Космическая академия. Любовь без кофе не предлагать. Книга 1 — страница 23 из 73

Через пару минут Бобо натягивал потрясающей красоты тёмно–фиолетовое, почти чёрное кружево, с изящным и необычным узором на затянутую в ортский шёлк фигурку.

— Какая красота, — заворожено прошептала я, стараясь не шевелиться и даже не дышать глубоко, настолько невесомым и хрупким казалось волшебное плетение.

— Выдохни, — засмеялся друг, — оно не порвётся, не переживай. Эта паутина выдерживает сколько–то тонн живого веса.

— Ого! Никогда о такой не слышала.

— И неудивительно, партис — не самый распространённый материал. Нам рассказывали о нём на истории тканей. Из партиса метраны шили свадебные наряды, пока пауки, которые его производят, окончательно не вымерли. То, что я наткнулся на небольшой кусок настоящего партиса, огромная удача. Так что имей в виду: платье у тебя напрокат.

— Партис? — переспросила я, безуспешно пытаясь откопать в памяти хоть каплю сведений.

— Да, так он называется. Париса уже практически не осталось, это всё — остатки былой роскоши. Не исключаю, что этот отрезок был в употреблении, очень уж он редкий. Винтаж! — сориентировался хитрый дизайнер, когда понял, что мыслями я сейчас обращусь к грустному событию — вымиранию целого рода метранов. Вряд ли столь уникальная материя по–другому попала бы на аукцион.

— Жалко.

— Не то слово.

— А если скопировать и сделать из искусственных нитей? — проявила я смекалку.

— Я сейчас этим и занимаюсь, но тут куча нюансов, главный из которых — узоры. У пауков каждая паутинка уникальна. Это не наши ленивые аруанские пауки, у которых творчества раз, два и обчёлся. Партис плели гении! К сожалению, мы можем скопировать только то, что уже есть, но уникальность тогда, как ты понимаешь, исчезнет.

— А если нарисовать?

— В них не будет той сверхъестественной инопланетной красоты, что ты видишь здесь.

— Всё равно нужно пробовать! Это нечто невероятное!

— Необходимо нанять ученых, которые смогут воссоздать нечто подобное. Обрати внимание, нить выглядит одновременно пушистой и блестяще–гладкой. Присмотрись.

— Очень необычно. Бобо?

— Да.

— Ты ведь хочешь, чтобы я пошла в этом к Гольдштейнам и придумал финт с партисом ещё вчера?

— Угу, — кивнул дизайнер. — Но поскольку я не знаю, как воспроизвести подобную нить и ввести новый уникальный тренд не получится, решил хотя бы создать интересный фасон из привычных тканей лично для тебя, всю ночь экспериментировал, спать не ложился. А ты пришла, ну и я не удержался, выдал свой главный секрет. Невтерпёж, понимаешь?

Напряжённое ожидание во взгляде друга сказало о многом.

— Значит так, завуалированное приглашение к сотрудничеству по продвижению партиса в высшее общество предварительно принимаю. Сейчас я беру кусок партиса, еду в лабораторию и вывожу формулу. Производство биоматериала с уникальными свойствами — задача непростая и небыстрая даже для современных технологий, но если получится, запускаем с тобой совместное производство и меняем моду. Генрих от нас никуда не денется, я думаю! — Я бросила хитрый взгляд на друга. — Погуляю на балу в кружевах, пока они прочно не войдут в моду, помашу Крауфу ручкой, я ведь тебе не врала и у меня действительно есть парень, следующий этап плана — мы становимся богатыми, знаменитыми и с личным бизнесом. Как тебе?

— Мы всегда понимали друг друга без слов, — с довольной улыбкой подтвердил проект Бобо. — Я и не мечтал… Ладно, вру. Конечно, я мечтал, что ты заинтересуешься и займёшься. Другим я не доверяю, сама понимаешь. Но выкурить тебя из лаборатории в последние полгода было совершенно невозможно. Я не раз приезжал к твоей маме в гости, надеясь застать тебя дома, но…

Дизайнер развёл руками, показывая, как сложно с помешанными на работе девицами. И я бы могла ему сказать, что есть множество различных способов связи, но прекрасно понимала, как непросто иметь со мной дело. Здесь уж действительно стоит выбрать момент, когда я сама заинтересована в разговоре, иначе буду витать в облаках.

— Надеюсь, дамочки не отравят меня общими силами за старика Генри, — перевела я разговор. — Мама, наверное, вслух побоится поддержать наш демарш, но препятствовать не станет, что уже хорошо. С нитями, думаю, не будет, можешь рисовать до потери пульса и радоваться, что твоё имя войдёт в учебные пособия по дизайну и моде.

— Так, ты чего стоишь?! — едва ли не подпрыгивая от нетерпения возмутился новоявленный компаньон. — Переодевайся и в лабораторию! Бегом, Танечка, бегом!


— Бобо, это вопрос не двух–трёх часов, так что притормози, время у нас есть, — попыталась я успокоить взбудораженного друга.

— Если ты до бала дашь точный ответ, да или нет, можно успеть пустить слух, заинтриговать публику, так сказать. Как там говорят маркетологи? Подогреть, вот!

— Если получится, так и сделаем, а нет — моё платье должно выглядеть так, чтобы дополнительная реклама партису не требовалась. Да она и не понадобится, партис великолепен, а у великосветских кобр прекрасный вкус, — вселила я надежду в вечно сомневающегося в себе творца убойными аргументами.

— Договорились, партнер! Ну, иди же, иди уже, — не выдержал Бобо и стал подталкивать неторопливую гостью к комнате для переодевания.

— Бобо! — расхохоталась я.

— Хватит болтать! За дело! Лишим Крауфа здравого смысла, а высший свет — денег!

Сутками сидеть в лаборатории, имея шикарное оправдание перед родителями, что это для бала и моей миссии — наслаждение!

Партис оказался невероятно интересным объектом экспериментов, и я с энтузиазмом приступила к работе дома, затем переместилась в академию и, как оказалось, там и осталась. Очнулась от звонка мамули.

— Свершилось! С семи утра звоню и ни ответа, ни привета. Ты что, до сих пор в Академии? Ты дома вообще ночевала? — Мама встревожено вглядывалась в изображение непутёвой дочери и картинка её явно не радовала. — Таня, живо ложись в мед–бокс или я позвоню папе, выглядишь ужасно.

— Да? — заторможено уточнила я.

— Да!

— Ма, я посплю немного и всё будет хорошо, не волнуйся, — выдала стандартную фразу, мамуля называла её «предобморочная».

— О, Звёзды! Маленькая, какое посплю? Бал через пять часов!

— Какой бал? — Я сонно моргнула.

— Родная, послушай, пожалуйста, маму: иди в мед–бокс. Мы приглашены к Гольдштейнам, это главный бал года, у тебя важное задание, а на тебе лица нет. Ты когда ела в последний раз? Пила?

— Ела? Да недавно я ела. Вроде бы. Ох, блин! — Стукнула себя ладонью по лбу. — Точно! Бал! Бобо меня убьет, если я опоздаю. Всё, мам, я в медбокс. Спасибо!

— Пока, маленькая моя.

Я осторожно собрала и упаковала разложенные на столе предметы, спрятала в личный сейф. Поняла, что к Бобо никак не успеваю и предупредив его, что платье, проект причёски и макияжа нужно прислать в Академию, подошла к зеркалу.

— Зато я не упала в обморок, а это уже достижение, вот! — подбодрила себя, разглядывая отражение.

Ровно за полчаса до начала бала я была готова.

Бобо, конечно, по своему обыкновению смухлевал и заменил сорочку на более откровенную, но ситуация не располагала к выяснению отношений. Зато прическа и макияж дизайнеру откровенно удались, а робот–стилист не подвел.

— Иногда и я красавица! — Я улыбнулась своему отражению, подхватывая маленькую сумочку, декорированную фиолетовым партисом и направляясь к выходу из лазарета.

Скомандовав электронному стражу переадресовывать вызовы на личный коммуникатор Лады, которая должна была подойти и заступить на вахту ещё час назад, но так и не явилась, нажала идентификатор. Пластиковая дверь бесшумно распахнула створки и на меня практически упал Кирилл.

Натренированные рефлексы сработали идеально — подхватила и смогла удержать крупного и тяжёлого пациента даже несмотря на неожиданность его прибытия и каблуки.

Выглядел любимый на порядок хуже, чем в прошлое посещение лазарета: бледный, с носовым кровотечением, на ногах еле держится, взгляд затуманенный.

Сердце тревожно забилось, однако я напомнила себе, что мы в лазарете с орскими мед–боксами, он жив, ситуация под контролем и опасаться нечего. Проворно вытерла кровь, помогла раздеться, уложила в капсулу и запустила программу максимального восстановления организма.

Дисплей показал двенадцать с половиной часов.

— Обалдеть, — выдохнула, не веря своим глазам, и без сил опустилась на стул.

Не успела что–то сообразить, как двери лазарета снова пришли в действие, уже без моей на то команды. Вошедший Дамир нёс на руках вяло сопротивляющуюся девушку.

— Лада, — начал было мужчина, но тут же исправился: — ой, Танюшка, привет. Я думал, Лада сегодня дежурит. Прими пациента.

— Лада–Лада, не пришла она ещё. Давай сюда, — указала на ближайшую к себе пустую капсулу. — Я так понимаю, Кирилл — тоже дело твоих рук?

— Не совсем рук, — скрупулёзно уточнил Дамир, — но да, тренировались вместе. Тань, а можно мне тоже подлечиться? Мы сегодня основательно увлеклись. Сама знаешь, как это бывает, когда начинает получаться то, что не выходило раньше.

— Ложись уже, болезный.

— Добрая ты, Таня, и красивая. Это ты куда в таком виде? — выпытывал ученый, раздеваясь и укладываясь в капсулу, которую сам же запрограммировал. Бывалый пациент.

— К Гольдштейнам.

— А, ясно, — улыбнулся мужчина, захлопывая крышку, но успел напоследок выдать: — У старика Генри нет шансов.

— Откуда ты… — начала, было, я, но осеклась, увидев, что собеседник уже недоступен для допроса. — Вот гад.

Несмотря на бесконечное пиликанье коммуникатора, не удержалась и подошла проверить таймеры у новых пациентов. Блондинке, похоже, досталось не намного меньше, чем Кириллу, дисплей показывал ровно двенадцать часов, а вот с Дамиром совсем другая история — лечение на полтора часа.

— Ух ты! Вот ведь жук!

— Дочь, — донеслось недовольное от двери, — ты издеваешься?

— Ой, папа, привет. Бегу!

Я так перенервничала, что не сразу сообразила: отец попал в лазарет без разрешения дежурного медика, хотя по официальным данным это невозможно. Только медработники с особым допуском имеют право посещать лазарет с инопланетной техникой и приглашать в него пациентов. Дамир не в счёт — для него не существовало закрытых дверей и, как ни сражалась с бессовестным произволом служба безопасности, он творил что хотел, а затем ещё отчитывал парней, что плохо выполняют свою работу. Тролль.