— Где вы научились драться? — спросил он. — Нет, серьезно.
Она тихо рассмеялась:
— Детство на Марсе учит многому. Растешь быстро. Кое-где на планете отношение числа мужчин к числу женщин по-прежнему остается высоким. И многие мужчины привыкли брать то, что им хочется. — Она улыбнулась. — Незачем сдаваться им без драки. А здесь временами представляется случай попрактиковаться.
— Даже чаще, чем просто временами, — сказал Эван, отодвигая на всякий случай в сторону свои совершенно не относящиеся к работе мысли. Если эта женщина заподозрит, о чем он думает, она ему башку отгрызет.
Но в то же время эти мысли были приятны. «Черт, за мысли же не расстреливают. Пока».
— Да вся эта практика ломаного гроша не стоит, — улыбнулась она.
Эван расхохотался.
— Знаете, — сказал он, — я такого не слышал с тех самых пор, как покинул Уэльс.
Она подняла брови.
— А что, цены выросли, что ли?
Эван покачал головой.
— Тогда послушаем.
«А что? — громко сказала одна часть его «я», а другая часть прокомментировала: — Ну выбьет она тебе мозги, вот и все. Зато самым интересным за последнее время образом».
— Вы можете быть жестокой, — проронил он наконец. — Это я опасно фамильярничаю. И пока еще я не готов жениться.
Она коротко сверкнула глазами. Это было заметно даже в полумраке.
— Забавно, но я тоже.
— Я тут подумал, что в другое время в другом месте я был бы очень рад пригласить вас на ужин.
— Другое время, — сказала она, — настанет, когда вы закончите свое расследование, а другое место будет где-то там, где рестораны получше.
Эван подумал — а вдруг их комнаты прослушиваются? Но сейчас он просто кивнул и сказал:
— Довольно близко попали.
Мелл посмотрела на него. «Потрясающе, — подумал Эван. — Ее глаза зеленые даже в такой темнотище. Прямо будто у кошки».
— Должна заметить, — сказала она, — что у нас тут есть вполне приличные рестораны. Что бы там ни говорил «Мишлен Гайд». Снобы чванливые, — добавила она, слегка улыбаясь.
— Ага, — сказал Эван. — Тогда как только закончим…
— Я люблю мусаку, — сказала она. — И еще тут готовят чудесную свинину в тандыре.
— Свинину? Необычно, — сказал Эван.
— Повар у нас — замечательный китаец, — пожала она плечами. — Мне еще нравится его чилли. А смесь на тандыре просто смертельна!
Эван открыл было рот, чтобы сказать что-то, как он отчаянно надеялся, умное, но так и не успел — послышались настойчивые сигналы.
— О черт, — выругалась Мелл, — многовато за один вечер. Меня вызывают. — Она соскользнула с кресла и улыбнулась Эвану. Его внезапно прошиб пот. — Доброй ночи, Эван, — проронила она и поспешила к выходу. Эван еще некоторое время смотрел в стакан, потом одним глотком прикончил его содержимое. Поднял взгляд и увидел, что бармен задумчиво смотрит на него.
— Очень милая женщина, — сказал он, неспособный сейчас думать ни о чем другом.
Бармен нечленораздельно хмыкнул и отвернулся.
Эван сполз с кресла и пошел к выходу, насвистывая какую-то песенку.
Джосс проторчал добрых двадцать минут в корабельном фрешере, прежде чем снова ощутил себя готовым к очередной вылазке. Обычно после того, как в него стреляли, его весьма основательно прошибал пот, причем какой-то особенно кислый, резкий, пропитывавший не только его одежду и волосы, но всю душу. Поэтому для того, чтобы его смыть, требовалось немало воды и мыла. Он только что заполнил баки водой из станционных запасов и, не торгуясь, заплатил запредельную цену. Пусть Лукреция говорит что хочет. В нее-то не стреляли.
Когда он вышел, то отправился в бар, в котором побывал вчера вечером, а именно — в «Асторию». Не раздумывая, вошел внутрь. Он был в форме, с открытой кобурой и с тем выражением лица, которое, как он надеялся, примут не за примерзшую к физиономии перепуганную улыбку, а за выражение лица человека, который даст по морде, если его заденут. Люди поворачивались к нему и окидывали оценивающим взглядом — он отвечал тем же. И люди опускали головы и отворачивались так же быстро.
Он подошел к стойке, где, кроме него, сейчас находилась лишь какая-то дамочка, и громко заявил:
— Я пришел выпить с Сесиль, самой прекрасной женщиной на всех девяти планетах, и любой, кто мне помешает, схлопочет пулю. — Помолчал и добавил: — А затем его посадят за нарушение порядка и поведение, оскорбляющее общественность. Так что, если вы что-то затеваете, ради бога, начинайте прямо сейчас, чтобы честным людям не пришлось всю ночь дожидаться начала шоу.
Повисла тишина. Мертвой ее нельзя было назвать — кто-то давился смехом, и тишина эта была куда менее зловещей, чем в прошлый раз. Сидевшая у бара дама обернулась со словами:
— Мистер Лапочка О’Баннион, а я-то думала, что вы сбежали и зазря подняли меня.
— Мадам, — торжественно произнес Джосс, склоняясь к ее руке, — я не пережил бы, если бы потерял вас. К несчастью, — он выпустил ее руку, — мне пришлось ненадолго выйти, и какой-то идиот попытался меня убить, но на сегодняшний вечер все улажено, и я могу немного расслабиться. Что вы желаете выпить? — спросил он уже нормальным тоном.
— Джин с тоником, с вашего позволения, — ответила Сесиль и пододвинула ему стул. Джосс улыбнулся ей. Сесиль была около пяти футов ростом, из тех женщин, которых называют приятно полными. Волосы у нее нельзя было назвать иначе как розовыми, поскольку от природы-то они были красновато-рыжими, а теперь красиво серебрились. Лицо ее было испещрено лукавыми морщинками, в первую очередь от улыбок, но сказать, сколько ей на самом деле лет, было невозможно. Да Джосс и не думал об этом — глаза ее были молодыми, почти кокетливыми.
— Ваш механик скоро придет, — сказала Сесиль, когда им с Джоссом принесли выпивку. — Простите за опоздание, но трудно найти человека, который бы одновременно и вызов принял, и смог провести нужную вам работу.
— А, не берите в голову, — отозвался Джосс. Он сделал большой глоток и подождал мгновение. — Что-то в этом джине… этакое.
— Экстракт можжевельника, — объяснила Сесиль. — Он синтетический. Мы не можем позволить себе тратить гидропонное пространство на выращивание ягод можжевельника.
Джосс пожал плечами.
— Пока вы тут выращиваете свиней, — сказал он, — мне все равно. — И он потянулся за свиными хвостиками.
Сесиль с удивлением и неким восхищением посмотрела на него.
— Откуда вы узнали, что мы выращиваем свиней?
Джосс повертел в воздухе пальцами.
— Базовые исследования, мадам. Такую относительно низкобелковую и деликатесную пищу, как свиные ушки и хвостики, дороговато импортировать. Но если вы сами выращиваете свиней, то выбрасывать их ушки и хвостики просто преступно. Да и вкусные они. — Джосс вытащил один из миски и захрустел. — Кроме того, пока я тут прогуливался, я прошел мимо сельскохозяйственного купола, в котором их держат. Сунул нос в шлюз. Я видел, как их кормили снятым молоком и сывороткой, которые остаются у вас от переработки молока. Очень разумно.
Сесиль засмеялась:
— Один мой внук — сыродел, второй работает в гидропонном отсеке, выращивает зерно, которым мы кормим наших коров. Как говорит Рэнди, мы съедаем всего десять процентов того, что производим.
— В отчетах то же самое, — сказал Джосс. — Я, понимаете ли, заглянул в станционную компьютерную.
Сесиль подняла брови.
— Так вот откуда были эти протоколы передачи. А я-то все гадала!
— Вы заметили? — улыбнулся Джосс. Ему очень хотелось это выяснить.
— Три часа назад? Да, заметила. Бога ради, передавайте, — сказала Сесиль, — пока ваше программное обеспечение не вызывает сбоя в нашем оборудовании.
— Думаю, такого не случится, — заверил ее Джосс. — Но я был удивлен тем, как легко добраться до вашей базы данных. Какая же часть данных станции проходит через ваши руки?
Сесиль рассмеялась:
— Вся. Неужто вы считаете нашу станцию такой крупной, чтобы каждый бизнес оснащать компьютером? Нет, конечно же. Радары и все прочее находится в нашем ведении потому, что таким образом они всего ближе к компьютерам, которые ими управляют. Нет смысла размещать их где-либо еще. И если с ними что-то случается, так быстрее их исправить.
Джос был слегка ошарашен.
— Но ваши резервные копии…
Сесиль печально покачала головой.
— Вы слишком долго находились близко к Солнцу. Мы не можем позволить себе полного дублирования, особенно долговременного. Приходится латать дырки и заставлять работать технику, если что ломается. Как вы думаете, что случилось тогда, когда вы чуть не врезались на подлете в купол? — Она чуть снизила тон. — Надо было чуть раньше дать нам знать о своем приближении.
— Обычно лучше всего действовать врасплох, — возразил Джосс. — Но вы выбросьте все это из головы. Проехали.
Несколько минут они сидели молча и пили.
— А вот что я хотел бы узнать, — сказал наконец Джосс очень спокойным голосом, — так это, кто здесь мог бы подслушивать переговоры базы с кораблем. Например, наш с вами утренний разговор, когда я был в ангаре.
Сесиль озадаченно посмотрела на него.
— Да любой, кто настроится на нашу частоту, — ответила она. — Мы не можем себе позволить ни новомодных кодировщиков, ни всякого такого. У очень многих тут дешевые передатчики, причем несовершенные, и мы должны иметь возможность слышать их сигналы.
Джосс кивнул:
— Понимаю. — Он немного подумал. — Сесиль, а вы храните записи дневных передач?
— Три месяца, — сказала она. — Так полагается по закону, но обычно их почти не запрашивают. Я не помню, чтобы за все время моей работы их хотя бы раз прослушивали. То есть уже пятнадцать лет.
— Стало быть, вы просто отслеживаете переговоры корабля с базой и между близкими кораблями.
— Да, на основной станционной частоте.
— Но не встроенные в скафандры передатчики.
— Вы знаете, сколько для этого понадобится памяти? Это просто невозможно, мистер Лапочка. Имеется восемнадцать-двадцать отдельных каналов для таких переговоров, причем частота очень отличается от частот, выделенных для кораблей. Мы из сил выбиваемся, чтобы отслеживать их. Мало кто из нас согласен работать тут за такую плату. А люди всегда еще мухлюют с частотами, стараясь, чтобы их переговоры невозможно было отследить. Скафандры у нас работают на ультракоротких частотах, причем по всему спектру, и их обладатели треплются целый день.