).
Автор обратился за советом к японскому источнику Кондо, входящему в агентурную группу «Сенсей». Как и для автора, для него это направление работы было совершенно новое. Более того, фирмы-изготовители в Японии отсутствовали. Однако, некоторые из них могли разработать технологию, используя информацию из… Америки. Кондо был деловым человеком и в этом деле за ним стояла приличная сумм на заказ в три миллиона долларов.
И Кондо нашел японскую фирму, которую удалось уговорить взяться за создание нужного оборудования, конечно, в строгой тайне. Как говорил Кондо, что главную роль сыграли три миллиона, ибо «никто, кроме Советов, может сделать заказ на такое оборудование».
Затем начался поиск путей по выходу на информацию из американского НАСА, вернее, на фирму-поставщика оборудования и изделий для НАСА. Такая фирма в Японии так же нашлась, но она не собиралась делиться информацией с Кондо. Правда, готова была продать ноу-хау, полученного в Америке в результате промышленного шпионажа.
Наконец, после полугода работы Кондо с японцами, он привез специалистов и коммерсантов в Москву. В техническом и по этапном развернутом технологическом предложениях сумма, конечно, была значительно завышена: наша сторона оплачивала усилия по добыче информации, по изготовлению и ноу-хау, за секретность сделки, за риск попасть фирмы в списки КОКОМ, за фиктивный контракт. Приличная сумма? Но эта сделка нужна была для космической науки и техники, а также для престижа Страны Советов, которую не подпускали к мировым достижениям в области космоса.
С нашей стороны присутствовали специалисты из закрытого конструкторского бюро фирмы «Звезда». Они выступали от имени Министерства химической промышленности.
Первые встречи — это технические переговоры: уточнение спецификаций и характеристик отдельных узлов оборудования. Когда дошли до обсуждения контрольно-измерительной аппаратуры, переговоры зашли в тупик — японские специалисты отказывались назвать назначение и параметры десяти приборов, заявляя, что относится к ноу-хау.
Переговоры прервались, и Кондо стал уговаривать японцев назвать характеристики хотя бы нескольких приборов контроля. Эта согласованная с ним линия поведения дала совершенно неожиданные результаты. Японцы согласились раскрыть данные по двум приборам. Но когда они это сделали, то дальнейшие переговоры потеряли смысл.
Дело в том, что конструкторское бюро имело собственную установку по производству борных волокон, но у них шел большой брак, превышавший 80 процентов. Один из приборов предназначался для контроля… трещин на ванадиевой проволоке толщиной тоньше человеческого волоса. И вот, на этот «волос» осаждались молекулы бора.
Услышав о таком приеме контроля трещин, наши специалисты немедленно проверили это на своей установке. Все дело было в чистоте поверхности фильер, через которые протаскивали ту самую ванадиевую проволоку.
Результаты превзошли все ожидания: брак уменьшился до 15–20 процентов. Под благовидным предлогом переговоры с японской стороной были прерваны и. никогда больше не возобновлялись. А от затрат инвалютных рублей были сохранены те самые миллионы на закупку столь нужной нам другой техники.
Как позднее стало известно от Кондо, что та самая японская фирма наладила производство борных волокон в качестве термостойкого и прочного композитного материала. Вот так наша НТР стала инициатором новой отрасли науки и техники на японском рынке. Это был уже второй случай — первыми стали ТБВК для имитации условий космоса на Земле.
Немного из истории приобщения автора к «космосу». Он пришел в НТР, после окончания курса в «кузнице кадров разведки» — Высшей разведывательной школы, начало которой было положено в 1938 году.
В его ведение в химическом направлении были личные дела разведчиков за рубежом. Из одной из «легальных резидентур» пришел образец твердого ракетного топлива. Тематика автору была знакома, ибо в военно-морском инженерном училище он защищал диплом по боеприпасам для морской артиллерии.
И вот, через полтора года, он оказался в Японии под крышей Торгпредства. Появлению там предшествовала своеобразная «чехарда» с подготовкой для работы за рубежом: в спецшколе он готовился для работы в Англии, придя в Центр, — был включен в план замены разведчика в… Израиле, а, в конце концов, стремительно уехал в Японию. Парадокс?! Вовсе нет — для сотрудника НТР «путешествие» по миру обычное явление.
Так вот, после прибытия в Страну восходящего солнца, пришлось выполнять весьма не обычное «космическое» задание. Речь шла об американском спутнике.
Первый американский спутник. Поздней осенью шестьдесят третьего года из токийской резидентуры в штаб-квартиру советской разведки на площади Дзержинского в Москве пришла шифртелеграмма:
«Москва. Романову.
По сообщению источника в штабе Национальных сил обороны Японии в ближайшее время в Токио будет доставлена капсула спутника, в которой первый американский астронавт был доставлен в космос.
Американская военная администрация в Японии намерена демонстрировать спутник американским военнослужащим и их семьям как образец освоения космоса возможностями США.
Направляем для сведения.
Юрьев».
Шифртелеграмма в то же день легла на стол начальника НТР — «Романова», известного с узком кругу разведчиков как Леонид Романович Квасников, который еще в последние годы тридцатых начал отслеживать работы Запада над ядерными исследованиями, возглавил затем нашу НТР в Нью-Йорке и организовал проникновение в американские секреты создания атомного оружия в рамках «Манхеттенского проекта».
Именно он, идеолог НТР, упредил сбор сведений о кибернетике и генетике, и двадцать пять лет возглавлял научно-техническую разведку госбезопасности.
В девяностые годы Леонид Квасников и его пять коллег по атомным делам были возведены в ранг Героев России. Правда, только двое из них получили это звание при жизни.
«Юрьев» был резидентом советской разведки в Токио. Казалось бы, обычная шифровка, которых проходит через руки разного уровня руководителей в Центре десятки в день со всех концов света. Но только не эта. Она говорила о возможности заглянуть за «забор секретности» американской космической техники.
Вызов автора в посольство не был неожиданностью: там располагалась наша резидентура. Через пару часов автор оказался в посольстве. В кабинете резидента находился шеф по линии НТР и коллега Игорь.
Резидент напомнил, что неделю назад ушло сообщение в Москву о демонстрации американского спутника в Японии и предположил, что спутник будет где-то в районе Токио. Сообщил, что резидентуре поставлено задание: найти спутник, увидеть его своими глазами и, если удастся, сделать фотоснимки. Нужна была, хотя бы, визуальная разведка с оценкой размеров и иных видимых параметров. И он поставил несколько конкретных вопросов.
С этого момента разведчики засели за карты Токио и его пригородов, благо, что разнообразие карт было весьма разнообразное. Разведчики предположили, что спутник может появиться на одной из авиационных баз. И потомку обратились к знаниям о размещении авиабаз близ Токио у наших военных соседей из ГРУ А рассуждения при поиске месторасположения авиабаз сводились к следующему: база должна быть доступна для посещения по расстоянию от города и по транспорту, то есть вблизи шоссе и железной дороги.
По этой причине база транспортной авиации в Тачикава отпадала — она находилась в тридцати километрах от Токио. Кроме того, она была активно действующей. Были отвергнуты и другие базы, где стояла истребительная авиация. Наконец, сошлись на мнении, что такой «удобной» авиабазой может быть фактически бездействующий аэродром для винтовой авиации. Располагался он на выезде из Токио в сторону Иокогамы — наиболее напряженной авто и железнодорожной магистрали между столицей и знаменитым морским портом страны Иокогама.
Под предлогом посещения советских судов в порту разведчики проехали мимо аэродрома и наметили подход к его воротам. На обратном пути зашли в китайский ресторанчик вблизи этих ворот и, сидя там, разобрались в системе охраны при въезде на территорию авиабазы. Было весьма приятно выяснить, что разведчикам повезло: охрану несли японские служащие, именно служащие, а не военные.
Выбрав пятницу, через пару дней где-то ближе часам к трем, разведчики приблизились ко входу на авиабазу. Расчет был на то, что спутник может быть доступен для осмотра в течение рабочего дня. Деликатность японских охранников поможет ускорить проезд через ворота иностранцев, которые в то время еще почитались в этой стране.
С некоторыми повадками лихих парней и небольшой грубости разведчики обратились к охранникам с просьбой показать, где находится спутник (тут следует дать некоторое разъяснение: все аэродромы американцев имели единую систему размещения объектов на нем — эдакий типовой проект: при входе — увеселительное заведение и при нем ресторан, бар, танцплощадка, а вдоль периметра аэродрома — дорога, соединяющая ангары и отдельные места на летном поле).
Русские и американский пилотируемые космические корабли: для одного человека — «Меркурий» — в центре, для одного человека — «Восток», слева и для трёх человек — «Восход», справа.
Космический корабль «Восток», на котором путешествовал Гагарин, почти в три раза больше «Меркурия».
Это различие означало, что ракеты, необходимые для запуска космонавтов Советского Союза на орбиту, должны были быть намного мощнее, чем ракеты, необходимые для отправки первых американских астронавтов в космос.
Первый американский спутник — это «подскок» в космос, без облёта Земли.
Японцы указали на стоящий вдалеке ангар с огромной цифрой «7». Именно там была желанная для разведчиков цель.
Через пару минут разведчики входили в ангар. Там, в свете нескольких прожекторов, на низком постаменте стояло творение человеческих рук — побывавший в космосе конусообразный первый обитаемый американский спутник. Рядом ходили два солдата морской пехоты в парадной форме и с винтовками на плече. На разведчиков они не обратили внимания, выписывая ногами пируэты, положенные для почетного караула.