– Пусть! Пусть будет! Больно! – Задыхаясь, я вонзила ногти ему в плечи.
– Ссс, – перехватив запястья, Саги сжал их и вдруг отпустил. Желваки задрожали под моим лбом, руки сомкнулись на талии. – Ладно, если тебе от этого легче…
Не легче. Даже неприятно, мутно на душе: не один Саги виноват. Слабость охватила меня, я повисла на нём и прошептала:
– Ты даже не представляешь, что это… как… мне конец.
– Что-нибудь придумаем, – он осторожно погладил меня по спине.
Слёзы бежали по щекам. Саги не знал, какая для меня катастрофа остаться без полноценной магии, без последней защиты.
Оа ыот…
Тьма сочится по телу…
Оа ыот… Оа ыот…
Тьма сочится – влажная, холодная, я лежу в пустоте на её огромных руках, гул далёких голосов вибрирует в теле…
Оа ыот…
Нити тьмы опутывают, врезаются в запястья, лодыжки, стягивают шею…
Она ыот…
Тьма течёт по мне… Нет, не тьма: дождь. Я стою на дороге в бесконечность, и впереди горит лежащий на обочине фонарь.
– Она иот, – скандируют из тьмы, и голова раскалывается от сотен и тысяч голосов. – Она идёт, она идёт, она идёт.
Я знаю, что впереди. Не хочу туда, не хочу снова… Нити тьмы тянут, и я иду. Шаг за шагом.
– Она-идёт-она-идёт-она-идёт-она-идёт…
Фонарь озаряет неестественно выгнутого мужчину в белой рубахе, разодранных штанах и вцепившегося ему в горло подгнившего куратора. Жёлтые блики сверкают на лужах, сапогах мага и скрюченных пальцах, тонут в провалах глаз, прорехах разложившейся плоти.
– Она-идёт-она-идёт-она-идёт-она-идёт…
Жезла нет, я пячусь. Куратор приподнимает голову и заглядывает в бледное лицо жертвы.
Я пячусь.
– Она-идёт-она-идёт-она-идёт-она-идёт-она-идёт-она-идёт…
Полуразложившееся лицо куратора обращается ко мне, вспухшие окровавленные губы размыкаются, и новый голос вливается в хор:
– Она идёт.
Отступаю. Куратор вдруг оказывается передо мной, всё затопляет запах гнилого мяса. Мёртвые руки смыкаются на моих запястьях. Я дёргаюсь ещё. Куратор толкает меня и валится сверху.
Холод земли пробирается в спину. Боли нет, словно не упала, не стукнулась.
«Это сон».
– Она-идёт-она-идёт-она-идёт…
Куратор нависает надо мной, продолжая стискивать запястья.
– Хороший выбор, маленькая ведьма, – он улыбается, обнажая измаранные кровью клыки. – Но помни: она идёт. И нам дано познать величие её.
«Это сон».
– Она-идёт-она-идёт-она-идёт-она-идёт-она-идёт-она-идёт-она-идёт-она-идёт…
«Это сон, проснись!»
Оглушающий вой голосов гаснет. В бескрайней тьме я одна.
Вишу на нитях тьмы… нет, лежу под одеялом.
Я лежала под одеялом. Магии было кошмарно мало, словно за ночь не восстановилась вовсе. Я лихорадочно прощупала её сознанием и выдохнула: чуть-чуть восстановилась.
«Она идёт», – я вздрогнула, открыла глаза. В блёклом утреннем свете потолок казался голубовато-серым. Зябко поёжилась. Почему я вспомнила о странной фразе сейчас?
Причин думать о ней не было.
На доме через дорогу ветер дёргал новенький флюгер в форме кота, его начищенная медь выделялась на тёмном небе. Глухо брехала соседская собака.
Мир был прежним.
А я – нет. Не осталось надежды усилить магию, одним махом решить накопившиеся дела. Я с трудом сглотнула.
Точных данных о результатах инициации посторонними предметами или гомункулами не было. Давно поняли губительность этого пути, а редкие нарушительницы получали к проблемам с восстановлением сил индивидуальные особенности: магия могла вовсе исчезнуть или эффекты заклинаний искажаться. Встречала упоминание в виде последствия фатального невезения, но у меня оно, похоже, и так есть.
Навернулись слёзы, руки сами потянулись закрыть лицо, я закусила губу. Ну как я могла? Как? Чем думала?
И ведь хотела как лучше…
Послышался тревожный перестук копыт, конское ржание, гулкие частые удары по дереву. Подскочив, я прижалась к холодному стеклу, сильно скосила взгляд: над стеной виднелись шапки, непокрытые макушки. Чёрной тенью Саги проскользнул к содрогавшимся воротам, отставил массивную перекладину.
В следующую секунду всадники заполонили двор.
– Ведьму, штатную ведьму, срочно! – звенели встревоженные голоса.
Отпрянув от окна, я застыла. Бежать?
Так, стоп, какое бежать? Куда?
Надеясь сбросить оцепенение, я тряхнула головой, но оно осталось, ноги и руки были словно чужими. Чего от меня хотят? Сердце заходилось в бешеном стуке: вдруг они узнали, кто я?
«Спокойно, никому ты не нужна», – осадила я страх. При дворе после стольких лет о нашей семье наверняка и думать забыли. И мы с мамой ничего не знали о папиных делах, чтобы за нами целенаправленно охотиться, а не ограничиться зачислением в списки разыскиваемых.
Так что успокоиться и взять себя в руки.
Немедленно.
Я – Мияна Тар, законопослушная подданная, штатная ведьма Холенхайма. Инициированная.
Вдохнув и выдохнув, я развернулась к стулу. На нём ждала чистая, выглаженная униформа. Ткань приятно пахла апельсинами. Лёгкий цитрусовый аромат успокаивал, я старалась думать о нём, о заботе, с которой вещи готовились для меня.
О Саги.
И сердце замирало иначе – нежнее, почти приятно.
Дверь резко отворилась: окутанный чёрным Саги шагнул внутрь, протягивая мне хрустальный кубок с травянисто-зелёной жидкостью.
Во дворе переговаривались, заржал конь. Я подняла взгляд на решительно сощуренные глаза – единственное, с чего Саги стянул маску.
– Билларис, очень мягкий раствор. Побочно добавит немного самоуверенности, но… – Голос стал нежнее. – Кажется, тебе сейчас не повредит.
Билларис… а я только о своей законопослушности рассуждала. Взгляд Саги обжёг злой тревогой, понизившийся голос отзывался вибрацией в каждом нерве:
– Целый выселок за ночь вымер, зомби разбрелись. И… похоже, там гуль.
Руки безвольно повисли, я заглядывала в сине-фиолетовые глаза, надеясь проснуться, но мурашки ползли по спине, время шло, а кошмар продолжался. Вдруг оказавшись рядом, Саги обхватил меня за шею, вдавил холодную кромку бокала в рот и опрокинул.
Ледяная жидкость плеснулась сквозь зубы, расползлась по рту и горлу колючими каплями, вкуса не было – только холод, пробиравшийся в нервы, разум. В оцепенении я пыталась вернуть прежние ощущения, двигаться, а Саги – брови у него почти соединились на переносице – быстро натянул на меня корсаж, застегнул. Оправил блузу на груди и накинул плащ. Когда застёгивал пряжку у шеи, движения Саги замедлились и взгляд помутнел.
– Будь осторожна, – совсем мягко попросил Саги и провёл по рукам до ладоней, сжал. – Держись ближе к Рыжику, ты ему понравилась, от гуля он унесёт. Должен унести. Просто не геройствуй.
– Я штатная ведьма, – я не узнала своего севшего голоса.
– Сейчас ты слабая женщина, – стянув маску с длинного носа к острому подбородку, Саги навис надо мной и поцеловал в лоб. – Используй стражников, для недипломированного новичка это ожидаемое поведение.
– А давай я упаду и сломаю ногу? – Идея показалась замечательной.
– Мияна! – Саги резко отстранился. – Я серьёзно.
– Я тоже.
– Надо найти зомби. Ты прекрасно знаешь, что собаки не идут по их следу, ты должна сделать хотя бы это…
– А следователь?
– Это не его работа. Его можно попросить о помощи, но вчера ты его так… испугала.
Меня передёрнуло. Саги сжал мои плечи:
– Справишься?
Приложив ладонь к груди, я снова похолодела: мало магии, как медленно она откликалась!
– Не знаю, – губы задрожали. – Что делать?
– Ох, – Саги обнял меня и качнул из стороны в сторону. – Прости, наделал я дел. До места ехать полчаса, я минут на двадцать могу оттянуть сборы. Там всех опросишь. Часа полтора можно выкроить, а там билларис подействует. Возьми себя в руки.
Не получалось, но очень хорошо было в его руках, так спокойно, словно он и впрямь мог меня защитить.
Мощный многоголосый цокот звенел в воздухе, солнце уже высушило на полях росу, грело, а у меня в груди леденел ком: мы направлялись в выселок, где жил Густав Жаме, мой несостоявшийся инициатор.
Ночью я была там.
Этой ночью.
Несколько часов назад.
Там были живые люди – тридцать семь жителей, – а теперь… Дыхание спирало: как? Ладно обычная ферма, но дом мага? Увешанный амулетами дом мага – как в нём могли буйствовать зомби?
Но, уезжая, я оставила ворота открытыми – контур разомкнутым. Похолодев, я чуть не навернулась с Рыжика, обхватила его шею. А если Жаме, поглощённый проблемой со своим хозяйством, не замкнул контур? Или замкнул, когда было поздно…
Нет. Я тряхнула головой. Нет. Я шумно уезжала, это видела старуха, дверь непременно закрыли. Тогда как? Ведь маг, даже слабый, и сигналы защитные лучше чувствует, и обереги может подпитывать. Если только к ним не явился гуль…
Та девочка, раздавленная оборотнем, я ведь её упокоила. Но она пропала. Но я её упокоила, она не должна подняться!
Сержант Катель, загорелый старик, глава явившейся за мной делегации, уверил, что неинициированных ведьм и волшебников в округе нет. Откуда гуль? Из соседних земель? Или я напутала и девочку всё же не упокоила? При мысли об этом я словно покрывалась коркой льда и не могла вдохнуть.
Очень правдоподобно выходило: из-за усталости и страха я не до конца упокоила, и гуль уполз, спрятался где-нибудь в кустах. Некому было его выследить. Питаясь мелким зверьём, рос, добрался до выселка. Правда, для этого пришлось сделать приличный крюк, но…
Слева по полю двое всадников волочили что-то на верёвке. Придержав рыжую кобылу, Катель повернул ко мне суровое лицо, глубоко вырезанные ноздри раздувались, острый, нависший над усиками нос напоминал клюв хищной птицы:
– Ещё немного, – возглас захлестнуло ветром.
Я знала, что немного.
Уже видела тёмную черту ограды и горбившиеся над ней крыши. И пятна оцепивших выселок всадников. Один, на сером, заметив нас, поехал навстречу. Конь ровно стелился по земле – иноходец. Стриженные до уха тёмные волосы всадника колыхал ветер. Базен! Через минуту стало ясно – действительно он! Дышать стало легче.