— Поверь мне, милая душа: один лишь дьявол способен погасить жажду этого достойного человека, — уныло произнес доктор Умэни, глядя на меня кровавыми ирландскими глазами.
— Не давайте ему ни капли, — предупредила меня Исма. — Папочка надирался всю дорогу от Луна-сити.
Я убрал скотч. Исма опустилась в лучшее кресло для клиентов. Чуть ниже трех голов у нее было отличное земное тело, округлое, как гряда марсианских песчаных холмов. Удобно облегающие одежды, которые, надо думать, обошлись папаше в триста соларкредиток минимум, подчеркивали полные бедра. У нее был милый моему сердцу набор рук и ног, а ляжки пухлые, созданные словно нарочно для укуса. Я никогда не упускал случая ущипнуть подобную ляжку, если таковая появлялась поблизости.
— Скажите, что вы от меня хотите? — спросил я.
Она тихонько ответила:
— Это задание будет очень простым. Мы хотим, чтобы вы…
Доктор Умани, уже успевший прикорнуть на моей кушетке, вдруг вскочил и простер к небу кулаки.
— Ей-ей, похоже, они уже снова здесь!
Три лица Исмы побледнели.
II
Мы услышали добрый топот ног бегущих людей в холле. Мой 38-й находился в сейфе, где я хоронил его среди папок с делами. Но Исма уже нацелила на дверь свой 25-й.
Дверь распахнулась и ввалились трое мускулистых Луни, паля в нас из утяжеленных микролазеров «Сиддлей-Армстронг 45». Я нырнул под стол, утащив за собой Исму, но я ничем не мог помочь доктору Умани. Он получил в грудь три лазерных пули 45-го калибра — хоп, хоп, хоп. Эти мокрые шлепки не оставляли сомнений в том, что Сиддлей-Армстронг сделал свое дело.
К тому времени, когда я ухватился за диск сейфа, чтобы извлечь заряженный 38-й, один лишь бедолага Умани хрипел на полу, отходя в мир иной.
— Позовите священника, — хныкал старый чудак. — Дайте моей бедной, запятнанной душе войти в жемчужные врата, очиститься от грехов плоти!
— Вздор! — буркнула Исма, опускаясь возле него на колени. — Прекрати глупое нытье и послушай. Ты приготовил очередное?
Доктор Умани посмотрел на нее. Веки его трепетали.
— Корабль… вторая камера с конца, — тут глаза его закатились.
— Он быстро отходит, — сказал я.
— Неважно, — сказала Исма. — Только побудь с ним, пока я вернусь. Если Луни вернутся, не медлите, уничтожьте их.
Я получил уже свою долю неприятностей от лунных головорезов и знал, что не огорчусь, если придется пристрелить еще троих.
— Куда ты собралась?
— На крышу, в наш корабль. Я обернусь за секунду.
Она ошиблась, в действительности ей понадобилось три минуты. Она вернулась с безвольным телом тощего чернокожего мужчины, которое держала, перекинув через плечо. На нем были полосатые брюки и ярко-красная рубаха с золотыми пуговицами. Она положила его рядом с отцом.
— Не задавайте вопросов, — она распустила черные волосы двух голов. — Следите, не появятся ли Луни. Меня ждет работа.
Она поспешно притянула медицинскую сумку и открыла ее. Я не спец в операциях и операционном снаряжении, но я все же узнал мозгорез. Она включила его и аккуратно срезала макушку с пьяной головы ирландца доктора Умани. Затем осторожно полезла внутрь и вытащила большой яйцеобразный стальной цилиндр.
— Подержи, — сказала она, вручая его мне.
— Что это?
— Папа, — сказала она. — Папа, конечно.
Я смотрел на цилиндр. В глубине он пульсировал красным и был твердым на ощупь.
Исма работала над черным мужчиной. Она вскрыла его голову, взяла у меня цилиндр и ловко вставила его. Чтобы присоединить макушку, она воспользовалась быстросшивателем.
— Ну вот, — сказала она, улыбаясь всеми своими тремя ртами. — Все готово.
Тощий черный человек сел, почесывая череп. Он ухмыльнулся в мою сторону, а затем запел:
— В шахте бедный паренек
Рубит лунный уголек.
Белый платит медный грош,
Черный стал на тень похож…
— Что за чертовщина происходит, — потребовал я объяснений. Исма нахмурила большинство своих бровей и вздохнула.
— Разве вам не ясно?
— Нет, — сказал я.
— Папин мозг пересажен в тело этого черного джазового певца, полученного из нашего филиала в Нью-Оулд-Нью-Орлеане. У папы всегда была тяга к черным джаз-певцам.
«Целый день тружусь один», — скажет белый господин, — пел доктор Умани.
— Он знает, кто он? — поинтересовался я.
— Естественно, — сказала Исма. Она сунула свою ладошку в грубую черную пятерню. — Папочка, ты бы лучше рассказал мистеру Спейсу о том, почему мы решили нанять его.
— А кто возражает? — спросил доктор Умани, изображая ранний южный диалект. Но он даже равняться не мог по убедительности с недавним ирландским акцентом.
— Что мы делай — так это меняй последнее тело. — Он стукнул себя в грудь. — Я в нем. Больше резервных не нанять на Марсе. Это плохие люди посылай Луни застрелить этот бедный человек, и ежели я не разобьюсь и не раздобуду кого-нибудь наняться, эти наемники меня запросто прихлопнут, — на меня уставились глаза с желтыми белками. — Ты въезжай?
— Не совсем, — сказал я.
— Мой папа выполняет здесь на Марсе жизненно важную работу, и для этого должен остаться в живых. Его враги хотят, чтобы он умер, поскольку, пока он жив и продолжает действовать, его работа представляет для них угрозу.
— Какого рода работа?
— Лучше не будем углубляться, — сухо сказала она. — Наше дело к тебе простое: мы хотим нанять телохранителя. Чтобы ты сопровождал на пути из Олднью-Йорка партию замороженных тел и охранял их, пока они не прибудут сюда, на Марс, в Пузырь-Сити. Жизнь моего папы зависит от количества запасных тел.
— О, йасс! О, йасс, йасс, йо, йоасс, в самом деле, — подтвердил доктор Умани.
Я побарабанил пальцем по столу. Логика, похоже, исчезла, а когда именно, я что-то упустил. А я люблю, чтобы все было логично.
— Послушай, — сказал я, — а не было бы гораздо лучше, если бы ты наняла меня личным телохранителем отца?
— Но зачем?
— Чтобы его опять не застрелили.
— О, его обязательно застрелят, — заверила меня Исма. — Враги папочки очень настойчивы. Они его обязательно прикончат и тут нет сомнений. Но я буду рядом и позабочусь, чтобы в случае необходимости его мозг был тут же перетрансплантирован.
— Но разве они не могут попробовать убрать тебя?
— Уже пробовали. Несколько раз. Но моя необычайно толстая, прочная, все поглощающая венерианская кожа не поддается оружию. Пока, во всяком случае, не поддается. Конечно, существует много способов меня уничтожить, и вскоре они попытаются применить один из них. Но я не боюсь. Мне только хотелось прожить еще немного, чтобы посмотреть, как завершится папин эксперимент.
— Звучит несколько необычно, — пробормотал я. А не мог бы кто-нибудь другой сопровождать на Марс тела для твоего отца?
— Совсем ноу, совсем ноу, сэр! — воскликнул доктор Умани. Он задергался, запрыгал вокруг меня, тряся головой и смеясь. — Вы один, кто может делать этот наняй-работа. Никто другой не может делать наняй, верьте старый негр!
— Папа имеет в виду мистер, Спейс, что мы оба знаем вашу анкету. Вы очень смелый человек, целеустремленный и энергичный. — Шесть ее зеленых глаз мягко сияли. — Мы оба чувствуем, что вы тот, кто может обеспечить безопасность переправы папиных тел на Марс. — Вы согласны?
Меня поразила дрожь, прозвучавшая в ее голосе.
— Ладно, сестренка, — сказал я, — когда мне начинать?
— Папа уже распорядился, чтобы в ближайшие полчаса вас взяли на корабль и отвезли в Земледром. Вы летите рейсом двенадцати-пятичасовым в 0800 из Пузырь-Сити в Олднью-Йорк, то есть у вас будет время упаковать 38-й и бутылку скотча.
— Откуда вы знали, что я соглашусь?
Вновь ее взгляд смягчился.
— Я была уверена, что вы согласитесь, мистер Спейс. Помните, вы сами о себе говорили, что у вас есть склонность к трогательным историям? Я просто учитывала факт, о котором вы сами упомянули.
— Но я уже говорил, что никому не спущу. Позвольте поглядеть, какого цвета ваши соларкредитки.
Она вынула свой бумажник, вытащила из него тяжелую пачку и вручила ее мне.
— Уверена, что это должно побудить вас приступить к работе.
Я свистнул через отсутствующий зуб, пересчитав деньги.
— Лихо!
— Приятного путешествия, мистер Спейс, — сказал доктор Умани. Он отбросил негритянский диалект, и теперь его голос был культурен и профессионален. — Можете быть уверены, что моя дочь ничуть не преувеличивала, рассказывая о наших неприятностях. Эти тела должны прибыть в целостности и сохранности, чтобы обеспечить успешное продолжение моей работы. — Он вежливо улыбнулся. Темные глаза его светились. — Можно сказать даже — успешное продолжение существования человечества.
Я ничего ему не ответил.
Работа есть работа и я был рад вновь заняться делом.
III
Во время перелета Марс — Земля на борту «Президента Эгнью» я повсюду чувствовал себя голым. На корабле было запрещено ношение гражданского стрелкового оружия, и мой 38-й официально был изъят вплоть до посадки. Мне сказали, что я смогу добиться специального разрешения на его провоз, когда полечу обратно — но на сей раз я вступил на борт без оружия.
Голый против тайных врагов… Но не совсем. Я обучался семнадцати разновидностям рукопашного боя Солнечной Системы и мог сломать ствол маленькой сосны двойным ударом с полулета, предварительно убедившись, что на мне туфли. Я однажды сломал палец, пробуя сделать это своими ногами без обуви.
Я сидел в проходе рядом с парочкой молодых марсиан, страстно тискавших друг друга в положении норкса, что являлось высшим сексуальным уровнем, благодаря которому марсиане могут достигать короткого кайфа, а вы не можете. На борту звездолета, однако, кайфовать было запрещено, поскольку вторичный сексуальный эффект получается благодаря наружному ощупыванию. Ничего ненормального в том, что они делали, не было. Но меня это нервировало.