле бросилась в ванную, принесла вату, перекись, бинты и прочие атрибуты первой помощи, быстро обработала рану.
— Ну давай рассказывай, не тяни. — Полетаев смотрел на раненого без тени сочувствия. — А то помрет еще тут твой подозреваемый.
— Какой подозреваемый?! — закричала Даша. — Ты что, ненормальный? Он в этом институте даже не работал, как бы он Шуваловой укол сделал?
— Так ты не будешь его обвинять? — Полковник, казалось, был смертельно разочарован.
— Конечно, нет! Хватай Пантелеева.
— Легко сказать — хватай. — Синие глаза с грустью изучали место, где еще минуту назад сидел доцент. — Он исчез.
Паэгле расхохоталась.
3
Даша укладывала в сумку последние вещи. Юлька сидела на широком подоконнике и болтала ногами. Вид у нее был счастливый и легкомысленный.
— Я только одного не пойму, как ты догадалась, что это Пантелеев?
— Меня зацепили два факта: первое — Шувалова твоих рыб могла отравить и за документами гоняться только ради любовника, но от Валикбеева она не могла забеременеть.
— Это я поняла, а второе?
— Сумма, которую преступники требовали от Валикбеева. Сто тысяч, столько же, сколько и от тебя.
— Ну и что?
Даша посмотрела на подругу:
— Я никак не могла понять, откуда стало известно, кто отец Антона. — Юлька посерьезнела. — Помнишь, ты говорила, что анализ крови ребенку делаешь в вашей лаборатории?