— Уважаемый Осел… — но гость не дал ему даже начать фразу.
— Дикий нубийский Осел, с вашего позволения, — пробасил он сердито. — Настолько дикий, что не слыхал ни о каком КОАППе. Я вижу, вас это удивляет. А вы поживите в нашей глуши: участок пустыни в самом центре Сахары. Откуда же мне знать, что происходит на свете…
— А перелетные птицы? — в голосе Стрекозы слышалось неподдельное изумление. — Неужели они никогда не говорили вам о КОАППе?
— Перелетные птицы… — с горечью повторил Осел.— Дважды в год я вижу их в небе: осенью они летят из Европы на юг, весной обратно. Напрасно жду я, что кто-нибудь из них присядет хоть на минутку — даже маленькие трясогузки предпочитают лететь почти двое суток без отдыха, пока не пересекут всю Сахару, лишь бы не останавливаться в наших местах, где они не найдут ничего, кроме изнуряющей жары… Только мы способны обходиться сухими колючками и солоноватой водой. Вот куда загнали люди остатки нашего некогда многочисленного племени диких нубийских ослов… Но мы не покорились!
Гепард придвинулся к Кашалоту и прошептал:
— Что-то непохоже, чтобы этого длинноухого одолевала нежная забота об охране горячо любимых им людей.
— Действительно, непохоже, — согласился Кашалот. — Мартышка, откуда вы взяли, что книгу об охране людей написал наш гость?
— Ну как же — я собственными глазами видела ее название крупным шрифтом:
«ПОЧЕМУ Я ОСЕЛ».
Кто же еще, по-вашему, мог такое сочинить?
— Как будто нет на свете других ослов, — буркнул гость из Сахары. — Впрочем, у них не больше оснований питать к людям добрые чувства: диких сомалийских ослов загнали в бесплодную каменистую пустыню, их осталось всего лишь несколько сотен, диких азиатских ослов, возможно, совсем уже не осталось…
— А я вам объясню, — настаивала Мартышка, — почему я решила, что автор именно вы: ведь дикие нубийские ослы — родоначальники домашних ослов, разве не так?
— Да, к несчастью, так, — подтвердил Осел с тяжелым вздохом. — Шесть с лишним тысяч лет назад кое-кто из наших предков дал себя приручить, а потом и одомашнить. Их потомки, домашние ослы, сполна расплатились за это… Сколько седоков и грузов перевезли они, сколько сооружений помогали строить, подвозя на своих натруженных спинах тяжеленные камни! Египетские пирамиды и знаменитый храм Парфенон в Афинах возведены с их помощью. О, людская неблагодарность! Лошадь одомашнили позже, но ей — отборный овес, душистое сено, чистая вода, теплая конюшня и теплые слова; Ослу, который неприхотливее и выносливее Лошади, Ослу, который почти не болеет и дольше живет, этому труженику с добрым и веселым нравом — ничего, кроме насмешек и побоев… Вот о чем создал бы я книгу! Но я не умею писать. Зато могу петь, и раз уж меня сюда привели, я спою вам, хотите вы этого или нет!
И длинноухий гость спел ужасно жалостливую «Песню Домашнего Осла»:
Ходит-ходит по белому свету
На несчастных ослов клевета —
Что глупее их будто бы нету,
И упрямее вроде бы нету,
И коварнее якобы нету
Средь домашнего скота.
Я стою перед вами на площади,
И никто мне поесть не дает…
Ну скажите, чем хуже я Лошади?
Я же родственник ее!
Ведь когда-то ваш пра-пра-пра-прадед
Был Ослу не хозяин, а друг…
Так подайте же мне, Христа ради,
Из мозолистых ваших рук.
Над поляной повисла гнетущая тишина, которую вновь нарушил голос певца:
— Когда я впервые услышал эту песню, сердце мое содрогнулось!
— Мое тоже… — произнес Кашалот, с трудом сдерживая рыдания (сдержать слезы ему было проще, поскольку у кашалотов нет слёзных желёз).
— А сердце нашего великодушнейшего из председателей, между прочим, весит полтонны, — прокомментировал Удильщик. — Представляете, как оно содрогнулось от жалости!
— От жалости?! — вскричал Нубийский Осел. — О, нет, мое сердце содрогнулось от негодования! Как?!! Потомок дикого, гордого, свободолюбивого Нубийского Осла стоит с протянутым копытом?! Даже ослиному долготерпению есть предел!
И он снова запел — на этот раз суровую и мужественную «Песню Дикого Осла»:
Сородичи мои из городов и сел,
Пусть голос вольного собрата
Напомнит вам, что имя славное «Осел»
Произносилось с гордостью когда-то…
Вот почему без дальних слов
Я призываю всех ослов,
Какие только в мире есть:
Давайте постоим,
Все вместе постоим,
Стеною постоим
За нашу честь!
Как только песня закончилась, расчувствовавшийся председатель КОАППа заверил исполнителя, что приложит все силы, дабы отстоять попранную честь всех ослов на свете. В том же поклялись и его коллеги. Нубийский Осел был растроган до глубины души и, в свою очередь, обещал немедленно сообщить в КОАПП, если узнает, кто сочинил книгу «Почему я Осел» и по какой причине неизвестный автор дал ей такое название, да еще без согласия и даже без ведома ослов. После чего он тепло попрощался с хозяевами Большой Поляны и покинул ее, причем в совсем другом расположении духа, чем в момент прибытия. Еще бы, ведь он только что получил убедительное доказательство того, что есть, оказывается, на свете добрые сердца, которых не оставила равнодушными трагическая участь ослиного племени. Это ли не повод сменить раздраженное настроение на приподнятое!
Мартышка вызвалась проводить гостя до выхода с поляны, а Кашалот вновь вознамерился объявить наконец повестку дня заседания. Это была уже третья попытка, и на этот раз она увенчалась успехом.
— На сегодняшнем заседании, — сказал он, — мы рассмотрим… — тут он сделал паузу и тревожно огляделся, высматривая, не намеревается ли кто-нибудь вновь перебить его, а затем повторил: — ….мы рассмотрим, как и договаривались заранее, кандидатуры специалистов, которых нам надлежит пригласить для практической реализации идеи, заложенной в проектах юных биоников.
— Пернатых специалистов, — уточнил Рак. — Напоминаю, что установка, предлагаемая во всех четырех упомянутых проектах, должна действовать по принципу птицы.
— Напомните также, пожалуйста, суть идеи, — попросил Кашалот. — Ведь некоторые из присутствующих успели основательно ее подзабыть, — пояснил он, имея в виду главным образом себя.
— Идея очень проста, — сказал Рак. — Есть птицы, которые, несмотря на все нынешние трудности, ухитряются доставать продукты питания буквально из-под земли. Так вот, подобно этим птицам, установка будет втыкать в землю длинный, тонкий и острый, как игла, но в то же время очень прочный «клюв». На его конце находятся датчики, сигнализирующие, есть ли там, под землей, полезные ископаемые и какие именно. Впрочем, лучше посмотреть чертеж — вот этот… Я — Рак развернул лист ватмана. — Я его выполнил на основе всех четырех проектов.
Коапповцы склонились над чертежом. Изображенная на нем машина и в самом деле напоминала птицу с очень длинным и острым клювом. Все взоры с надеждой обратились к Сове, а Стрекоза, выражая общее убеждение, пропищала своим тоненьким голоском:
— Милая Совушка, вы лучше всех нас знаете птиц. Кто из них, по вашему мнению, смог бы помочь нам в создании подобной машины?
— Естественно, эта птица должна быть первоклассным специалистом по разведке и добыче полезных ископаемых, — подчеркнул Удильщик.
— Ну, по ископаемым-то знамо дело, кто больше всех разумеет, — сказала Сова, — те, кто из земли червяков да личинок разных вытаскивает.
— Безусловно, дорогая Сова, — согласился Гепард, — с точки зрения птиц это весьма полезные ископаемые. Так кто же они?
— Сей момент сообразим, — Сове и в самом деле понадобилось для этого лишь мгновение.
— Вот кого позвать надо, — объявила она, когда это мгновение прошло, — куликов!
— Куликов? — переспросил Кашалот.
— Их, родимых.
— Но ведь куликов чуть ли не две сотни видов, — растерянно пробормотала Стрекоза. — Всех и позовем?
— Всех-то ни к чему, Стрекоза. Оно, конечно, всяк кулик свое болото хвалит, да не всякий для нашего дела пригоден, а только тот, что клюв свой в землю втыкает и живность разную оттедова вытаскивает вроде как пинцетом: Бекас, Вальдшнеп, Дупель лесной… Клюв у них длинный, тонкий и прочный — аккурат как у этой машины должон быть.
Кашалот поинтересовался, кто из перечисленных Совой птиц самый крупный специалист.
— Вальдшнеп, — был ответ, — граммов триста тянет, а то и более.
Председатель КОАППа тут же отдал распоряжение птице-Секретарю послать телеграфный вызов Вальдшнепу.
— Да, а куда послать? — спохватился он.
Сова задумалась.
— В том-то и загвоздка, — произнесла она наконец и сокрушенно покачала головой, — в лесу он гнездится, в дремучем. Ни в жисть его там не найти! Ходит да летает в сумерки, а днем так спрячется, что рядом пройдешь — не увидишь. И Дупель лесной такой же скрытный, и Бекас…
Эта черта характера объяснялась, по словам Совы, отнюдь не трусостью. Она поведала, что в свое время упомянутая троица в числе прочих куликов подверглась жестокому раскуличиванию. Вальдшнепов, бекасов, дупелей расстреливали самым подлым образом — во время весеннего сватовства, когда они теряют осторожность. Английское слово «снайп» означает и «бекас», и «стрелять бекасов», а снайпером первоначально называли охотника, сумевшего подстрелить бекаса во время его зигзагообразного брачного полета…
— Значит, необходимо срочно убедить всех троих, — нетерпеливо перебил Кашалот, — что на территории КОАППа им будет обеспечена полнейшая, стопроцентная безопасность. Я готов хоть сейчас подписать гарантийное письмо!
— Сейчас-то ни к чему, — охладила его пыл Сова. — Успеешь еще, не к спеху. Потому как на зимовке они.
Из дальнейших ее слов вырисовывалась неутешительная картина. Наши вальдшнепы (а они, как и многие другие существа, причем не только пернатые, делятся на «наших» и «не наших») зимуют кто в Англии, кто в более теплых краях — на берегах Средиземного моря, в Индонезии, на Новой Гвинее… Зимние квартиры наших бекасов расположились в Западной Европе, Африке, Южной Азии и даже на островах Тихого океана. А наши дупели облюбовали на зимний сезон Юго-Восточную и Южную Африку…