Хугебурка возник возле капитанской койки с такой стремительностью, словно караулил под дверью.
– Что со мной? Доложите! – велела Бугго, сердито барахтаясь под одеялом. – Почему я не могу встать?
– Повреждение кости спины, – сказал Хугебурка.
– Какой еще кости? Что за кость спины? – Бугго вдруг ужасно перепугалась. – У меня что, перебит позвоночник?
Хугебурка сказал:
– Нет, это лопатка… Мы думаем, все будет нормально.
– «Мы»? Кто это – «мы»? Консилиум докторов?
– Мы с Антикваром, – пояснил он.
– Ну, тогда я совершенно спокойна… А нога?
– Перелом. Зарастет.
– Иезус на троне! Как же я буду командовать кораблем?
Хугебурка посмотрел на нее тоскливо и протянул:
– До вашего выздоровления командование кораблем я принимаю на себя…
Бугго с ненавистью сказала:
– Дорвались до власти, да?
Хугебурка сел сбоку на ее койку, чуть наклонился.
– Хотите позавтракать?
– Разумеется! И еще хочу мою планшетку про любовные истории. И костыль. А что этот Ерхой – вы направили ему требование о безоговорочной капитуляции?
– Поскольку Ерхоя больше не существует, то, боюсь, это было бы бесполезно.
– А вы не бойтесь, – посоветовала Бугго и сморщилась. – Ну надо же, как мне больно… Что вы с ним сделали, с этим нахалом?
– Малек немного не рассчитал со своей пушкой… Она разнесла «Барриеру» на атомы.
– Превосходно! Скажите Мальку, когда его увидите, что я повышаю ему жалованье. Никто больше не пострадал?
Хугебурка покачал головой.
– Превосходно, – повторила Бугго, чуть кривя рот. – Стало быть, мы обошлись практически без потерь. Доложите обстановку. Где мы находимся?
– В половине градуса от места сражения. «Ласточка» сейчас дрейфует.
– Дрейфует в неисследованном космосе? – Бугго снова попробовала сесть.
Хугебурка уложил ее обратно.
– Не вскакивайте. Быстрее заживет.
– Ладно, – бессильно сказала Бугго, откидываясь на тощую подушку. – Командуйте. Только… докладывайте мне почаще.
– Как можно чаще, – обещал он. – А вы не вставайте. И постарайтесь вообще не двигаться. Я пришлю сюда Сфену, она будет вам прислуживать.
С недовольным видом Бугго смотрела, как ее старший офицер покидает каюту. Затем потянула руку и взяла планшетку с романами. Но все эти любовные истории вдруг показались ей невыносимо скучными и пошлыми. Удивительно, как меняется мир, стоит что-нибудь себе повредить. Должно быть, и еда окажется невкусной, а уж о встрече с этой Сфеной и подумать было страшно.
«Ласточка» тоже хворала, однако на поправку шла быстрее, чем ее капитан. То и дело в брюхе корабля принималось что-то урчать; затем все стихало, но все равно оставался постоянный звук работающего в четверть силы двигателя – и этот звук с каждым днем делался все увереннее.
Корабль медленно смещался по широкой дуге вдоль Кольца. Хугебурка пытался приблизиться к границе обитаемого мира хотя бы на полдня, но мощности у поврежденной «Ласточки» пока не хватало.
Бугго часами смотрела в окно, запоминая звезды, холодно озарявшие ее лицо. Два раза в день к ней являлся с личным докладом старший офицер. Он приносил перечень устраненных поломок, показывал примерные координаты корабля и делился соображениями. Бугго мучила его долгими расспросами и требовала в точности объяснить, где они сейчас находятся и как скоро смогут прибыть на Стенванэ. Она уличала Хугебурку в мельчайших неточностях и подвергала изощренным моральным пыткам, стоило ему, на свою беду, допустить хоть какое-то противоречие в высказываниях.
Хугебурка стоически переносил все испытания. Калмине Антиквар откровенно считал его героем и держался с Хугебуркой как с великим человеком.
Даже Охта Малек сознавал сложность ситуации и однажды вбежал в каюту Бугго с очень мятым, заляпанным жирными пятнами листком, где было что-то криво начерчено. На обороте листка имелись невнятные схемы со стрелочками и таинственными обозначениями. Малек использовал буквы лагидийского алфавита. Должно быть, они нравились механику «Ласточки» своим сходством с шестеренками.
– Вот, – проговорил он застенчиво. – Здесь все указано, госпожа капитан. Можете изучить. Во всех подробностях. Особенно здесь.
Он указал на одну густо исписанную схемочку и улыбнулся. Шерсть на его маленьком личике слиплась и потускнела.
– Спасибо, – сказала Бугго. – Твои старания выше всяких похвал, Охта.
Он взъерошил мех у себя на щеке и удрал.
– Я тебя спас, – сообщил он Хугебурке, которого встретил возле двери в капитанскую каюту.
Хугебурка помертвел.
– В каком смысле?
– Сделал для нее полную схему ремонта, – похвастался Малек. – Теперь она все знает. Не будет у тебя выспрашивать.
Хугебурка обреченно посмотрел ему вслед – подпрыгивающим шагом Малек удалялся по коридору – и вошел к капитану. Против ожиданий, Бугго не потребовала от своего старшего офицера никаких комментариев по поводу схемы. Даже не упомянула о ней. Опять привязалась с координатами.
Хугебурка видел, что с каждым днем ей становится лучше. С лица постепенно исчезала жуткая трупная зелень, в глазах снова появился живой блеск, губы утратили коричневый оттенок. И кушать стала лучше, а ругаться – энергичнее.
– Мы успеем доставить груз в сроки или придется выдумывать какие-то объяснения для заказчика? – прямо спросила она.
– До сих пор не могу дать точного ответа. При любых обстоятельствах нам лучше бы не сообщать о столкновении с «Барриерой». Конечно, многие догадаются о случившемся. Но пусть это так и останется в области догадок, – проговорил Хугебурка. – У меня серьезные затруднения с определением координат.
Он осторожно положил поверх одеяла несколько листов с расчетами и наскоро снятый план космического пространства, в котором они оказались.
Бугго схватила листы, жадно поднесла их к глазам.
– А что здесь не так?
– Все время меняются показатели. Вот эта звезда, к примеру, – он показал, – она то ближе, то дальше. А между тем «Ласточка» практически стоит на месте. Здесь что-то происходит с пространством.
– Ладно, – отрывисто бросила Бугго. – Оставьте это мне. Ступайте. Я разберусь на досуге.
Он помедлил.
– Вам больше ничего не требуется?
Бугго посмотрела ему прямо в глаза.
– Мне требуется как можно скорее встать на ноги. Но в этом вопросе вы – пустое место.
Он сильно скрипнул зубами и вышел.
Бугго первая поняла, что именно происходит. Потому что она знала об Островах – от Алабанды. Алабанда был пиратом, чьи деньги принимали даже в раю. Вот каким он был пиратом.
Хугебурка принял то, медленно поднимающееся перед «Ласточкой» на черном несуществующем горизонте, просто за очередной пояс астероидов и попытался на малом ходу обойти его, но «это» никуда не исчезало: оно медленно кружило в пространстве, обступая корабль, однако не прикасаясь к нему.
Бугго приблизила, насколько могла, лицо к иллюминатору и тихо вскрикнула: прямо ей в глаза летели сотни, тысячи, мириады деревьев, золотых и серебряных, полных певучей листвы, и плоды на их гибких ветвях переливались тихими перламутрами; и хоть этих деревьев было неисчислимое множество, Бугго могла разглядеть на них каждый листок, каждый крохотный цветочек, каждую ворсинку на нежной коже плода. В этом изобилии плодов земных Бугго Анео тонула, растворялась, утрачивала плотскость и даже душа ее начала размывать свои границы, желая целиком и полностью погрузиться в ласковое сияние.
Но в следующий миг остров проплыл мимо, и Бугго – со всей ее настежь распахнутой душой – рухнула в пустоту. Райское преизобилие сменилось ничем. Это произошло так резко, так безжалостно, что Бугго ощутила пустоту как свое личное отчаяние, как невероятную потерю, возместить которую не в силах никто и ничто. Хуже всего было то, что Бугго отдалась своей тяге к раю всей своей личностью, без остатка, – и так же, всей личностью, целиком, его потеряла.
А на краю иллюминатора уже рождался новый остров, еще более наполненный и прекрасный, чем тот, что минул. И Бугго вновь прильнула к нему, не замечая, что целует мокрыми губами прозрачный пластик иллюминатора, что обтирает о него очень густые, соленые слезы…
Музыка надвигалась на нее вместе с деревьями. Теперь, когда Бугго была готова к видению, она могла рассмотреть его подробнее. Не только плоды и листья, не только стволы – но и бегущую воду у причудливо изогнутых корней, красноватых и полупрозрачных, как девичьи пальцы на солнечном свету. В шуме листьев, в воде пряталась музыка. Она таилась, чтобы внезапно хлынуть наружу и наполнить потрясенный человечий слух, а затем снова погружалась в благодатную почву Острова.
И Бугго думала: «Существует ли музыка, если никто ее не слышит? Живет ли красота, которую никто не видит?.. Глупые вопросы задавало себе человечество. Разумеется, музыка существует без человека – потому что всегда есть во вселенной Бог, и Бог всегда слышит ее… Во всем мире нет такого места, где Бог не слышал бы музыку…»
Она закрыла глаза, предчувствуя исчезновение этого Острова и не желая расставаться с ним вот так, зрячим образом, и музыка долго еще тянулась, точно звездный след, по благодарной черноте…
Когда стукнула дверь, Бугго даже не обернулась.
– Садитесь рядом, Хугебурка, – сказала она тихо. – Дайте руку.
Он устроился на ее койке. Бугго крепко стиснула его пальцы.
– Вы видели? – спросила она.
– Что это?
– Это – рай, Хугебурка… Мне говорил о нем Алабанда. Рай, способный погубить алчные корабли и их грешные экипажи. Рай, могущий отравить людей и измучить их до смерти.
– А вы не боитесь?
Она наконец повернула голову и встретилась с ним глазами.
– Я – нет, я доверяю Богу… Тому, Кто идет по глубинам Космоса, из чьих пальцев простерты во все стороны золотые нити… Так верят у нас в семье. – Она вдруг испуганно разжала руку. – А вы?
Хугебурка никогда прежде не говорил с Бугго на подобные темы. Он растерялся. Он считал свою веру делом чересчур личным, потаенным. Его поразило, с какой открытостью она заговорила с ним об этом.