Гил посмотрел на знаки и узнал в них старинное архаическое письмо, по–прежнему непонятное ему. Амиант прочел ее вслух. Дойдя до конца страницы, он остановился и положил бумагу.
— Это все? — спросил Гил.
— Не знаю.
— Но чем она заканчивается?
— Этого я тоже не знаю.
Гил неудовлетворенно поморщился.
— А это правда?
— Кто знает? — пожал плечами Амиант. — Наверное, Историк.
— А кто он?
— Некто издалека. — Амиант подошел к шкафчику, принес пергамент, чернила и перо. И принялся переписывать фрагменты. — Я должен снять копии с них всех, я должен распространить их там, где они не пропадут. — И склонился над пергаментом.
Несколько минут Гил стоял, глядя на него, а затем повернулся, когда дверной проем закрыла тень. В мастерскую медленно вошел какой–то человек. Амиант поднял взгляд. Гил посторонился. Гостем оказался высокий мужчина с большой красивой головой и ежиком тонких седых волос. На нем была куртка из черного поплина с дюжиной вертикальных рубчиков под каждым рукавом, белый жилет, брюки в черно–коричневую полоску: богатый, очень приличный костюм, наряд человека с положением. Гил, видевший его прежде на Цеховых собраниях, узнал п–ля Блейза Фодо, Цехмейстера собственной персоной.
Амиант медленно поднялся на ноги.
— Я слышал о ваших трудностях, п–ль Тарвок, — заговорил глубоким серьезным голосом Фодо, — и пришел доставить вам благие пожелания Цеха и мудрый совет, буде он вам требуется.
— Спасибо, п–ль Фодо, — поблагодарил Амиант. — Жаль, вас не было здесь, чтобы посоветовать Эллсу Уоллегу не выдавать меня.
Цехмейстер нахмурился.
— К несчастью, я не могу предвидеть всякий неблагоразумный поступок, совершенный всяким членом. И делегат Уоллег, конечно же, выполнил свой долг так, как он его понимал. Но я удивлен, застав вас за писанием. Чем вы занимаетесь?
— Я переписываю древнюю рукопись, — произнес предельно отчетливо Амиант, — чтобы та могла сохраниться на грядущие времена.
— Что это за документ?
— Легенда об Эмфирионе.
— Ну, в таком случае, это достойно восхищения. Но ведь это же наверняка дело писцов. Они не занимаются резьбой по дереву, а мы не занимаемся ни сочинительством, ни писанием. Какой нам был бы прок? — Он показал взмахом руки на неаккуратный почерк Амианта и слегка улыбнулся. — Эту копию никак не назовешь безупречной.
Амиант почесал подбородок.
— Разобрать–то, надеюсь, можно… Вы умеете читать написанное на архаическом?
— Конечно. Какое старое дело столь занимает вас? — Он взял фрагмент и чуть склонил голову набок, разгадывая смысл текста:
«На планету Доом, или, как говорят некоторые, Дом, которую люди покорили трудом и болью, и где они устроили фермы вдоль берега моря, явилась чудовищная орда с темной луны Сигил.
Люди давно уже отложили оружие и теперь мягко обратились к пришельцам:
— Если вы голодны, ешьте нашу пищу, разделите с нами изобилие, пока не утолите свои потребности.
Чудовища не умели говорить, но их огромные рога громко протрубили:
— Мы явились не за едой.
— Вас окружает аура безумия луны Сигил. Вы явились за покоем? Тогда отдохните, послушайте нашу музыку, омойте ноги свои в волнах морских, и вы скоро успокоитесь.
— Мы явились не за покоем, — пролаяли пришельцы.
— Вас окружает аура безнадежного отчаяния лишенных любви существ, поэтому вы должны вернуться на темную луну Сигил и прийти к соглашению с теми, кто отправил вас.
— Мы явились не за любовью, — проревели те же рога.
— В чем же тогда состоит ваша цель?
— Мы явились сюда поработить людей Доома или, как говорят некоторые, Дома, дабы жить их трудом. Признавайте нас, хозяев своих, ибо тот, кто косо посмотрит на нас, растоптан будет ужасными нашими ногами.
И они поработили людей. И в должное время Эмфирион, сын рыбаков, поднял восстание и повел свой отряд в горы. И все, кто слышал слова его, понимали, что правдивы они, и поэтому много людей поднялось против чудовищ.
Огнем и пламенем, муками и пожарищами творили чудовища с Сигила месть свою. Однако голос Эмфириона звенел с горы и побуждал всех, кто слышал его, к неповиновению.
Чудовища двинулись в поход на горы, разбивая скалы камень за камнем, и Эмфирион удалился в далекие края: к камышовым островам, лесам и мраку.
А следом шли чудовища, не давая ни малейшей передышки. В Еловой Седловине, за Кувалдовыми горами, встретил Эмфирион орду. Заговорил он голосом правды и показал им сверкающую скрижаль:
— Смотрите! — говорил он. — Я держу волшебную Скрижаль правды! Ты — Чудовище, я — Человек. Каждый одинок, каждый видит зарю и закат; каждый ощущает боль и избавление от боли. Почему же один должен быть победителем, а другой жертвой? Если вы не внемлете мне, то должны будете испить горькую чашу и никогда больше не будете разгуливать по пескам темного Сигила.
Не могли чудовища не поверить голосу Эмфириона и остановились, дивясь сему. И сказал верховный монстр:
— Эмфирион! Отправляйся с нами на Сигил и выступи в Катадемноне[5]; ибо есть сила, коя побуждает нас к злым деяниям».
Блейз Фодо медленно положил бумагу на стол.
— Да… Да, и верно. — Он передернул плечами, оправив черную куртку. — Изумительны иные из этих старинных легенд. Однако мы должны сохранять чувство соразмерности. Вы опытный резчик по дереву, ваши ширмы превосходны. Вашего прекрасного сына тоже ждет счастливое будущее. Так зачем же терять ценное рабочее время на записывание старых сказок? Это становится одержимостью! Особенно, — многозначительно добавил он, — когда это приводит к действиям, нарушающим правила. Вы должны быть реалистом, п–ль» Тарвок!
Амиант пожал плечами, отложил в сторону пергамент и чернила.
— Наверное, вы правы. — Он взял долото и принялся вырезать узор на ширме.
Блейз Фодо еще полчаса расхаживал взад–вперед по, мастерской, глядя через плечо сперва Гила, а потом Амианта. Он попенял Амианту за то, что тот позволил коллекционерской страсти одолеть себя и таким образом купить незаконные репродукции. А также обратился к Гилу, побуждая его к усердию, благочестию и скромности.
— Тропа жизни — хорошо проторена, наимудрейшие и наилучшие установили на ней указатели, мосты и предупреждающие знаки; искать по сторонам новые или лучшие пути — проявление либо упрямства, либо надменности. И потому смотри на своего агента Министерства Соцобеспечения, на своего Цехового делегата, на своего Прыгрука; следуй их наставлениям. И будешь жить спокойно и в довольстве.
Наконец Цехмейстер Фодо отбыл. Как только дверь за ним закрылась, Амиант положил стамеску и вернулся к переписыванию. Гил не знал, что сказать, хотя сердце его переполняли чувства. Он вышел на площадь купить еды и повстречал совершавшего обход Хелфреда Кобола.
Агент Министерства Соцобеспечения остановил его.
— Что такое нашло на Амианта, отчего он ведет себя словно хаосист.
— Не знаю, — ответил Гил. — Но он не хаосист. Он — хороший человек.
— Это–то я понимаю, вот потому я так озабочен. Наверняка ему невыгодны поступки, нарушающие правила; и ты тоже должен это понимать.
Гил считал поведение Амианта несколько странноватым, но ни в коем случае не вредным или неправильным. Однако спорить об этом с Хелфредом Коболом он не стал.
— Он, увы, слишком смел, — продолжил агент Министерства Соцобеспечения. — Ты должен ему помочь. Мальчик ты ответственный. Оберегай отца от опасности. Тратя зря время на невозможные легенды и подстрекательские трактаты, он может лишь обогатить свою палочку!
Гил нахмурился.
— Это то же самое, что и «увеличить свой заряд»?
— Да. Ты знаешь, что это значит?
Гил покачал головой.
— Ну, в Министерстве Соцобеспечения есть корзинки с палочками, каждая со своим номером, каждая представляет какого–то человека. Меня, или Амианта, или тебя самого. Большинство этих палочек — чистое, неактивное железо; другие же намагничены. При каждом проступке или правонарушении палочке сообщается тщательно рассчитанный магнитный заряд. Если нет никаких новых проступков, то магнитный заряд вскоре рассеивается и исчезает. Но если проступки продолжаются, то магнетизм усиливается, и наконец срабатывает сигнал и правонарушитель должен быть отправлен на перестройку.
Гил посмотрел через площадь на дом. А затем спросил:
— А что происходит, когда человека перестраивают?
— Ха–ха! — мрачно воскликнул Хелфред Кобол. — Ты выспрашиваешь о наших Цеховых тайнах. Мы о таких вещах не говорим. Достаточно знать, что правонарушителя излечивают от его склонностей к нарушению правил.
— А у нескопов есть палочки в Министерстве?
— Нет. Они не получатели и находятся за рамками системы. Когда они совершают преступления, что с ними случается часто, то их изгоняют из Амброя.
Когда Гил вернулся домой, Амиант спал за верстаком, уронив голову на руки. Гил в ужасе попятился. Справа и слева от отца лежал разложенный на верстаке сдуплицированный материал: все имевшиеся у Амианта образцы. Похоже, он пытался разложить бумаги по порядку, когда его сморил сон.
Выронив покупки, Гил закрыл на засов дверь и бросился вперед. Будить Амианта было бесполезно. Он лихорадочно собрал все материалы, сложил их в ящик, прикрыл его сверху стружкой и обрезками и затолкал под стол. И только теперь попытался разбудить отца.
— Проснись! Сюда идет Хелфред Кобол!
Амиант застонал, накренился назад и посмотрел мутным взглядом на Гила.
Гил увидел еще два ранее упущенных им листа бумаги. Он схватил их, и как раз тут раздался стук в дверь. Гил запихал бумаги в стружку, окинул напоследок взглядом помещение: оно казалось голым, ведать не ведающим незаконных бумаг.
Гил открыл дверь. Хелфред Кобол вопросительно посмотрел на него.
— С каких это пор ты запираешь дверь перед прибытием агента Министерства Соцобеспечения?
— Ошибка, — запинаясь, пробормотал Гил. — Я не хотел причинить никакого вреда Амиант к этому времени собрался с мыслями и обеспокоенным выражением лица обводил взглядом верстак.