Нью-Йорк и через несколько минут уже говорил с медсестрой Фарроу.
Я не стал вдаваться в детали, потому что существовала масса нюансов, которые не имели никакого практического значения и которых оказалось куда больше, чем можно было себе представить, с момента нашей встречи на ступеньках госпиталя. Я не сказал ей по телефону о моих истинных намерениях, а мисс Фарроу не могла прочитать мои мысли из Нью-Йорка. Суть сделки заключалась в том, что в настоящее время мое состояние таково, что мне необходима сиделка. Не то чтобы я был болен, просто мне было сейчас не по себе, и, по-видимому, надолго. Слишком много работал и, видимо, переутомился. В конце концов, мисс Фарроу признала это вполне возможным. Я повторил мое предложение платить ей по расценкам квалифицированной сестры и на месяц вперед. Это несколько поколебало ее самоуверенность. Потом я добавил, что выпишу ей чек, вполне достаточный, чтобы покрыть все издержки плюс билет туда и обратно. Пусть приедет и посмотрит, и если ее что-то не устроит, она вернется, не тратя деньги из собственного кармана. Все, что она теряет — так это один день, и то не полностью, если прилетит самолетом.
Мои доводы произвели впечатление, и она согласилась повременить с отказом. Мы должны были встретиться с ней послезавтра утром в центральном аэропорту Чикаго.
Я отправил ей чек в полной уверенности, что склоню ее к мысли стать телепатом моей команды сыщиков-любителей. Потом, поскольку мне нужна была кое-какая информация, я повернул на запад и пересек границу Индианы, направляясь в Марион. У меня накопилась масса существенных подозрений, но пока мне приходилось только констатировать факты. Я хотел выяснить, как определить Мекстромову болезнь и как передается инфекция. Мне также хотелось знать, как выглядит инфицированный больной на разных стадиях развития болезни. В результате я хотел понять, было ли виденное мной в Огайо стопроцентной Мекстромовой болезнью.
6
Я вошел в приемную, являясь воплощением самоуверенности, и предстал перед секретарем-эспером — красивой крашеной блондинкой с весьма привлекательной внешностью и фигурой. Она холодно взглянула на меня и спросила о деле.
— Я писатель и журналист. Собираю материал, — нагло соврал я.
— Вы по заданию? — спросила она без тени интереса в голосе.
— Сейчас нет. Я свободный журналист. Мне так больше нравится, люблю ни от кого не зависеть.
Ее холодность растаяла. Мои старания явно не пропали даром.
— Где вы печатаетесь? — спросила она.
Я равнодушно ответил:
— Последняя статья была о недавних археологических находках в Сирии. Прямо по первоисточникам Института Востока в Чикаго.
— Очень жаль, что я ее пропустила, — сказала она удрученно.
Я согласился, что она на самом деле много потеряла.
— Разве вас не удовлетворяют обычные популярные издания? — продолжала она.
— В этих кондуитах, конечно, собрано много полезных сведений, но они слишком туманны, безличны. Люди предпочитают читать анекдоты, а не копаться в цифрах и диаграммах.
Она глубокомысленно кивнула.
— Минуточку, — с улыбкой сказала она и что-то тихо начала говорить в телефонную трубку. Окончив, она тепло улыбнулась, будто говоря, что сделала для меня все, что было в ее силах, и что это следует оценить. Я постарался изобразить в ответ точно такую же улыбку. Мы еще не закончили улыбаться друг другу, как дверь отворилась, и в комнату влетел человек.
Он был рослым малым, прямым, как шомпол, с крепкой челюстью и коротко стрижеными усами.
Один к одному — капитан Блад. Когда он заговорил, его голос оказался таким же резким и четким, как его усы, настолько четким, что казался почти механическим.
— Дипломированный специалист Фелпс, — сказал он. — Чем могу служить?
— Мистер Фелпс, мне бы хотелось побольше узнать о Мекстромовой болезни. Извините, может, мне не придется использовать эти материалы в статье, но для писателя-документалиста важны мельчайшие подробности.
— Никаких извинений. Что вас интересует?
— Я часто слышал, будто бы о Мекстромовой болезни почти ничего не известно. Это невероятно, особенно если учесть, что ваши коллеги работают не покладая рук около двадцати лет.
— Конечно, мы кое-чего достигли, — кивнул он. — Но очень немного…
— Мне кажется, исследуя ткани…
Он улыбнулся.
— Мы так и сделали. Провели тщательные химические исследования. В принципе, мы могли бы даже взять пробы с чародейского котла Макбет и определить, правильно ли Шекспир указал свою формулу. Молодой человек, если вы думаете, что что-то внедряется в человеческую плоть, делая ее мекстромовой тканью, то глубоко ошибаетесь. Обычные анализы показали, что тело больного Мекстромовой болезнью ничем не отличается от нормального. Ничего лишнего, как и в случае окостенения.
— В чем же различие?
— В структуре. С помощью рентгенокристаллографии мы определили, что мекстромовы ткани имеют оригинальную микрокристаллическую структуру. — Фелпс задумчиво взглянул на меня. — Вы что-нибудь смыслите в кристаллографии?
Как инженер-механик я, конечно, смыслил, но как автор журнальных статеек — вряд ли, поэтому осталось только признаться, что в кристаллографии я профан.
— Отлично, мистер Корнелл, вы, наверное, знаете, что в стереометрии существует только пять правильных многоугольников. Подобно закону топологии, утверждающему, что для раскраски карты плоской поверхности необходимо всего четыре цвета, а для раскраски границ на торе достаточно семи цветов, законы стереометрии гласят, что возможно не более пяти правильных многогранников. А в кристаллографии существует тридцать два возможных класса кристаллических решеток. Из них в природе найдено всего тридцать. Правда, мы знаем, как выявить остальные две, если они окажутся в естественных формациях.
Все это я прекрасно знал и, тем не менее, усердно царапал в своей записной книжке, будто открыл что-то новое. Специалист Фелпс терпеливо выждал, пока я не закончу свои заметки.
— А теперь, мистер Корнелл, вас ожидает маленький сюрприз. Мекстромова ткань состоит из молекул, атомы которых расположены в узлах решеток, принадлежащих одному из этих классов.
Вот так новость! Я оторопел.
Его лицо вспыхнуло торжеством.
— К несчастью, — проговорил он тихим голосом, — знание типа кристаллической решетки не в силах подсказать нам, как она возникла. Мы не можем контролировать положение атомов в кристаллической решетке. Мы можем разрушить кристаллическую структуру, можем контролировать размер и форму кристалла, но не в силах перевести кристалл одного вида в другой.
— По-моему, это все равно, что испечь кекс. Все составные части перемешиваются — кекс может получиться большим или маленьким, иметь форму сковороды или оказаться вконец испорченным. Но если вы смешали дерьмо, то и получите дерьмо.
— Немного странная, хотя и вполне точная аналогия. Но мне больше нравится другая, высказанная когда-то давным-давно доктором Билли Леем, проделавшим довольно тонкие эксперименты. «Вы не сможете узнать, как устроен паровоз, разрушив его и исследуя обломки».
Потом он продолжил:
— Давайте вернемся к Мекстромовой болезни. Мы выяснили, что скорость затвердевания тканей составляет одну шестьдесят четвертую дюйма в час. Так, к примеру, если вы заметили на среднем пальце правой руки следы болезни, то приблизительно через три дня первый сустав пальца будет полностью состоять из мекстромовой ткани. Еще через две недели средний палец полностью затвердеет. Можете взять пилу, отрезать его без всякой анестезии и принести нам для исследования.
— И ничего не почувствуешь?
— Вообще ничего. Хотя суставы срослись, артерии стали твердыми, как стальные трубы. Правда, сердце уже не может работать нормально. Когда Мекстромова болезнь ползет от руки к плечу, крупные сосуды затвердевают, и сердце не может прокачивать по ним кровь в прежнем режиме. Получается то же самое, что и при атеросклерозе. Далее инфекция выводит из строя плечо, на это уходит девяносто дней. За это время заражаются остальные конечности, и болезнь охватывает руки и ноги.
Тут он торжествующе взглянул на меня.
— Остальное выглядит весьма скверно: вскоре наступает смерть. Собственно, я могу сказать, что счастлив тот, кто подцепит Мекстромову болезнь на пальцах левой руки, потому что в этом случае заражение достигнет сердца быстрее всего. Те, кому инфекция первоначально попала в пальцы ног, практически прокляты, ибо инфекция вначале поразит нижнюю часть тела. По-моему, вы можете представить результат — смерть из-за остановки перистальтики. Гибель наступает за счет интоксикации организма и бывает медленной и болезненной.
Я содрогнулся. Мысль о смерти уже тревожила меня. Сознание того, что в случае заражения я должен умереть буквально по календарю, приводило меня в дрожь.
Я проговорил сквозь зубы:
— Дипломированный специалист Фелпс, я вот только не возьму в толк, то ли вы и ваш центр боретесь с Мекстромовой болезнью, то ли потворствуете ей?
— Потворствуем? — переспросил он.
— Конечно. Вы выяснили, что будет с человеком, если он пройдет через все стадии Мекстромовой болезни?
— Он станет практически суперменом, — кивнул Фелпс. — Стальные мускулы, движущие твердой, как сталь, плотью под непробиваемой кожей. Возможно, такой человек будет свободен от всех болезней и недугов. Вообразите себе бактерию, которая старается проникнуть в тело твердое, как бетон. Более того, мекстромова плоть физически почти невосприимчива к кислотам. Очевидно, что такой супермен трижды переживет наши живые тела, а может, и раз в десять. Но…
Тут он остановился.
— Не хочу разрушать ваших иллюзий, но эта мысль не нова. Несколько лет назад мы пригласили сюда одного блистательного молодого доктора, чтобы тот пополнил свое образование. К несчастью, парень прибыл сюда со следами Мекстромовой болезни на среднем пальце правой руки. Под его руководством провели около сотни великолепных опытов, и у него возник свой подход к этой проблеме. Но все было тщетно: несмотря на все усилия, он не смог отдалить смерть хотя бы на секунду. С тех пор и до настоящего времени над этой проблемой работает одна из наших групп.