– Что вы делаете? – холодно спросил Валентайн.
От ужаса я так и застыла задом кверху.
Глава 28. В которой устраиваются разборки
…из всех любовников, что мне довелось иметь за долгую жизнь, самыми лучшими были оборотни.
– Без плаща поза выглядела бы привлекательнее, – заметил Валентайн. – И повторю вопрос. Что вы делаете?
Сердце выпрыгивало из груди, бешено перегоняло кровь по венам. Сглотнув, я, так и не коснувшись фонаря, выпрямилась:
– Благодарю за информацию. Если решу использовать такую позу для соблазнения – непременно сниму плащ, – щёки пылали.
Я не поворачивалась, изображала интерес к сараю за баней.
– Мне третий раз повторить вопрос? – Валентайн явно приблизился.
Холодные мурашки так и бегали по спине, я сложила руки на груди:
– Осматриваюсь я. Мне казалось, это очевидно.
– И что насмотрели?
– Ничего особенного, – я покосилась на фонарь в цветах.
Как теперь его незаметно убрать?
Зачем Валентайн пошёл за мной? И что собирается делать?
– Надеюсь, вы не пришли меня додушить, – я полуобернулась, – пока свидетелей нет.
Валентайн очень пристально смотрел, но его лицо ничего не выражало. От этого внутри неприятно сжималось. Подобные сдержанные личности слишком непредсказуемы, в любой момент могут сорваться… придушить.
Пожалуй, следует уходить из этого закутка.
– Ещё раз спасибо за помощь, – я кивнула и, отступив поближе к бане, зашагала назад.
Валентайн перегородил дорогу с тем же бесчувственным выражением лица. Сердце ухнуло в пятки, я лихорадочно искала фразу, шутку, вопрос, которые бы разрядили ситуацию, прояснили…
– Какие-нибудь вопросы? – Я с самым милым видом вскинула брови. Ну как с милым – мышцы у меня сводило от ужаса.
– В вашем университете было много самостоятельных практических занятий?
Брови как-то сами поползли выше. Кашлянув, я созналась:
– Честно говоря, совсем самостоятельно мы не работали.
Теперь брови поползли вверх у Валентайна. Я поспешно добавила:
– Нет, мы работали сами, но под присмотром профессоров. Нас всегда страховали.
– Зачем такие специалисты? – Валентайн сцепил руки за спиной.
Сладко-гнилостный ветер взъерошил кончики его жёстких, торчащих в стороны волос.
– Для рутинной, низкооплачиваемой работы, – я опустила руки вдоль тела. – Возможно, вам, аристократу, этого не понять, но существует много видов работ, для которых не надо быть семи пядей во лбу.
– Да знаю я, – брезгливо отозвался Валентайн и развернулся. – Идёмте, надо поговорить, но там, где не воняет мертвечиной.
Он уходил, а я стояла. Что? Куда? О чём говорить? Видимо не услышав шагов, Валентайн обернулся и сердито потребовал:
– Идёмте. Это не просьба, а приказ владельца земли.
Ну раз так… Я, снова прикрываясь рукавом, поплелась за ним. Валентайн не защитил свой чувствительный нос – сумасшедший! Но его дело. Мы засновали по островкам более-менее чистой земли, мерзкий запах одурял, хотя я дышала ртом. В поле Базен спорил с махавшим руками Вьеном.
Валентайн коротко свистнул, за воротами послышался цокот. И я поняла – та дивная кобылка редкой масти мчалась к хозяину. Узкая перламутрово-розовая морда показалась из-за створки, и Валентайн пошёл быстрее.
Так, а где Рыжик? Я ведь высвистывать его не умею.
– Королева, – ласково, голос изменился до неузнаваемости, позвал Валентайн и погладил тянувшуюся к нему лошадь, почесал под подбородком. – Умница.
Она шевелила мягкими розовыми губами, будто шепча, и ткнулась в ухо.
– Красавица, – влюблено смотрел Валентайн.
Голубой лошадиный глаз в ореоле длинных светлых ресниц скосился в мою сторону, Королева неодобрительно фыркнула. Ну отлично.
– Только сзади не подходите, – Валентайн с явным удовольствием гладил свою красавицу по изящно согнутой шее. – Давайте зовите своего.
Помедлив, я сложила ладони рупором и крикнула в небо:
– Рыжик!!!
У Валентайна слегка округлились глаза.
– Мы с Рыжиком плохо знакомы, – я пожала плечами. – Не знаю, на какие команды он откликается.
– Ясно, – обронил Валентайн, вышел за ворота и вскочил в красное седло.
Королева перебирала стройными ногами, шкура лоснилась на вздувавшихся мышцах. Я тоже вышла на дорогу: со всех ног Рыжик ко мне не мчался. И даже не шёл. Его вовсе не было.
В противовес жаждущей движения лошади, косившей на меня светлым презрительным глазом, Валентайн был подчёркнуто холоден. Высоко задрав подбородок, он уничижительно спросил:
– Вы получили мои цветы с извинениями?
Постояв с приоткрытыми ртом, я сдавленно уточнила:
– Какие цветы?
– Лилии из нашей оранжереи, – Валентайн перевёл взгляд на небо, обронил: – Дядя велел извиниться перед вами за… – Тонкие губы на несколько мгновений плотно сомкнулись, продолжение было совсем глухим: – За недостойное аристократа поведение.
О! Я моргнула. И прикусила губу, чтобы не предложить просто извиниться сейчас: не стоило злить потенциального помощника.
Да. Мне снова нужен оборотень. На этот раз живой. И вместо поминания обид следовало идти на мировую.
– Так вы получили цветы? – Налетел тошнотворный ветер, ноздри Валентайна затрепетали. – Их передали вашему гомункулу.
Саги передали? Кхм… понятно.
– Нет, – я отрицательно качнула головой.
– Странно, – Валентайн продолжал смотреть на небо, – гомункулы ничего не забывают.
– Он у меня немного… бракованный, – вздохнув, я всё же пошла на мировую, хотя слова давались с трудом, ведь я не чувствовала за собой вины. – Простите. То, что я сделала с вашим братом, – это была очень вынужденная мера.
– Вы его подчинили, – уголки губ Валентайна трагически поползли вниз, и он отвернулся. Ветер шевелил лихо торчавшие волосы. – Вы пользовались его телом. И долго.
– Это помогло защитить людей. Я делала это ради… Чтобы больше никто не пострадал, не потерял брата, отца, мужа, ребёнка. Чтобы все вернулись домой.
Валентайн кивнул, до скрипа сжимая уздечку:
– Полагаю, Амэйбл погиб потому, что тоже хотел защитить людей.
– Да? – Беседа получалась слишком личной для светской, но такой нервно-сдержанный Валентайн больше располагал к разговору и сам к нему будто тянулся: возможно, в семье ему не с кем поделиться мыслями?
– О да, – Валентайн склонил голову, несколько раз моргнул. – Он часто помогал Гауэйну. Просто так. Дядя не пустил Амэйбла учиться. Не желал, чтобы тот выбрал военную службу, – он горько усмехнулся, – ведь это опасно для таких романтических юношей, как мой брат. Был.
– Простите, что напомнила, – я ковыряла носком землю, а Базен грозил Вьену револьвером, их разговор доносился всплесками глухих возгласов.
– Ну почему же, – Валентайн с усилием разжал пальцы и легче перехватил уздечку, – мне приятно о нём поговорить с кем-то… кто не осуждает его устремлений.
Да, сейчас военную карьеру для аристократа почётной не назовёшь, и оборотню не добиться многого. Я смотрела на Валентайна снизу. Когда речь зашла о брате, взгляд его потеплел, вокруг глаз и губ появились лёгкие морщинки и оживили лицо.
– Мечты – это прекрасно, – я перестала ковырять землю. – Помогать людям, защищать – очень достойно.
– А вы мечтали защищать? – Валентайн склонил голову набок. – Или пошли в боевые ведьмы от бедности?
Похоже, умел он испортить настроение. Я расправила плечи:
– Ради хорошей работы пошла, – криво улыбнулась. – Чтобы бестактные мужчины бесприданностью не попрекали.
Валентайн задрал бровь:
– Ладно хоть не ради свободы в выборе… грелки для постели.
У меня даже зубы скрипнули. Как они надоели со своими намёками!
– Грелки для постели в аптеке выбирают, – я улыбнулась шире, и, наверное, гримаса получилась не из приятных. – И это может сделать любая женщина. И мужчина.
– О, – с полуулыбкой Валентайн качнул головой, всем видом говоря: «Вы прекрасно поняли, о чём я», и повернулся к полю.
Базен с Вьеном отчаянно жестикулировали. Перламутровая Королева рванулась к ним лёгкой рысью, а я осталась у ворот. Валентайн, конечно, прекрасный щит, но если общение с ним будет сводиться к двусмысленным намёкам – это ужас.
Валентайн с неаристократической живостью включился в спор, и Вьен сильнее замахал руками. Скрещивая руки на груди, я огляделась: Рыжика и след простыл. В следующий раз надо привязывать или треножить. Собственно, пропал не только он: стражники тоже куда-то разбрелись. Может, за выселком бродили, но всё равно было неуютно стоять тут одной…
Одной?
Вьен, Базен и Валентайн спорили. Я огляделась. На дороге – никого. Во дворе – трупы. И я рванулась к бане, перескакивая разломы, руки, ноги, головы – стрелой к фонарю стражников.
Он лежал, полускрытый цветами. Металлическое с насечками кольцо верхушки оттянуло пальцы, холодило. Я снова огляделась: куда прятать? Рванула за баню. Носок зацепил трещину, я мотнулась, устояла, снова огляделась: сарай, задняя стена хлева, стена в трещинах… Сердце гудело в ушах.
«Куда? Куда прятать?» – я лихорадочно обогнула баню: нетронутые сараи. Можно в них? Но время, время… Я шла дальше, вынырнула на обкошенный пятачок позади третьего дома: к нему примыкала плоская дощатая коробка с дверью вниз. Сердце пропустило удар: погреб или выгребная яма?
Оглядевшись – никого, я помчалась вперёд, срезы травы пружинили под ногами. Сквозь сладковатый запах гниения, кажется, пробивался прелый дух испражнений.
«Только бы повезло, пусть повезёт!» – я потянула деревянную скобу ручки, от вони навернулись слёзы, ком подступил к горлу. Со всего маха я швырнула злосчастный фонарь в коричневатую жижу – чавк! Захлопнула дверцу – слишком звонко, от ужаса испарина проступила – и рванулась в обход бани вокруг руин первого дома к пролому стены, чтобы никто меня у той клумбы больше не видел.
В пасти проёма волновалось зелёное море полей. Вонь накатывала с порывами ветра, но дышалось легко. Как показывал опыт, для того чтобы тебя осудили, необязательно быть виновной, а главную улику я надёжно спрятала.