Несчастный случай уже не казался чем-то ужасным, — время хороший лекарь. Катарина заняла свое место в моей памяти, и я уже не вздрагивал, случайно увидев похожую на нее женщину. Я помнил тепло ее рук и жар поцелуев, и мой разум, особенно под градусом, откалывал с моими воспоминаниями различные фокусы. Не раз во сне мне чудилась Катарина, но когда она приходила в мои объятия, это оказывалась Мариан — загорелая, с искрящимися голубыми глазами и живым трепетным телом.
И я ничего не мог с этим поделать. Я знал, что если я решусь попросить Мариан Харрисон о свидании и она согласится, то мне уже никогда не разобраться в своих чувствах к этим двух женщинам, и если вернется Катарина, то я окажусь между двух огней.
Я просыпался и называл себя отъявленным дураком. Я всего-то и видел Мариан пятнадцать минут — и то в компании ее брата.
Короче говоря, однажды утром я признал свое поражение в борьбе с самим собой, точнее, в борьбе двух воспоминаний. Мой хитрый мозг решил, что пора снова заняться нерешенной проблемой и для этого мне просто необходимо опять прошвырнуться роковым хайвэем и заодно нанести визит на ферму Харрисонов. Я объяснял своей на редкость сговорчивой совести, что делаю это только потому, что не успел выказать своей признательности Харрисону-старшему, но знай я, что его не окажется дома и я застану лишь его дочь, моя решимость посетить ферму лишь укрепилась бы.
Но человек предполагает, а Бог располагает, и тем же утром, когда я принял решение, в девять часов прозвенел звонок, и, когда я вышел на порог, то столкнулся нос к носу с двумя джентльменами с золотыми значками на кожаных удостоверениях, лежащих в карманах их курток.
Я открыл дверь, потому что не мог изображать свое отсутствие перед командой из эспера и телепата. Оба знали, что я на месте.
— Мистер Корнелл, не будем терять времени. Мы хотели бы знать, откуда вы знаете доктора Торндайка.
Я не стал хлопать глазами от такой фамильярности. Это стандартный прием, когда расследование проводит эспер-телепатическая команда. Телепат знал обо мне все, включая тот факт, что я прощупал их бумажники и удостоверения личности, значки и серийные номера маленьких автоматических пистолетов, которые они носили. Им важно было задать главный вопрос сразу и в упор, чтобы некогда было придумывать уклончивые ответы. Мои сведения о Торндайке были довольно отрывочными, и не стоило их скрывать, поэтому я рассказал им все, что знал.
Наконец «Это все, — подумал я. — Но почему вы о нем спрашиваете?»
Телепатическая половина команды ответила:
— Мы не имеем права отвечать вам, тем более что вы не произнесли вслух свой вопрос. Единственное, что мы можем сказать, это то, что вы последний человек, получивший какие-либо известия от доктора Торндайка.
— Что… я?
— Открытка. Она была последней связью Торндайка с внешним миром. Потом он исчез.
— Но…
— Торндайк должен был прибыть в Медицинский Центр в Марион, штат Индиана, три недели назад. Мы знаем каждый его шаг до последнего пункта в Иеллоустоунском заповеднике. Там следы оборвались. Он позвонил в маленький отель, забронировал номер и как в воду канул. Теперь, мистер Корнелл, разрешите взглянуть на открытку?
— Конечно. — Я подал ее. Эспер взял, поднес к окну и взглянул на нее при свете. Когда он сделал это, я встал рядом, и вместе мы прощупывали ее до тех пор, пока края открытки не начали загибаться. Но если там и был какой-нибудь шифр, тайнопись, какой-то скрытый смысл или послание, я ничего не заметил.
Я неискушенный следователь и посредственный эспер, но я знаю, что Торндайк был хорошо знаком с моей глубиной восприятия и не стал бы что-то далеко от меня прятать.
Наконец эспер покачал головой и протянул мне открытку.
— Никаких следов.
Телепат кивнул. Он взглянул на меня и улыбнулся как-то кисло и натянуто.
— Мы, естественно, заинтересовались вами, мистер Корнелл. Кажется, это уже второе исчезновение. И опять вы ничего не знаете.
— Понимаю, — проговорил я медленно, вновь в моей голове завертелись вопросы, и все они были связаны с недавней аварией.
— Наверное, мы еще вернемся, мистер Корнелл. Вы не против?
— Слушайте, — сказал я довольно грубо, — когда эта чехарда кончится, я буду самым счастливым человеком на планете. Может, я смогу чем-нибудь помочь, только дайте знать.
После этого они ушли. Я все еще не оставил надежду навестить ферму Харрисонов. Тем более что чувствовал какую-то связь между новым таинственным исчезновением и Харрисонами. Я был уверен, что ничто не исчезает бесследно, тем более здоровые люди с видами на будущее.
Я не позволил себе задержаться около знака, опасаясь неизвестно чего. И все же, к своему удивлению, я заметил, что кто-то удосужился починить его. Поломка была такой незначительной, что ее устранение напоминало вызов механика при заполнении пепельницы окурками.
Потом я заметил еще некоторые перемены, внесенные временем.
Выжженное пятно заросло высокой сорной травой. Сук дерева, нависавший над местом катастрофы, на котором раньше висел блок, потерял былую черноту. Блок убрали.
«Дайте год, — подумал я, — и единственным напоминанием о катастрофе останется только шрам в моей памяти, а потом и он исчезнет».
Я вернулся на дорогу, покрутился по проселку и выскочил на шоссе прямо напротив большого приземистого дома.
Он выглядел холодным и неуютным. Лужайка перед крыльцом сильно заросла, а на веранде валялось несколько клочков бумаги. Венецианские ставни были закрыты и плотно пригнаны. Поскольку сейчас было лето, закрытые окна и запертые двери (не важно, стояли противомоскитные сетки или нет) тут же говорили об отсутствии хозяев. Харрисоны съехали.
Еще одно исчезновение?
Я быстро развернулся и помчался в ближайший городок. Проще всего было все узнать на почте.
— Я ищу семейство Харрисонов, — радостно сообщил я человеку за стойкой.
— А они уехали несколько недель назад.
— Уехали? — разочарованно спросил я.
Клерк кивнул. Затем он наклонился вперед и проговорил конфиденциальным шепотом:
— Прошел слух, что девочка подхватила космическую чуму.
— Мекстромову болезнь? — ляпнул я.
Клерк взглянул на меня так, будто я скверно выругался.
— Она была славная девушка, — сказал я нежно.
Он кивнул и ушел за какими-то документами. Я постарался проследить его, прощупать, но бумаги оказались в маленькой мертвой зоне в самом конце здания. Я проклял весь белый свет, хотя и ожидал, что дела будут находиться в мертвой зоне. Как только открылся институт Райна, правительство прочесало всю страну на предмет обнаружения мертвых зон для хранения секретных и личных бумаг. Бизнесмены, высшее общество и всякое отребье, вкупе с правительством, подняли большой шум в защиту законных прав личности.
Он вернулся с виноватым видом.
— Они оставили закрытый адрес, — сказал он.
Я испытал острое желание сунуть ему двадцатку, но не стал этого делать. Из-за Райна взятки для должностных лиц стали невозможными. Так что мне пришлось изобразить страшное разочарование.
— Это чрезвычайно важно. Я сказал бы, дело жизни и смерти.
— Простите. Но закрытый адрес есть закрытый адрес. И тут ничего не поделаешь. Если вам надо с ними связаться, опустите письмо. И если они захотят ответить, то свяжутся с вами сами.
— Возможно, чуть позже я вернусь, — сообщил я ему, — отправлю письмо прямо отсюда.
Он склонился над конторкой, я кивнул и вышел.
Размышляя, я медленно поехал назад к бывшей ферме Харрисонов. Удивительно! Насколько я знаю, люди никогда не бегут куда глаза глядят, подцепив Мекстромову болезнь. И, кроме того, мысль о том, что Мариан Харрисон тихо увянет и умрет или, быть может, безбоязненно уйдет из жизни, казалась настолько абсурдной, что полностью не воспринималась моим сознанием, и лишь иногда по мне прокатывались волны ужаса.
Я вновь подъехал к жилому дому и остановился напротив веранды. Я не могу объяснить, почему там оказался, просто мне хотелось побродить по дому, посмотреть, что можно обнаружить перед тем, как вернуться на почту и написать письмо или открытку.
Со двора дом был заперт на старинный задвижной засов, который открывался достаточно просто. Я пожал плечами, успокоил совесть и пошел искать кусок железной проволоки. Сделав отмычку, я прощупал дверь и поднял два простейших сигнализатора. После этого отодвинул засов так быстро, словно пользовался настоящим ключом.
Это не бегство и не исчезновение. В каждой из четырнадцати комнат виднелись явные следы продуманных сборов. Ненужный хлам валялся вперемешку с остатками упаковочных материалов, набором коротких гвоздей, так и не понадобившимся полузаконченным ящиком, набитым старой одеждой.
Я обошел все вокруг, но больше ничего не нашел, а то, что нашел, я мог бы увидеть и так, без своего эсперовского чутья.
Я медленно бродил по дому, позволив своему восприятию блуждать от точки к точке, пробуя прощупать место во времени, но все было впустую. Моего уровня восприятия не хватало.
Мне удалось уловить лишь один отклик в одной из верхних спален, мне показалось, что это следы смерти. Но когда я остановился в комнате, где спала Мариан, то вновь начал сомневаться в своих ощущениях. С эсперами такое случается.
И я вдруг понял, что все встало на свои места.
Мир в ощущении эспера выглядит наподобие облачного неба, с чистыми местами и туманными пятнами, расположенными в полном беспорядке. Качественно картина обычно не менялась. Но этот дом находился в темной, почти мертвой зоне. Теперь это стало совершенно ясно. Я покинул дом и прошел в громадное сооружение, которое, видимо, использовалось как сарай и гараж одновременно. Оно оставило у меня то же чувство неудовлетворенности, что и дом. Филипп Харрисон или кто-то еще, должно быть, держал здесь мастерскую. Я нашел верстак и небольшой столик с отверстиями для болтов, покрытый масляными пятнами и другими следами, говорящими о том, что здесь стоял один из тех больших универсальных деревообрабатывающих станков с циркулярной пилой, дрелью, токарным станком, рубанком, стамеской и всякой всячиной. Там валялось также немного металлолома, но никаких столярных по