С этими словами Оно с легкостью подняла металлическую плиту и перевернула ее. На верстак, звякнув, упало нечто, похожее на тонкую серебряную решетку, в центре которой находился серебряный клинок. Лезвие было короткое и узкое, с хищным острием. «Это и есть мое жало», – поняла Тайна.
Женщина сняла с пояса кусачки, отделила от заготовки все ненужное и направилась к станку. Закрутилось точильное колесо, в воздух оранжевым веером взметнулись искры. Тайна не отрываясь наблюдала, как заготовка постепенно преображается. С каждым прикосновением к точильному диску нож все больше напоминал трехмерный объект, зачем-то вставленный в плоский, плохо нарисованный мультик. Так же странно и сверхъестественно выглядели монеты, которые собирали Тайна и ее маленький двойник, но в них не было той силы, что проявилась в наточенном клинке. Наконец Оно придирчиво осмотрела лезвие и выключила станок.
– Вот мы и отрастили жало.
Тайна взяла клинок, удивившись, насколько удобно он лег в руку. Казалось, каждая линия на ладони точно совпала с едва заметными шероховатостями на застывшем серебре.
– Жало – это оружие, но это еще и часть тебя, – произнесла Оно.
– Я понимаю, – кивнула Тайна.
– А теперь тебе надо возвращаться.
– Куда? Обратно в котельную?
– Да. Ты ведь еще не нашла выхода из парка…
Тайна открыла глаза и увидела темный потолок с единственной бледно-голубой заплаткой – распахнутым мансардным окном. Вокруг было тихо, в воздухе повис едкий запах жженой резины. Девушка приподнялась на локтях и огляделась. Она лежала на спущенном батуте, а вокруг валялись крысы. Они спали, надышавшись черным туманом, и, судя по тому, как судорожно дергались их лапы, видели один на всех страшный сон. Староста и ее телохранители лежали там, где их настигла дымовая завеса.
Тайна поднялась на ноги и осторожно приблизилась к Максиму… вернее, существу, одетому как Максим – в мешковатые штаны и поношенную водолазку, – но совсем не похожему на юношу, которому Тайна не так давно расквасила нос. У него и носа-то теперь не было – лишь две кожистые ноздри на шишковатой, покрытой роговыми наростами морде. Зеленоватая чешуя, жилистые лапы, широкая безгубая пасть – посреди котельной лежал гибрид человека и ящерицы. Двое других телохранителей Лены тоже преобразились – Артем стал похож на карикатурного бесенка с красной кожей и маленькими рожками, а Тимофей обзавелся вытянутой крысиной мордой. У Лены, лежавшей ближе к двери, появился двухметровый увенчанный массивным жалом хвост.
– И что это значит? – пробормотала Тайна, глядя то на старосту, то на ее телохранителей.
В кабинете, когда Иван Николаевич попытался ее «обработать», Тайна решила, что черный туман на нее не действует, но, может, ей просто требовалась бо́льшая доза? Девушка провела рукой по голове, но не нащупала рогов. Очень странно. Если она увидела истинную форму этих детей, то почему ее собственное клеймо так и осталось неосязаемым?
В этот момент из коридора донеслись торопливые шаги, и в бойлерную ворвался Иван Николаевич. Его волосы были всклокочены, за спиной развевался длинный клетчатый шарф.
– Что ты натворила?! – воскликнул директор, оглядевшись.
Тайне показалось, что он тут же бросится на нее, но вместо этого Иван Николаевич подошел к старосте и неловко, так, словно тело вдруг отказалось ему служить, опустился на колени.
– Посмотри, что ты натворила… – произнес он внезапно осипшим голосом.
Медленно, виток за витком директор размотал шарф и положил его Лене под голову. Потом осторожным, почти ласковым движением убрал с ее лица рыжую прядь. Девочка не просыпалась.
– А я вам наврала, тогда, в кабинете, – сказала Тайна, немного разочарованная тем, что Иван Николаевич не обращает на нее внимания. – На самом деле я не увидела рогов. Думаю, у меня иммунитет к этой вашей гадости.
Директор поднял на Тайну затуманенный взгляд.
– Что?
– Я так и не увидела рогов, – повторила Тайна. – И сейчас не могу их нащупать. Кстати, я и ваш третий глаз не вижу почему-то…
Сказав это, девушка осознала, что окончательно запуталась в происходящем. Если черный туман на нее все-таки подействовал, она должна была начать видеть мир, как видели его остальные воспитанники детского дома. Но это произошло лишь частично – она увидела уродства Лены и ее компаньонов, но не директора и не свои собственные…
– Значит, мой дым на тебя не действует… – проговорил директор, поднимаясь на ноги. – Ясно, ясно…
– А вот мне ничего не ясно. Если у меня иммунитет, почему я вижу… это? – Тайна кивнула на человекоподобного ящера, когда-то бывшего Максимом.
– Потому что дым изменил их тела на физическом уровне, – произнес Иван Николаевич. – Так бывает, если концентрация вещества слишком высокая. Теперь любой человек, глядя на Лену, будет видеть перед собой уродливого скорпиона. Ей всю жизнь придется прятаться. Понимаешь, что ты натворила?
– А при чем здесь я? – пожала плечами Тайна. – Вы же накачали батут этой гадостью. Значит, сами и виноваты.
– Не смей так говорить! – рявкнул Иван Николаевич. – Я делаю это для блага детей!
– Для блага детей поливаете парк этими вашими… выделениями? – уточнила Тайна. – И что в этом хорошего? Зачем вы вообще это затеяли?
– Затем, чтобы внешний мир оставил нас в покое! Меня, тебя, всех, кто живет в этом доме. Ты не представляешь, насколько жестокими могут быть обычные люди.
– А вы, значит, такой добрый?
– Конечно!
– Тогда дайте мне уйти, – сказала Тайна, понимая, что директор скорее отрежет себе правую руку, чем отпустит ее подобру-поздорову – Я вам все равно не подхожу, у меня даже способностей никаких нет.
– У тебя есть способности, – сказал Иван Николаевич и внезапно расхохотался, запрокинув голову. – Конечно, и как же я раньше не понял!
Он переступил через Артема и направился к Тайне. Девушка попятилась.
– Знаешь, что я узнал от врача, который занимался моим случаем? – спросил Иван Николаевич, тесня Тайну к нагромождению котлов и насосов. – Вещество, которое выделяет моя кожа, воздействует на один определенный участок головного мозга. Попробуешь угадать, на какой?
– Понятия не имею, – сказала Тайна, не понимая, к чему ведет директор.
– На участок, который отвечает за чувство страха. По-научному он называется мозжечковой миндалиной.
– И что?
– Ты ничего не боишься, ведь так? Поэтому черный дым на тебя и не действует! Я сразу понял, что у тебя не все в порядке с головой, еще во время нашего первого разговора, но кто же мог подумать, что все настолько серьезно?! Какие еще эмоции тебе недоступны? Ты умеешь радоваться, например?
– Никогда об этом не задумывалась, – призналась Тайна, а в памяти у нее всплыли слова девочки, назвавшейся ее подсознанием: «Половина нашего мозга всмятку. Удивительно, что мы вообще живы…»
– Знаешь, не бояться – это единственная способность, которой здесь не рады, – произнес Иван Николаевич и кинулся на Тайну.
Девушка бросилась бежать, но буквально на третьем шаге споткнулась о складку батута. Взмахнув руками, она каким-то чудом удержала равновесие и, перепрыгнув смятого резинового клоуна, рванула к бойлерам.
Директор, обутый в тяжелые военные ботинки, топал следом. Несмотря на габариты, он двигался быстро и мог в два счета загнать Тайну в угол, поэтому она решила хотя бы ненадолго затеряться среди оборудования. До ближайшего котла оставалась пара шагов, когда Иван Николаевич вскрикнул и неразборчиво выругался. Тайна оглянулась и с удивлением обнаружила, что он стоит на месте и разглядывает что-то на своей ладони.
– Что это такое? – пробормотал директор.
– По-моему, вы кого-то раздавили, – сказала Тайна, увидев на его руке влажную, ядовито-желтого цвета кляксу.
– Это паук, – сказал Иван Николаевич и подозрительно глянул на Тайну. – Твои штучки?
– Ага, мои, – кивнула девушка, хотя это, разумеется, была работа Маши.
– Я так понимаю, паук ядовитый? – спросил Иван Николаевич, вытирая ладонь об одежду.
– Да, вы правильно понимаете, – согласилась Тайна.
В этот момент она выяснила, что все-таки умеет радоваться. Если сейчас Иван Николаевич умрет от яда, все проблемы разом решатся и ей не нужно будет никуда бежать.
– Но ты же не думаешь, что все будет так просто? – ехидно поинтересовался директор и снова двинулся на Тайну. – Меня много раз пытались убить. Ты знаешь, что я месяцами жил со снятой черепной коробкой и с электродами в мозгу? Ни один нормальный человек не перенес бы такие эксперименты. И ты надеешься убить меня каким-то паршивым пауком?
С каждым шагом фигура Ивана Николаевича все сильнее окутывалась черной дымкой. Густой маслянистый туман сочился из рукавов пальто, из-за ворота, стелился по бетонному полу и поднимался к потолку, подобно дымным крыльям.
– Я – воплощенный страх, – пророкотал Иван Николаевич. – А страх – это единственное, что невозможно убить.
Тайна не стала спорить. Возможно, яд паука действительно не мог убить директора, но после укуса его движения замедлились, стали резкими и неуклюжими. Надо было пользоваться преимуществом, пока отрава действовала, и Тайна бросилась к двери. Иван Николаевич двинулся следом, покачиваясь и с трудом переставляя ноги, а за ним тянулся густой дымный шлейф.
– Тебе отсюда никогда не выбраться! Слышишь?! Я уничтожу тебя!
– Сначала догони, – бросила Тайна через плечо.
Она выскочила в коридор и едва не споткнулась о лежащего на полу Кирилла.
В первый момент девушка решила, что он тоже надышался черным туманом, но потом поняла, что не видит крыльев. Дымовая завеса, из-за которой вырубились старшие детдомовцы, сюда не добралась, Кирилл был попросту мертв. Его голубые глаза остекленели, лицо осунулось, а на губах запеклась пена. Заметив у него на груди большого ярко-желтого паука, Тайна сообразила, чьих это рук дело.
Маша была влюблена в Кирилла, считала его прекрасным ангелом, но когда он привел в котельную старосту и ее головорезов, нанесла смертельный удар. Это была месть, наказание за то, что он оказался доносчиком. «Убивать – это грех. Так в заповедях написано. Но за тебя я убью…» – сказала Маша и не соврала.