Что же заставило сотрудников такой уважаемой, солидной организации, действительных членов и членов-корреспондентов КОАППа, прервать отдых и в свой законный выходной день собраться на Большой Коапповской Поляне? Неужели нельзя было отложить заседание хотя бы на сутки?
Подобные вопросы могли бы возникнуть только у тех, кто находится в полнейшем неведении о предшествующих событиях…
Началось с того, что утром первого января Стрекоза обзвонила всех коапповцев и каждому взволнованно прокричала одну и ту же короткую фразу: «Они…» Впрочем, нет, все началось гораздо раньше — еще осенью, когда коапповцы, устроив грандиозный субботник (он состоялся во вторник и в среду), методами народной стройки соорудили на Большой поляне Большую теплицу, натаскали туда специально приготовленный грунт, посадили семена и стали с нетерпением ждать результатов.
Утром первого января, возвращаясь домой после встречи Нового года, Стрекоза решила сделать крюк, чтобы очередной раз заглянуть в теплицу. После чего и последовала серия звонков коллегам, каждому из которых Стрекоза прокричала с ликованием: «Они взошли, взошли!»
…И вот Кашалот и его верные соратники, обступив теплицу, рассматривают сквозь стекла нежные зеленые росточки и растроганно повторяют: «Надо же — взошли! Какая прелесть!»
— Просто чудо! — уже который раз восклицает Стрекоза, более других склонная к восторженным изъявлениям чувств.
— И впрямь чудо, — промолвила молчавшая до сих пор Сова. — Уж сколько раз, кажись, такое видала, а все дивлюсь: как же это получается?
— Что именно? — осведомился Удильщик, любивший во всем определенность.
— Да вот это самое, — Сова показала крылом на всходы. — Попало в землю семечко — махонькое, сухонькое… и вдруг, откуда ни возьмись зеленый росточек! Где ж он прежде-то прятался?
— В генах, дорогая Сова, — сказал Гепард.
— в чем? — Сова явно впервые слышала это слово.
— В генах, — повторил Гепард и на мгновение задумался, подыскивая подходящее объяснение. — Видите ли, у любого растения, — как, впрочем, и у любого животного, — в самой-самой первой клеточке находятся гены. С чем бы их сравнить, чтобы вам стало понятно? Пожалуй, с крошечной магнитофонной пленкой, на которой записано все: какое растение или животное должно получиться из этой самой первой клеточки, как оно будет расти и даже, в известной мере, как станет жить, когда вырастет.
— Записано, говоришь? — Сова кивнула. — Ну, тогда понятно: что записано пером, не вырубишь топором.
— «Не вырубишь топором»… — в устах Кашалота, с чувством повторившего эти слова, они прозвучали многозначительно. — Прекрасно сказано, уважаемая Сова! Вам удалось всего в трех словах определить самую суть нашего более чем своевременного начинания, которое… то есть, благодаря которому…
В этот момент между деревьями мелькнуло что-то белое, и послышался блеющий голос, громко напевавший: «Бе-е-е-са-ме-е-е бесаме мучо»…
— Ну вот… — Удильщик даже поморщился от досады. — Перебили блистательную речь нашего обожаемого председателя, да еще на самом впечатляющем месте! Кому это вздумалось петь?
Словно отвечая на его вопрос, на поляну вышла молодая Коза. На шее у нее болтался на ремешке портативный репортерский магнитофон.
— Привет коапповцам! — крикнула она еще издали. — С Новым годом, с прошедшим католическим и с предстоящим православным Рождеством!
— И вас также! — откликнулись коапповцы.
— С чем пожаловала, голубушка? — поинтересовалась Сова.
— С редакционным заданием. Я корреспондент Лесного радио. Хотя я там совсем недавно, но уже успела так себя проявить, что меня послали…
Последовала многозначительная пауза. Наконец, Кашалот не выдержал и спросил:
— Куда?
— К вам! Завредакцией прямо так и сказал: «Идите-ка вы к Кашалоту!» Проникновенно так сказал, от всей души. И вот я здесь — буду вести репортаж с поляны КОАППа! Собственно, вчерне он, можно сказать, почти готов — осталось подмонтировать мои непосредственные впечатления и живые голоса. Назвала я свой новогодний репортаж «Сказки коапповского леса».
— Хм… оригинальное название, — пробормотал Кашалот.
— Я знаю. Сейчас дам вам послушать начало.
Коза включила магнитофон. Зазвучала мелодия песенки «Жил-был у бабушки серенький козлик», и на ее фоне записанный на пленку голос Козы стал делиться со слушателями воспоминаниями не столь уж далекого детства:
— Когда я была маленьким козленком, моя бабушка нередко грозилась: «Будешь плохо себя вести — отведу в КОАПП». Как будоражило мое воображение это непонятное, странно звучавшее слово! Став постарше, я узнала, что в таком сочетании букв нет ничего загадочного и тем более устрашающего…
Трагическую музыкальную балладу о несчастном козлике сменил бравурный, жизнеутверждающий гимн КОАППа:
Наш веселый Комитет
Выдаст каждому патент,
Защитив приоритет Природы!
Вновь зазвучала тревожная музыка, раздалось кукование Кукушки, тут же почти заглушенное громким скрипом шагов на снегу.
— И все же, когда я шла сквозь дремучий, притихший, словно зачарованный зимний коапповский лес, — продолжал вещать магнитофонный голос Козы, — меня ни на минуту не оставляло ощущение, что я вот-вот увижу нечто сказочное. И я не ошиблась! Деревья внезапно расступились, я осторожно раздвинула рогами кусты. …Взору моему открылась огромная поляна! Сделав несколько неуверенных шагов, я подняла голову и онемела: прямо передо мной…
На этом месте Коза выключила магнитофон.
— А дальше? — от нетерпения Стрекоза затрепетала крылышками.
— Пока всё, — сказала Коза.
— Мда, такого еще не было! — провозгласил Гепард. — На мой взгляд, самое сказочное в вашем репортаже то, что в зимнем лесу вы услышали голос Кукушки: по всем законам ей сейчас положено зимовать в Африке.
— Вот как? Угу… — судя по всему, реплика Гепарда Козу нисколько не смутила. — Ну, не страшно — Кукушку я вырежу.
— Зачем, — возразила Сова, — пущай остается: зимой куковать Сойка может, сама слыхала. Своей-то песни у соек нет, с чужого голоса поют — какую хошь птицу изобразят: сороку, зяблика, пеночку, дрозда… да что птицу — кошкой Сойка мяукает, да так, что и не отличишь!
— Милая Коза, но что же вы все-таки увидели на нашей поляне? — настаивала Стрекоза. — Я ужасно заинтригована!
— Как, до вас все еще не дошло? — поразился Удильщик. — Да поймите же вы наконец: то, что мы прослушали, было записано на пленку заранее, еще в студии, до того — до то-го! — как корреспондентка отправилась сюда. Что она тут увидит, Коза не имела ни малейшего представления. А теперь рассчитывает на нашу помощь: она ждет, что мы покажем ей нечто необычайное. А если показывать нечего — придумаем. Ясно?
— Так чего придумывать-то, Удильщик, — Сова кивком показала на председателя КОАППа. — Пусть скажет как есть: мол, прямо передо мной сидел Кашалот.
Удильщик протестующе замахал удочкой:
— Да нет же, Сова, не то! Кашалот на лесной поляне — что тут необычайного?
— Уважаемая Коза, мы бы рады вам помочь, но… — Кашалот развел ластами. — Но, как назло, именно сегодня у нас не происходит ничего особенного. Обыкновенное деловое заседание — обсуждаем, как лучше вырастить наших питомцев и как их защи…
— Каких питомцев? — перебила Коза.
— Да вот они, — Гепард протянул лапу, любуйтесь.
Коза заглянула в теплицу и ахнула:
— Ого! А вы говорите — ничего особенного. Немедленно пишу продолжение! Тишина, идет запись… — она опять включила магнитофон и продолжила репортаж с того места, на каком прервалась: — Я подняла голову и онемела… Прямо передо мной — стройные ряды изумрудных ростков! И это в разгар зимы, в трескучий мороз, когда снег хрустит под копытами, а пар от дыхания оседает инеем на шерсти, обрамляющей рот!
— А говорит — онемела, — пробормотала Сова. — Слова-то сыпет, как по-писаному. Видать, в этих… в генах у ей все записано.
— Сколько их здесь, зеленых посланцев весны — наверное, сотни! — воскликнула Коза патетически и, наклонившись к Кашалоту, прошептала: — Скажите «Наши питомцы».
— Я? — растеряно переспросил Кашалот.
— Вы, вы, — в микрофон, пожалуйста.
Кашлянув, Кашалот произнес деревянным голосом:
— Наши питомцы…
— Ласково и в то же время с гордостью говорит о них председатель КОАППа Кашалот, — подхватила Коза. — Это крупный мужчина с крутым высоким лбом, изобличавшим ум и многое другое.
— Наконец-то вас изобличили, дорогой Кашалот, — шепнул Гепард.
— Скажите, пожалуйста, — продолжала Коза, — эти ростки, — так и хочется назвать их «ростками нового», — очевидно, капустная рассада? Этот вопрос я адресую одному из действительных членов КОАППа — глубокоуважаемой Сове.
— Кто о чем, а Коза о капусте… Елочки это, милая!
— Елочки?! Как-то не очень похоже. Я думала, что…
— Что нет елок без иголок? — вставила Стрекоза. — Угадала? Так ведь это только всходы.
— То-то и оно, — поддержала Сова. — Дай срок, все у них будет — и ствол, и корни, и ветки, и иголки… все что у елок на роду написано… То есть, чего я говорю-то, — спохватилась она, — это прежде так сказывали, а теперича, слышь, надо называть по-ученому: в генах! Все там записано — вроде как на пленке магнитной, что в кассетнике твоем крутится: каким манером расти, в кого вырасти, как, значит, жить… И у тебя все в генах.
Коза замотала головой:
— Ну уж нет, я сама знаю, как мне жить и как расти, особенно по службе. Хорошо, а что же вы собираетесь делать со своими питомцами? Я подношу микрофон к большой зубастой пасти небольшой черной рыбы, обладательницы длинной удочки, на конце которой светится фонарик… Простите, ваше имя?
— Удильщик. Что мы собираемся делать? Весной, где-нибудь в середине апреля, высадим елочки в открытый грунт… — отойдя шагов на десять, Удильщик оказался в лиственной рощице. — Вот сюда — здесь им будет обеспечен заботливый уход нянь.