Я перечитывал их вновь и вновь.
Я не могу сказать точно, сколько времени я разыскивал яйца Зубу. Но я помню день, когда моя подружка Николь появилась на Плутоне с металлической корзиной под мышкой.
— Хэлло, Николь! — приветствовал я ее. — Просто замечательно тебя видеть! Надеюсь, у тебя все хорошо? Правда, здесь, на Плутоне, очень мило?
— Они тебе промыли мозги? — сказала она.
— А что значит «промыть мозги»? — спросил я.
— Неважно, делай то, что я тебе скажу. — Она поставила металлическую коробку на землю. Затем присоединила к моей голове какие-то замечательные провода. Они уходили в какую-то коробочку.
— А теперь сиди тихо и не разговаривай, — сказала она.
— Мне скоро на работу, — сказал я ей с улыбкой. — Нужно найти еще много яиц Зубу.
— Не тебе, — ответила она. — Хватит уже.
Прежде чем я успел спросить ее, что она имеет в виду, она что-то сделала с коробкой. Я почувствовал под черепом грандиозное гудение. Вибрация. Красное и желтое пламя. Крутящиеся цветы… Я мигнул. Сердце мое замедлилось. Я сглотнул.
— Ты в порядке, Сэм?
— Да, в порядке, — сказал я. — Спасибо тебе, малышка. Эти мыши опрокинули мой чердак. Как ты меня нашла?
— После твоего ухода вломились эти… — сказала она. — Они пытали меня, чтобы я сказала, куда ты ушел.
Выходит, я был прав, это Николь выболтала адрес.
— Дальше, — сказал я.
— В конце концов я от них отвязалась и отправилась на Юпитер. Узнала, что ты послан сюда за то, что нарушил закон. Остальное было просто. Я позаимствовала этот наполнитель-проявитель для мозга у своего знакомого суперсолярного агента на Ганимеде и привезла его сюда, на Плутон.
— Откуда ты узнала, что он сработает?
— Он предназначен для прояснения искусственно затуманенных мозгов любого типа и происхождения. Суперсолярным агентам всегда приходится прочищать мозги.
Я кивнул.
— Покупаю твою историю. Нужно возвращаться в Пузырь-Сити. Я тревожусь о том, что могло произойти с доктором Умани и его дочерью.
— Уже произошло, Сэм. Именно поэтому я и бросилась сюда тебя прочищать. — Она с отчаянием посмотрела на меня. — Они похитили Исму.
XI
Во время перелета на Марс Николь мне все объяснила. Она связалась с доктором Умани после того, как говорила с мышами-полицейскими на Юпитере, и сообщила ему, что я сослан на Плутон. Он сказал, что это очень плохо, потому что его недруги пленили Исму и было бы очень неплохо, если бы я поискал ее, и что он не может прекращать эксперимент на жизненно важной стадии его близкого завершения.
— Неужели старичка не беспокоит то, что его дочку похитили? — спросил я.
— О да, он казался довольно огорченным, — призналась Николь. — Но он говорил, что надо держать хвост пистолетом.
— Черт возьми, я собираюсь разобраться потом, что же там все-таки происходит у него в лаборатории, — сказал я. — Я не люблю играть втемную на высокие ставки.
Доктор Умани встретил нас у дверей своей лаборатории, на окраине Пузырь-Сити. Потрясающе было видеть его вновь, ибо ныне он обитал в теле жирафоголового с Оберона.
— Рад видеть вас живым и здоровым, мистер Спейс, — сказал он, протягивая полированное копыто. Я пожал его.
— Есть новости об Исме? — спросил я.
— Честно говоря, сейчас я не жду новостей. Вы прихватили для меня тела? — он повернул голову на длинной шее и нервно уставился на нас с высоты шести футов. Мне приходилось тянуться и ходить на носках, чтобы хоть как-то с ним общаться.
— У нас не было на это времени, — сказала Николь.
— Да, я хотел побыстрее оказаться здесь, — подтвердил я.
— Вообще-то, я предпочитаю земнотела, — кивнул он, раздувая влажные, черные ноздри, и фыркнул. — Но после того, как моему телу подлинного джазового певца был причинен огромный ущерб, я был вынужден переселиться в другое тело. Этот жирафоглав — лучшее, что мне удалось подыскать на Марсе, да и то мне пришлось переплатить. Мой первый племянник — Варлаг — произвел переключение мозгов, но мне кажется, он поместил меня в бок. Я могу видеть только одним глазом.
— Я заметил, что вы предпочитаете левый, — сказал я.
— И эти копыта совершенно неудобны, — добавил он. — Трудно делать научную работу с помощью копыт, могу вас заверить.
— Представляю себе, — я уставился на него, задрав голову. — Николь сказала мне, что ваш эксперимент находится в завершающей стадии.
— Почти завершен, — поправил он меня.
— О'кей… он почти закончен, а?
— Скажем так, я вижу свет в конце туннеля. — Он опустил рогатую голову и принялся покусывать мою шляпу. Это была узкополая шляпа в стиле 30-х годов, я носил ее иногда на деле.
— Эй, оставьте ее! — зарычал я, отскакивая.
Он печально взглянул на меня левым глазом.
— Извините. Но, кажется, в этом теле я люблю шляпы. Поедание шляп — это, очевидно, одно из обычных занятий жирафоглавов.
— Но не эту шляпу! — сказал я. — Эту шляпу нельзя заменить. — Я осмотрел ее — небольшого кусочка недоставало в ее полях.
Николь начала нервничать. Она вцепилась в мой рукав.
— Слушай, Сэм, ты собираешься искать Исму?
— Вообще-то это работа Солярполиции, — сказал я. — Может быть, они уже нашли ее?
— Нет, нет, нет, — доктор Умани изогнул шею и качнулся взад-вперед. — Этого не может быть, я не заявил о ее похищении.
— Почему? — удивился я.
— Совершенно необходимо, чтобы мой эксперимент был обеспечен тотальной секретностью. Я не могу рисковать, привлекая полицию со всей Системы, которая будет жужжать вокруг меня день и ночь.
— Я вас не понимаю, — сказал я грубо. — Безопасность вашей дочери должна быть принесена в жертву какому-то дурацкому эксперименту!
Хвост-щетка доктора Умани хлопнул его по корпусу.
— Уж не думаете ли вы, что мне безразлична судьба Исмы?!
— Во всяком случае, вы ничем этого не показываете.
— Если моя работа удастся, то, может быть, удастся спасти всю Систему, а не только мою дочь. Я не могу идти на риск. Исма поняла бы меня раньше всех.
— А для меня сейчас самое подходящее время выяснить, что там происходит в вашей лаборатории, — сказал я, двигаясь к двери.
— Нет еще! — доктор Умани рысью подбежал к двери, наставив на меня рога. — Я не могу позволить даже вам, мистер Спейс, войти в мою рабочую квартиру на этой стадии.
— Тогда изложите мне суть дела, — сказал я. — Объясните мне точно, что вы там делаете и кто ваши враги. Если не хотите, чтобы я вышел из дела. Сейчас же.
— О, Сэм, ты не можешь не освободить Исму! — воскликнула Николь. — Ты не такой негодяй!
— Конечно, не такой! — заверил ее Умани. — Мистер Спейс никогда не покинет мою дочь в трудную минуту.
Я блефовал, и он это понял. Я пытался выжать из него информацию, но он на это не клюнул.
— В надлежащее время вы узнаете о моем эксперименте все, — сказал Умани. На его большие влажные глаза падали тени от густых ресниц. — Я должен вас просить поверить мне.
— Какой мне еще остается выбор? — сказал я, приседая, так как он снова потянулся за моей шляпой. Я снял ее и сунул за пояс. Нет смысла выводить его из-под самоконтроля. — А сейчас у вас есть, что мне сказать?
— Разумеется, есть, — сказал он. — Я могу сообщить вам, что Ронфостер Кэйн, король роботов, вовлечен в этот свирепый бизнес.
— Откуда вам это известно?
— Я слышал, как один из киднапперов пробормотал его имя, вскользь, разумеется, но для меня этого было достаточно, чтобы понять, кто стоит за похищением моей дочери.
Я кивнул.
— Это подкрепляет мои подозрения. На самом деле Кэйн может быть Ф., используя этот инициал как прикрытие. Я начал связывать их обоих с той минуты, когда мышекоп на Юпитере сказал мне, что контора, из которой Ф. послал открытку, принадлежит Кэйну. Должно быть, он купил всех мышей, судя по тому, как они отказывались прислушиваться к моей логике.
— Если моя догадка правильна, — сказал Умани, — то он содержит Исму на Меркурии, в своем замке-крепости. Это место охраняет огненный дракон — мне говорили, раздражительная скотина, но много спит.
— Кэйн?
— Нет, огненный дракон. Говорят, он медлителен и обычно дремлет, пока его не разозлят. Лишь когда он зол, он на что-то способен.
— Я буду иметь это в виду, — сказал я.
— Я присмотрю за Николь, пока вас не будет, — пообещал Умани.
— Хорошо, — сказал я. — Мне бы не хотелось, чтобы эти жулики снова добрались до нее. Видите ли, ее пытали.
— О, боже! — Умани подскакал ближе к девушке и опустил длинную шею, уставясь на нее здоровым левым глазом. — Что они с вами сделали, дорогая?
— Вначале, — сказала она ему, — они кололи мой живот папоротниковыми спицами, а это больно!
Она показала живот и следы уколов.
— Затем они меня изнасиловали, — сказала она деловито.
— Как ужасно! — воскликнул доктор Умани.
— Да нет, вообще-то, — сказала она. — Меня насиловали много раз. Это не так уж и плохо, когда привыкнешь.
— Я лучше отчалю, — заявил я.
— Не раньше, чем я изложу вам условия, — возразил Умани.
— Какие условия?
— На которых основан киднапинг. Каждый киднапинг имеет условия. Вам следует прихватить их как часть багажа.
— Шпарьте, — сказал я.
— Я лучше воссоздам сцену, — сказал Умани. Он уселся перед дверью в лабораторию и задрал два передних копыта. Левый его глаз с безмерной печалью уставился на меня. Это длинные ресницы создавали такой эффект. Каждый жирафоглав выглядит печальным.
— Мы получили закуску в городской секции Ням-Ням, — стал рассказывать он. — Я в теле великолепного старого банджиста, джазового певца, моя дочь Исма и мой двоюродный брат, Варлаг. Мы заказали легкую трапезу из кислого молока и жареных нобурнов и сидели за ням-столом, собираясь приступить к еде, как вдруг стена здания растаяла.
— Какой материал? — осведомился я.
— Вы озадачены?
— Да, из чего оно было сделано?
— Глинокирпичная и полиметаллическая надстройка и с почти каменным основанием, насколько я мог определить.