Мак уже давно не вспоминал о ней, просто не мог себе позволить этого. Не хотел он задумываться и о тех чувствах, которые Тереза питала к Сэму: он всегда избегал мыслей об этой стороне своей «войны».
Мак обратился к женщине подчеркнуто ровным тоном:
— Чашечка кофе была бы сейчас очень кстати, миссис Чианти.
Ее глаза блеснули, она бросила быстрый взгляд на мужа, словно хотела подбодрить его, улыбнулась Болану, мельком посмотрела на оглушенного телохранителя и пошла в дом.
— Подожди минутку, Болан. Хорошо? — прошептал Сэм. — Пусть она закроет дверь.
Болан ждал.
— Мне жаль твою жену, Сэм, — сказал он.
Обреченно вздохнув, Чианти ответил:
— Мне тоже. Надеюсь, ты меня куда-нибудь отвезешь, чтобы... Ну, я хочу сказать... Терезе совсем не нужно видеть это.
Снег, падавший на лицо Сэма, таял и ручейками стекал по его щекам. На стволе «беретты» образовался маленький сугробик, однако рука, державшая оружие, не дрогнула.
Наконец Мак повел пистолетом:
— Сэм, у тебя есть пушка?
Чианти кивнул:
— За поясом, слева.
— Возьми ее двумя пальцами левой руки и выбрось.
Лицо Сэма не отражало никаких эмоций, он беспрекословно выполнил приказ, и короткоствольный револьвер 38-го калибра упал в снег.
Промозглый ветер совсем не беспокоил Болана, а вот сердце у него словно заледенело.
— Тебе пора уйти на покой, Сэм.
— Я давно об этом думал, — мрачно отозвался Чианти.
Теперь в освещенном окне кухни Мак видел силуэт женщины, хлопотавшей у плиты.
— На твоем месте я бы не тянул резину, а сразу поставил бы точки над "i".
— Если бы мне представился случай, Болан, я бы так и поступил, — ответил Сэм тоном приговоренного к смерти.
Мак ответил ему жестко и спокойно:
— У тебя есть такая возможность, Сэм. Но только сегодня. Больше ее никогда не будет. Иди, пей кофе и думай над этим.
Чианти понял смысл сказанного только через несколько секунд. Он недоверчиво посмотрел на Болана и спросил:
— Я не ослышался? Это правда?
— Я делаю это для нее, Сэм, а не для тебя! Для нее — и только сегодня!
Сэм повернулся и неуверенно двинулся к дому. Обернулся он только один раз, когда уже подошел к двери, бросил ошеломленный взгляд на Болана и шагнул в дом. Мак увидел, как Тереза бросилась к мужу и обняла его. Палач быстро повернулся и ушел.
Однажды изменить своим принципам ради женщины — не так уж страшно. Мак лишь надеялся, что потом ему не придется об этом сожалеть. Только теперь у него возникло ощущение, что сегодняшний день закончился довольно успешно.
Когда Болан въехал в гараж на Истсайд, на, нем уже был замшевый костюм, а его глаза скрывали фиолетовые очки. Сторож скептически оглядел микроавтобус, расписанный маргаритками, водителя и, наконец, заявил:
— Это частный гараж.
— Кончай, старик, — небрежно бросил Палач. — Я приехал к Линдлей. Она должна кое-что передать мне.
— В час ночи?
— Лучше поздно, чем никогда, — пожал плечами Мак. — А что, у вас здесь комендантский час?
Сторож, похоже, несколько смягчился:
— Так чью фамилию вы назвали?
— Линдлей, — устало повторил Болан, глядя в раскрытую книжку, которая лежала рядом с ним на переднем сиденье, и добавил:
— У меня тут написано: квартира 11 "Г".
Сторож покачал головой и взялся за трубку внутреннего телефона.
— Скажите ей, что приехал человек из «Ран», — подсказал Болан.
Сторож посмотрел на него настолько сурово, что Мак невольно рассмеялся:
— Это название нашей фирмы! Если оно вам не нравится, обратитесь с жалобой к боссу, меня оно вполне устраивает.
Сторож переговорил по телефону и повернулся к Маку:
— Поставьте машину у рампы и не шумите. Сейчас уже слишком поздно, чтобы что-то грузить.
Минуты через полторы Болан уже звонил в дверь квартиры Линдлей — Клиффорд — Силвер. Линдлей сама открыла ему дверь. Вид у нее был озадаченный. На ней была прозрачная ночная рубашка, и она, разумеется, очень удивилась, увидев перед собой какого-то хиппи.
Болан улыбнулся, снял очки и, шагнув в прихожую, закрыл за собой дверь. Паула узнала его и радостно вскрикнула.
— А мы думали, что вас уже нет в живых.
— Да нет, я пока жив. Я всего на минутку, мне тоже хотелось узнать, как у вас дела.
Болан заметил, что девушка немного нервничает.
— Мы вас не успели вылечить, а вы вдруг исчезаете, не даете о себе знать...
Она запуталась в словах, просто молча прижалась к Болану и обняла его.
Мак погладил ее по спине.
— Вы правы, я должен был дать знать о себе раньше.
— Разумеется, — проговорила Паула, опуская руки. Она потерла лоб ладонью. — Эви была очень расстроена... Она вышла в восемь, чтобы попытаться найти вас... и еще не вернулась.
— Ну зачем же делать такие глупости?..
— У нее были на то веские основания! — с отчаянием воскликнула Паула. Она опять начала волноваться.
Мак взглянул на нее и нахмурил брови:
— Объясните-ка мне все с самого начала.
— Все началось с того, что в прихожей мы увидели пятна крови, а квартира оказалась пуста. Мы поняли, что нас навестила вовсе не полиция. Полицейские дождались бы нас и допросили. Потом у Эви началась настоящая истерика. Она считала себя виноватой во всем случившемся. Один раз она говорила о вас, и теперь...
— С кем она разговаривала? — сухо перебил ее Болан.
Паула нервно откинула волосы со лба и взглянула ему в глаза:
— Среди ее знакомых есть ребята из политического движения молодых либералов. Она должна была с ними сегодня обедать. Так вот, уже некоторое время на это движение оказывает давление уголовный мир. Эви, конечно же, сболтнула, что знает человека, который может им помочь. Слово за слово, и она, заставив их поклясться в молчании, рассказала о вас.
Болан тяжело вздохнул:
— Черт возьми, Паула, теперь я начинаю бояться не за себя, а за вас.
— Словом, сегодня в восемь Эви поехала к этим ребятам, чтобы узнать, что же они решили делать. Я ужасно волнуюсь... Никак не могу им дозвониться... а ее нет вот уже пять часов.
— А где Рашель?
— С тех пор, как мы увидели пятна крови в прихожей, она медитирует.
Мак задумался, потом спросил:
— Эви часто возвращается так поздно?
— Пожалуй, да. Она приходит и уходит, ведь она свободна. Но сегодня она ушла в таком ужасном состоянии, что... — Паула вдруг улыбнулась и добавила: — Но вы-то здесь, в конце концов. Если бы мне платили по доллару за каждый час, когда я волновалась за нее, я бы построила свои магазины во всех городах мира. Давайте о ней не думать. Я приготовлю что-нибудь поесть, а вы мне расскажете, чем занимались все это время.
Она шагнула в гостиную и потянула было Болана за собой, но он остановил ее.
— Я не могу остаться. Я приехал только за вещами да еще сказать вам, что со мной все в порядке.
Она грустно взглянула на него.
— Вы совсем уходите от нас?
— Да, мне пора.
— Ну что ж... — вздохнула Паула. — У вас есть где остановиться?
— Конечно. Я нашел себе небольшую комнату у Центрального парка. Меня она вполне устраивает... Послушайте, Паула... Я очень вам признателен... Постараюсь держать вас в курсе, хорошо?
— Я надеюсь, вы сдержите свое слово, — серьезно сказала она.
— А могу ли я... не могли бы вы сходить за моим чемоданом? Когда я уеду, вы скажете Рашель, что... Я и сам не знаю, что. Словом, вы найдете, что ей сказать.
— Хорошо, я сделаю это, — грустно откликнулась она.
Паула резко повернулась, широко разметав полы прозрачной ночной рубашки. Мак смотрел ей вслед и думал, до чего же хорошо быть нормальным человеком, а не монстром, который приносит смерть всем, кто становится ему близок.
Она вернулась с чемоданом и проводила Мака до самой двери. Поставив чемодан, Паула обернулась к Болану и попросила:
— Поцелуй меня!
Он послушно обнял ее, и она прижалась к нему всем телом. У нее были удивительно нежные губы, а ее запах буквально сводил Мака с ума.
В конце концов, он мягко отстранил ее и прошептал:
— Еще немного — и я никуда не смогу ехать. Быстро схватив чемодан, он шагнул за порог.
Прежде чем войти в лифт, Болан обернулся: Паула все еще стояла в дверном проеме, и ему внезапно захотелось хотя бы один день пожить нормальной жизнью.
В гараже он с шумом бросил чемодан в микроавтобус и, махнув рукой сторожу, крикнул:
— Вот и все! Пока, старик.
Тот сделал вид, что ничего не слышит. Болан сел за руль, закурил сигарету и, включив дворники, медленно выехал из гаража.
Неожиданно впереди слева ему почудилось какое-то движение, и в тот же миг Рашель Сил-вер, рискуя попасть под колеса, возникла перед капотом его «фольксвагена». На ней было длинное пальто и высокие сапоги, и Мак подумал, что это, наверное, вся ее одежда. Он ударил по тормозам, остановил микроавтобус и положил руки на руль.
Рашель открыла дверцу и уселась рядом.
— Я еду с вами, — чуть дрожа, прошептала она.
— Ну уж нет!
Сторож вышел из своей стеклянной будки и угрюмо уставился на Болана. Рашель пригрозила:
— Тогда вы услышите самый громкий крик, на который я способна.
Мак с тяжелым вздохом включил первую передачу.
— Лучше уж поезжайте со мной, — пробормотал он.
Она прижалась к нему, а когда заговорила, ее губы дрожали:
— Я видела вас мертвым.
Он осторожно вырулил на обледеневшую мостовую.
— И когда же это было?
— Что-то около часа тому назад. Вы лежали с окровавленным лицом, а над вами склонились двое хохочущих мужчин.
— Вы ошиблись адресом, — сухо сказал он. — Я пока еще недурно себя чувствую, можете в этом убедиться.
— Но ведь это было только видение, — теснее прижимаясь к нему, прошептала Рашель.
На мгновение ее пальто распахнулось, и Болан убедился, что был прав: под ним больше ничего не было.
— Только видение, — повторила она, — а не репортаж по телевизору.