заглянула в расплывавшееся лицо. – Я не почувствовала их приближения. Такая стая, а я… я даже не поняла, чего именно испугалась.
– Но ты справилась.
«В этот раз… в этот раз справилась, будь проклят этот Холенхайм, Марли и папина книга заодно!»
– Если бы ты не прикрыл, не привёл меня в чувство, – я сглотнула, – я бы ничего не сделала. Я знала, что будут кровососы, повторила главу о них, но когда дошло до дела – просто не смогла.
А должна была сообразить: печати оставался день – прорыв возможен. Ухватив меня за плечо и тряхнув, Нарсис повторил:
– Ты справилась – это главное! Главное. Слышишь?!
Кивнув, я спрятала лицо в ладони и заплакала: «Главное – в следующий раз рядом может не оказаться толкового помощника, а я…» Кровососы оказались страшнее зомби: быстрые, многочисленные, с ними не справишься, размозжив пару голов и свернув пару шей, их не подчинишь.
Сплюнув, Нарсис поднялся:
– Ладно, пореви, я пока коняшек поймаю. Постарайся закончить к моему возвращению. Считаю, ты отлично справилась для недоучки без куратора. Я бы тебе диплом за всё это выдал. Ты молодец.
Он похлопал меня по плечу. Я плакала. Он отошёл, а я плакала от бессилия: мы могли умереть. Если бы Нарсис не пустил коней галопом… если бы не затащил меня под холм, ближе к иссякавшей защитной печати, если бы не подстрелил самых крупных кровососов, не надавал пощёчин, когда скатывалась в истерику, если бы на время колдовства не прикрывал от красноглазых летающих тварей – остались бы от нас лишь иссушенные трупики.
В шорохе ветра и трав чудилось нарастающее шуршание крыльев, и к горлу комом подступала тошнота, внутренности выкручивало, суставы ломило, рот захлестнула такая горечь, что я подавилась, попробовала сплюнуть вязкую слюну, но она облепила язык и никак не отклеивалась…
Да меня не от страха трясёт: я просто на пределе. Когда кровососы с оглушающим, почти рвущим барабанные перепонки визгом носились вокруг, я не слишком рассчитывала силы – просто латала прорехи защиты, через которые сочилась тёмная энергия и твари.
Я потратила много магии.
Почти всю.
Я беззащитна, на грани. Если не отдохну… В глазах потемнело, заплясали пятна, но я высмотрела сквозь них ведро. Потянулась, поползла к нему, почти не чувствуя травы, лишь глиняную тяжесть тела, запустила руку внутрь.
На дне было немного колодезной холодной воды. Кажется, с примесью тёмной энергии, но пить можно. Рука дрожала, с третьего раза удалось поднести к губам сложенную лодочкой ладонь.
Вода казалась горькой, снова комок подступил к горлу, я едва сдержала рвотный позыв, вся содрогнулась до пальцев ног. Сплюнула, повалилась на землю и свернулась калачиком.
Контракт контрактом, закон законом, а надо бежать.
Тихо поскуливая, я вжимала лицо в исцарапанные ладони: нет, не бежать, а найти мага. Это ведь минутное дело. Если не привередничать и не волноваться – можно справиться за минуту.
Тень легла на траву, совсем рядом всхрапнул конь.
– Э-э, – протянул Нарсис. – Думаю, на сегодня можно заканчивать. Тебе надо отдохнуть. И выпить. Давай в таверну наведаемся, там делают отличный грог, и все печали как рукой снимет.
Мои печали надо не рукой снимать, а другой частью тела. Стиснув зубы, я просунула пальцы в ложбинку между грудей и вытянула листок. Несколько раз повторяла адреса и имена, но сейчас не могла вспомнить ни буквы. Всё двоилось, пальцы так тряслись, что развернуть листочек стоило большого труда. Буквы расплывались.
– Надо на ферму Глис, – выдавила я. – Срочно.
– Уверена? – с сомнением уточнил Нарсис. – Что-то кажется, в седле ты не усидишь.
– Усижу, – я убрала со лба липкие пряди. – Дай плащ, сумку и жезл.
Не открывая глаз, я переводила дыхание. Нарсис ходил, успокаивал коней:
– Но, но, милый, постой, потерпи, всё уже кончилось.
Похоже, между мной и животными он особых различий не видел. И ладно. Стиснув зубы, я приподнялась на локте, перевела дыхание, выпрямилась. Мир предательски кружился.
Подбросив жезл и ловко поймав за рукоять, Нарсис оглядел меня и покачал головой:
– М-да, такой дубиной при такой комплекции много не навоюешь.
В чём-то он, несомненно, был прав, но жезл, столько раз меня спасший, я начинала любить. Царапины на морде подведённого Рыжика затягивались, значит, зачарован от ядов нечисти, но в тёмном взгляде читался укор: «Хозяйка, ты что, ушами хлопала?»
Меня ещё мутило и уже знобило, когда мы миновали стену вокруг фермы семейства Глис. Несколько домов грубо соединялись переходами. Черепица покрывала только центральную часть, пристройки стояли под соломенными крышами.
В загонах хрюкали свиньи, причитали куры, чуть поодаль блеяли овцы. Мощно веяло живительным теплом магии свежих сильных оберегов, и тоска стискивала грудь. Нарсис морщился, оглядывая косоватые постройки. Мужчины, женщины, даже скотина отводили глаза.
Сквозь муть плохого самочувствия я ощутила его неприязнь.
До главного крыльца, где уже стояла необъятная брюнетка в мареновом платье, оставалось шагов сто, и я глухо спросила:
– Вам здесь не нравится?
– Они невестку свою, сироту, довели так, что повесилась. Гадкие люди. Жадные. И сынки их, как напьются, вечно норовят девчонок в подворотню затащить, даже если те не хотят.
Я понурилась, желудок скручивался в жгут:
– Уильям…
– Глава семьи. Премерзкий старикашка. Женат седьмой раз, жена на сносях.
Хм, ну, похоже, для процедуры он подходил.
Стоило, конечно, раньше выспросить подробности, но я была в таком ужасе, а ферма оказалась так близко, словно сама судьба вела к ней…
Да и какая разница, какой этот Уильям Глис человек, важно, какова его магия.
Это просто ритуал.
Женщина на крыльце оказалась довольно молодой, с густым пушком на верхней губе и недоверчивыми, злыми глазами. Они казались бы большими, не заплыви жиром.
– Что надо, господин Базен?
– Госпоже штатной ведьме нужно переговорить с… – Он покосился на меня.
Я выдохнула:
– Господин Уильям Глис дома?
Кивнув, женщина подхватила косу до пят и шагнула в сумрак дома. Я взмолилась:
– Подождите здесь, господин Нарсис, пожалуйста.
Ещё не хватало, чтобы он под дверью подслушивал, когда я…
Просто ритуал.
А какие страшилки о нём рассказывали нервным шёпотом: реки крови, кошмарная боль, словно тебя режут. Мне доктор обещал минимум неприятных ощущений, но… мороз пробирал.
Как и в моём доме в Холенхайме, тут царила идеальная чистота, но здесь из-за тёмного цвета стен просторные коридоры казались давяще тесными. Повесишься в такой атмосфере.
Обереги отгоняли насекомых, в открытые окна задувал ветерок. Порой с травянисто-резким запахом навоза. Мебель была с претензией на мещанскую роскошь, кое-где висели картины, промелькнул стеллаж с книгами.
Внутренности холодило и стискивало, и не понять – от ужаса или потеря магии сказывалась. И слёзы наворачивались. Я сжала кулаки, повторяя: «Просто ритуал».
В озарённой светом комнате дети столпились вокруг женщины, сосредоточенно купавшей младенца. Тоненькие вопрошающие голоса напоминали щебет.
Перехватывало дыхание, меня потряхивало.
А женщина всё шла, подрагивая необъятными боками и бёдрами. Наконец упёрлась в массивную дубовую дверь.
«Бах! Бах!» – крепко треснул по дереву кулак.
– Войдите, – донеслось с той стороны.
Дверь бесшумно отворилась. Я зажмурилась, боясь увидеть… Открыла глаза: за столом напротив входа сидел желчный крючконосый старик. Он оторвался от толстой книги, в которую что-то вписывал тёмным пером.
Ухоженный, в добротной рубашке и жилетке из лоскутков, он отталкивал не морщинами загорелой кожи, не редкостью волос на лысеющем черепе и даже не грубоватыми чертами лица, а хищным выражением глаз.
Прирождённый торговец. Оглядев, он сразу меня оценил и вскинул седую бровь:
– Чем могу быть полезен?
Подавив желание плотнее сдвинуть плащ, скрывавший рваную блузку, я вошла в кабинет:
– Нужно поговорить. Один на один.
Коротким движением руки Уильям отослал женщину. Она обожгла меня подозрительным взглядом заплывших глаз и, не предложив выпить, затворила дверь.
А я бы выпила чего покрепче.
Соединив кончики пальцев, хозяин дома снова меня оглядел. И ничего не предложил. Даже присесть. Кабинет давил какой-то злой суровостью, сквозившей в крепкой, немного массивной мебели, тёмных переплётах книг и тяжёлых, как взгляд хозяина, портьерах на двух окнах с большими стёклами.
Видимо, начинать придётся мне. А я… не знала, с чего начать. Этот дед, в отличие от Дайона или Матиса, и пальцем не шевельнул, а вроде женщин должен любить.
Вздохнув, я попробовала строить глазки, хотя не слишком понимала суть этого действа.
– Долго кривляться собираетесь? Или у вас нервный тик? – нахмурился Уильям. – Вы меня от дела отвлекаете, давайте быстрее излагайте цель визита. Вы намерены оштрафовать меня за использование незарегистрированных амулетов, да?
О! Идея! Сглотнув, я решительно подошла к столу и опёрлась на край. Кажется, зря: плащ разошёлся, обнажив выдранный клок рубашки. Довольно равнодушно скользнув взглядом по моей груди, Уильям посмотрел в лицо.
Голос не желал повиноваться, получилось писклявое лепетание:
– Я не буду вас штрафовать, если вы…
Он снова приподнял бровь. Кровь прихлынула к щекам: я не могла этого произнести. Проклятие. Сказать прямо я не могла. Облизнула губы.
Уильям качнул тёмным пером:
– Так что вы хотите в обмен?
– Немного мужской ласки, – пискнула я. – Вашей.
Теперь взлетели обе седые брови, а губы старика брезгливо скривились:
– Давайте я заплачу пять серебряных. Кажется, такие нынче тарифы.
Я поперхнулась воздухом.
– Разговор окончен. Пришлите счёт с посыльным, – Уильям потянулся пером к чернильнице. – Разговор окончен. Не люблю повторять дважды.
Попробовала возразить – осталась с открытым ртом. Закрыла его. Открыла. Моргнула несколько раз.