ла умиротворяюще. Звук рождался в углу вестибюля, где на высоком постаменте сидела хрупкая японка в европейской одежде — тапере в подобных заведениях. Нужно было задержаться при входе и посмотреть, не войдет ли вслед наблюдение.
Разведчик подошел к девушке, которая, не переставая играть моцартовскую «Аве Мария», наклонилась к гайджину (так в Японии зовут иностранцев).
По легенде заход в супермаркет предусматривал посещение музыкального салона универмага, где намечалось обсудить проблему качественной записи произведений одного из советских композиторов.
— Вы не подскажите мне этаж, где находится музыкальный салон? — обратился разведчик к японке.
Она произнесла традиционное японское «хай», склонила голову в знак уважения к посетителю и продолжила по-английски:
— Спасибо за посещение нашего универмага. Все, что вам нужно в области музыки, вы найдете на четвертом этаже. Можно воспользоваться лифтом или эскалатором. Большое спасибо! Большое спасибо! — ровным, хорошо заученными фразами, последние из которых произносились по-японски, ответила девушка.
Разговор занял не более двадцати секунд. Для проверки этого времни было маловато: сотрудники наружки могли еще не подтянуться вслед за разведчиком. И тогда он снова обратил свое внимание на японку.
— Вы чудесно играете. Эту классическую вещь может исполнять не каждый. Все же — Моцарт!
— Большое спасибо! — зарделась японка. — Большое спасибо!
— Вы — профессионал?
— Хай, — как эхо ответила девушка, почтительно подтвердив всем своим видом догадку гайджина. — Учусь в консерватории…
Разведчик понимал, что затрудняет работу, точнее подработку, студентки. Но он был не одинок — такое внимание также было частью ее работы. Правда, в отличие от других японок из сферы обслуживания эта девушка была не столь скованна в общении с иностранцами.
Две минуты возле японки-тапера дали возможность убедиться, что наблюдение за автором, по крайней мере в магазине, отсутствует. Возможно, его и не было вообще. И, поблагодарив миниатюрную японку, он поднялся на нужный этаж — в музыкальное царство.
Шел третий месяц пребывания разведчика в этой стране. Постепенно познавался город, но четырнадцатимиллионный массив людей, их жилищ и офисов, парков и храмов подавлял своим пространством от центра и до горизонта, даже если ты стоял на высокой Токийской башне, аналога Парижской. Поэтому большая часть городского ландшафта была вне пределов оперативного использования, автора — новичка в этой необычной обстановке. Правда, пока…
Помня о том, что лучшая легенда пребывания в городе с оперативной целью — реальный интерес к месту нахождения на маршруте проверки, разведчик уделял этому значительное внимание. Вот и сегодня он оказался в музыкальном отделе по конкретному поводу. Он хотел купить пластинку с записями любимого им композитора Дмитрия Дмитриевича Шостаковича.
Интерес к этому композитору пробудился в далеком северном городке нефтяников, когда связь с миром поддерживалась исключительно с помощью репродуктора. В этот городок на северной оконечности Уральских гор он приехал с мамой и братишкой за месяц до начала Великой Отечественной войны.
Начало войны запомнилось семилетнему мальчишке огромным плакатом «Родина-мать зовет!» и песней-призывом «Вставай страна огромная». С площади в сторону станции уезжали грузовики с призывниками. И только доносились звуки музыки, вся ребятня бросалась на раздирающие душу отзвуки из песен «Амурские волны» либо «Прощание славянки».
«Прощание славянки». Щемящее чувство возникает до сих пор при звуках этого марша, мелодия которого прошла через всю жизнь разведчика, его сверстников и тех, кто воевал. За многие годы из сотен мелодий, любимых с детства, осталась в памяти с десяток. И среди них — «Прощание славянки» и Ленинградская симфонии Шостаковича.
Дмитрий Дмитриевич вошел в жизнь автора — будущего ветерана флота, военной контрразведки и разведки в сорок втором году, благодаря черной радиотарелке. А по-своему материализовался успех его трагической симфонии, когда из города на Неве приехали дети, вырвавшиеся из кольца блокады. Их вид, скупые вспоминания о пережитом и сводки Информбюро об осажденном Ленинграде слились для будущего разведчика в звуках, как он узнал позже, Героической симфонии Великого Композитора.
… В музыкальном отделе универмага было пусто. Встретила служительница средних лет с традиционной японской учтивостью. Она быстро поняла просьбу покупателя. Просмотрела картотеку, а затем толстую книгу-каталог, промолвила: «одну минуточку» и исчезла за перегородкой.
Оттуда она вышла вместе с мужчиной, видимо, старшим в отделе. Но если японка чуть-чуть говорила по-английски, то японец не говорил вообще. Однако, отвлекаясь на японские церемонии, все трое все же поняли друг друга: гайджин ищет музыку русского композитора Шостаковича, гайджин ищет шестую симфонию. Правда, разведчик быстро понял, что симфонии в отделе в данный момент не имеется, но через три дня ее для него найдут. Это его устраивало, ибо давало возможность легендировано посетить универмаг снова.
На четвертый день разведчик снова оказался в универмаге. Здесь его встретили двое его знакомых, а затем к ним присоединился еще один японец, совсем седой, и та самая японская девушка-тапер, которая теперь выступала в роли переводчицы.
— Руководство универмага благодарит вас за посещение универмага «Мицукоси», — сказала студентка и затем повторила эту фразу еще три раза. — Руководство универмага глубоко сожалеет, что не может удовлетворить вашу просьбу, просьбу глубоко уважаемого посетителя. Мы можем вам предложить любую симфонию музыканта Шостаковича, — перевела студентка слова седого японца.
— А шестую? — уточнил разведчик, чем ввел в замешательство всех четверых.
— Мы благодарим вас за визит в наш отдел и готовы предоставить вам всю коллекцию русских композиторов, — с поклоном начала повторятся четверка.
— А как же шестая симфония? — решительно обратился разведчик к переводчице.
Все молча взирали на настойчивого иностранца, явно что-то скрывая. А он подумал, что симфонии у них в данный момент просто не имеется? И потому спросил, что нельзя ли заказать эту симфонию с доставкой через месяц или более. И опять начались церемонии с благодарностью. И когда в четвертый раз не был получен вразумительный ответ даже на доставку симфонии из Штатов или Англии, пришлось прекратить объяснения и в сопровождении студентки-тапера отправиться вниз к выходу.
То, что он услышал затем от нее, и поразило и озадачило его. Он знал, что не в характере японцев отказывать посетителю на любом уровне отношений. Но вежливость в этом случае лишь прикрывала истинное положение вещей с… симфонией, знаменитой музыки двадцатого столетия. Тут-то и стало известно, что истоки отношения японцев к этой симфонии кроются в японо-германских связях в годы войны. Второй мировой. Студенка доверительно рассказала разведчику, что по просьбе германской стороны Героическая симфония попала в черный список японских производителей пластинок. И по сей день эти списки не отменены.
Так вот каков был секрет «неразговорчивости» сотрудников музыкального отдела?! Почти двадцать лет прошло после Великой Победы над фашизмом, а эхо войны все еще витало над японскими островами, хотя и в такой уродливой форме.
70-е годы были отмечены предельными перегрузками в работе наших ракетчиков, проектировщиков и производителей. Кроме проектов-гигантов: «Энергия» и «Мир» с его модулями и кроме орбитальных космических станций и грузовых ракет, велись работы по созданию специализированных спутников серии «Радуга», «Метеор», «Надежда», «Океан», «Фотон», «Горизонт», автоматических лабораторий, новых спутников связи — «Молния» и новых типа «Интеркосмос».
До момента, когда наши космические программы сделались международными, КОКОМ совершал свое «черное дело»: запрещал экспорт в Союз высоких технологий. Наши специалисты и ученые оказались в положении, когда советской стороне не разрешалось запускать любые космические аппараты, если в них имелась хотя бы одна американская деталь или были использованы технологии из Штатов для ее изготовления.
И потому наша НТР усиленно работала, чтобы нужные детали и технологии был у наших специалистов в нужное время и в нужном количестве. Одновременно помогая, развивать собственное производство космической техники.
В архиве автора сохранилась памятка о спецзакупках по линии НТР и по линии МВТ с позиции Внешторга за 19741976 годы. Всего поручений было полтора десятка на общую сумму не в одну сотню тысяч инвалютных рублей. Заказчиками были семь министерств, связанных с космической промышленностью. Информация и образцы поступали из США, Англии, ФРГ, Швейцарии, Швеции и Японии. Спецзакупка включала в себя задания в интересах космических программ — это вакуумные камеры (еще с 60-х годов), центрифуги и солнечные имитаторы, а для всех отраслей промышленности — технология и оборудование для покрытия проводов термохладостойким тефлоном.
Следует напомнить, что ранее уже приводился пример о запчастях к вакуумной камере, объемом в 100 кубов, стоимостью почти в миллион. Практика работы Внешторга с запчастям, чаще всего предусматривала пять-семь процентов от общей стоимости контракта. Простая арифметическая задача показывает какого объема оборудования удавалось подготовить за рубежом: спроектировать, изготовить, испытать и доставить в Союз в обход эмбарго КОКОМ по фиктивным контрактам.
Глава 10Группа «Сенсей» — «снаряд» против КОКОМ
Полностью изжить трафарет из разведки… Использовать мировую обстановку.
Вести атаку маневренную, разумную. Использовать то, что Бог нам предоставляет.
Если мы вольно или невольно ступим на скользкую безагентурную дорожку — разведка обрекает себя на самоуничтожение. Без агентуры не было, нет и не может быть разведки.