Киви снова кивнул и, как бы подводя итог разговору, удовлетворенно заявил:
— Тогда уж никто нам не скажет: «Бескрылые вы, и мысли у вас приземленные». Приземленные, а всем клюв утерли! Да и какие вообще у нас мысли должны быть, если земля нас кормит?
С этими словами он стал втыкать в землю клюв и одну за другой вытаскивать личинок. Все были поражены, как легко клюв входил в землю и как безошибочно Киви определял, куда его нужно вонзить, чтобы точно попасть на личинку.
— Вообще-то, уважаемый Киви, на территории КОАППа запрещено кусать и съедать кого-либо, однако для вас мы сделаем исключение… — уведомил гостя Кашалот.
— Тем паче, что личинки-то вреднющие, — поддержала его решение Сова.
— Но хотелось бы знать, дорогой Киви, — продолжал председатель КОАППа, — как вы их обнаруживаете? Впечатление такое, словно вы видите сквозь землю…
— Вот вижу я как раз плохо: близорукий, — признался Киви. — Я ведь по ночам кормлюсь, все равно темно. Но если нюх хороший темнота не помеха.
— Так вы находите ископаемые по запаху?! — поразился Удильщик.
— То-то я гляжу, — молвила Сова, пристально разглядывая клюв гостя, — у всех птиц ноздри сверху клюва, а у тебя внизу, на самом конце. Ишь, до чего додумались.
— Большинство птиц нюхом не пользуются, — заметил Киви, — пренебрегают — и зря.
— Конечно, зря! — по виду Кашалота было ясно, что его только что осенила какая-то чрезвычайно удачная мысль. И он ее немедленно высказал: — Дорогой Киви, нам просто повезло, что вы нас посетили — нам позарез необходима консультация высококвалифицированного специалиста по разведке и добыче полезных ископаемых, каковым вы, несомненно, являетесь — и наглядно это продемонстрировали. Не согласитесь ли вы дать нам совет по поводу одного проекта?
— Совет? — Киви удивился и обрадовался. — Надо же! У меня и жена-то совета никогда не спрашивает…
— У меня, признаться, тоже, — сказал Кашалот.
— Тем более я готов вам дать какие угодно советы, с превеликим удовольствием — как говорится, чем смогу. Что за проект?
— Вас с ним ознакомит начальник нашего Бюро патентов Рак.
— Для этого придется пройти в Бюро — проекты хранятся там. — Рак сделал приглашающий жест клешней. — Идемте.
Киви двинулся было вслед за Раком, но вдруг спохватился:
— Я извиняюсь, вспомнил одну вещь. Наши птицы как узнали, что я в КОАПП направляюсь, стали упрашивать книгу одну раздобыть — там, говорят, наверняка она есть. Не поможете ли достать? Название они на бумажке написали — вот…
Киви вручил бумажку Кашалоту, догнал Рака, и они вместе направились к дуплу на краю поляны, где временно размещалось Бюро патентов.
Кашалот тем временем заглянул в бумажку, скользнул взглядом по написанному в ней названию книги, потом вчитался внимательнее и даже несколько раз перечитал, словно не веря своим глазам. Когда он наконец оторвал свой взор от бумажки, вид у него был несколько растерянный…
— Что там? Покажите скорее! — Мартышка изнывала от любопытства.
Кашалот молча протянул бумажку коллегам. На ней крупными буквами было написано:
«ПОЧЕМУ Я ОСЕЛ».
Поглощенные созерцанием бумажки с неожиданной надписью, коапповцы не заметили, как на поляне появилась небольшая птичка в скромном серо-буром костюме и черной шапочке. Подлетев, она уселась на председательском пне и, нисколько не робея, обратилась к его хозяину:
— Скажите, вон тот рыжий, усатый-волосатый, только что ушел отсюда — как его имя? Да, я сама вам еще не представилась: — Гаичка.
— Вы из ГАИ? — осведомился Кашалот.
— Да что ты, председатель, какое там ГАИ, — заулыбалась Сова, — это ж синичка, Гаичка.
— Но вы все еще не ответили на мой вопрос, — напомнила Гаичка, вновь обращаясь к Кашалоту.
— Извините его, — сказал Гепард, — он все еще не может прийти в себя после того, как ознакомился с содержанием бумажки, которую ему дал как раз тот, о ком вы спрашиваете. А зовут рыжего с усами Киви.
— Киви… — задумчиво повторила Гаичка. — Послушайте, у него в самом деле нет крыльев, или прячет?
— У него даже намека нет на крылья! — заявил Удильщик.
— Вы ошибаетесь, — возразила Мартышка, — намек есть, но только намек: пока Киви был занят разговором, я незаметно раздвинула эти его, как он их называет, волосовидные перья и обнаружила… даже не знаю, как назвать — то ли остатки прежних крыльев, то ли зачатки новых, — но малюсенькие, сантиметров пять, не больше.
— Зачатки это или остатки, не имеет значения, — сказала Гаичка, — важно, что на таких не полетишь. Да этот Киви для нас просто находка! Понимаете, нашей конторе нужен кладовщик, но обязательно бескрылый, а то сами знаете, как это бывает: при первой же ревизии упорхнет — и поминай как звали.
— Да, этот не упорхнет, — согласился Кашалот, который наконец пришел в себя. — А что у вас за контора?
— Сначала скажите: могу я рассчитывать на вашу помощь?
Коапповцы даже обиделись, а Удильщик сухо произнес:
— Неуместный вопрос.
— Тогда слушайте: сокращенное наименование нашей конторы — УПРЗАГКОРМ, а полное — Управление по заготовке кормов. Но оно существует не само по себе, а при общественной организации, которая называется ДОСОПТИПЕР.
— Никогда еще не встречал организации с таким благозвучным названием, — заметил Гепард. — Хотелось бы только узнать, что оно означает.
— Оно означает: Добровольное Общество Сторонников Отмены Птичьих Перелетов.
Сообщение Гаички о существовании такого общества явилось для коапповцев неожиданной, но приятной новостью. Особенно близко к сердцу приняла его Сова.
— Хорошее дело, — одобрила она. — Мы уж давеча говорили — дескать, улетают верст за тыщи, потому как нету пищи.
В облике Гаички внезапно появилась необычайная деловитость. Видно было, что проблема вынужденной, хотя и временной, птичьей эмиграции изучена ею досконально. Последовал краткий, но насыщенный фактами доклад, который, как пишут в отчетах, присутствующие выслушали с неослабевающим вниманием.
— Я бы сказала иначе, — начала она, отвечая на реплику Совы. — Птицы вынуждены улетать не столько из-за бескормицы, сколько из-за никудышней организации заготовки кормов. Возьмем дроздов-рябинников: много рябины — они остаются, мало — улетают в Африку и в Малую Азию. Значит, они могли бы полностью отказаться от перелетов, если бы рябина заготавливалась в урожайные годы и выдавалась нуждающимся в неурожайные. Кто за это отвечает? Неизвестно. Вообще, когда я занялась этой проблемой, я в ужас пришла: полнейшая неразбериха, более того — настоящий хаос! Возьмите Сойку: в сентябре она целыми днями запасает желуди и ягоды. Но как запасает? Прячет куда попало — под мох,под опавшие листья, в дуплах, даже в муравейниках — и никакого учета! Спрашиваю ее: «Где у вас склады, что в них хранится?» Она отвечает: «Один склад, кажется, под корнями вон той березы… нет, пожалуй, вот этого клена… Что же там у меня? Ага, вспомнила — три у килограмма желудей… а может, четыре. Если еще не растащили…» Ну, и так далее.
Председателя КОАППа услышанное задело за живое.
— Как же можно в таком важном деле полагаться на память, — возмутился он. — Это же материальные ценности!
— Возьмем сов, — продолжала Гаичка.
— А что с нас взять? — откликнулась Сова. — Мы корм не запасаем.
— Вот видите! — Гаичка с укоризной посмотрела на Сову. — Даже вы, Сова, и то не знаете, что самый маленький представитель сов, Воробьиный Сычик, проявив завидную предусмотрительность, разработал систему заготовки провианта для частичного покрытия дефицита продовольствия в зимний период: поздней осенью он складывает в свои дупла мышевидных грызунов — по нескольку десятков в каждую из кладовых. Почему никто не распространяет этот ценный опыт?
— Картина ясна, — подытожил Удильщик, — анархия, бесхозяйственность, разобщенность заготовителей…
— И кустарщина! — подхватил Кашалот. — И это в век электроники, кибернетики и бионики! Но что же вы предлагаете, дорогая Гаичка?
Ее взгляд вдруг устремился куда-то поверх окружающего поляну леса, в заоблачные выси, в глазах появился блеск, физиономия приняла мечтательное выражение. От прежней Гаички, деловой, расчетливой, трезвомыслящей, практичной, не осталось и следа. То, что коапповцам предстояло услышать, очевидно, вынашивалось ею много месяцев.
— Мобилизуйте всё свое воображение… — попросила она, и все услышали, что даже голос ее изменился: сухость и официальность исчезли, появились романтические нотки…
— Мобилизовали! — хором сообщили коапповцы и обратились в слух.
— Разгар зимы… — проворковала Гаичка мелодичным голоском. — На поляне КОАППа гигантское хранилище архисовременной архитектуры: бетон, стекло, алюминий, кора, лишайники… У входа вас встречает Главный Кормчий…
— То есть, распорядитель кормами? — уточнил Гепард.
— Да, я буду стоять у кормила, я и мой муж. Мы единомышленники — что думаю я, то и он, что говорю я, то и он. Итак, мы встречаем вас с улыбкой и провожаем к начальнику Отдела кедров…
— Отдела кадров, вы хотели сказать? — поправила Стрекоза.
— Повторяю: к начальнику Отдела кедров — эту должность занимает птица Кедровка. Осенью она, как обычно, заготовила двадцать с лишним тысяч отборных кедровых орешков. Ей это ничего не стоит — у Кедровки под языком есть специальный карман, куда входит до сотни орешков.
— Выходит, зря говорят: «Язык мой — враг мой», — вставила Мартышка.
— Да, как видите, это справедливо не для всех. Таки вот, Кедровка нежно берет вас под крыло и ведет…
— В свою кладовку? — поразилась Сова. — Неужто сама ведет?
— Вы меня не поняли, — мягко, хотя и с укором, сказала Гаичка. — С бесчисленными, — до двух тысяч, — и технически примитивными кладовками в земле и под отставшей корой, с кладовками, куда Кедровке приходится порой рыть ходы в толще снега, с кладовками, куда бесконтрольно наведываются все кому не лень — белки, мыши, бурундуки, даже соболи, — с такими кладовками будет пок