Прощаясь, Тоа Гираха поцеловал Бугго в губы.
«Не мой мир… – думала Бугго, пьяная, и облизывала губы. – Не мой. Впервые в жизни я вижу мир, который – не мой. До сих пор все они шли ко мне в руки. Едва приземлившись в их портах, я уже получала полное право присваивать их… Как присваивает ребенок игрушку, увиденную в витрине магазина. Она – часть его души, она – его собственность. Она застревает в его биографии, входит в воспоминания… Но невозможно присвоить вещь, которую видишь у кого-то в руках. Вот в чем тайна. Арзао – мир Абелы Меноэса и Тоа Гирахи. Тоа может поделиться им, может его показать. Но никто, даже Тоа Гираха, не в состоянии подарить его мне…»
«…Никто… Один только Абела Меноэс. Только он. Он – может. Вот почему он – культовый писатель. Он – единственный, кто способен взять целый мир и вложить его в руку девочки, которой мама не купила дорогую игрушку, выставленную в сверкающей витрине… И эта девочка – я…»
– Капитан!
Бугго проснулась, открыла глаза.
Темнота.
Но голос, разбудивший ее, был слишком хорошо ей знаком.
– Который час, Хугебурка?
– Третий.
– Ну, что там еще?
– Сигнал. Просьба о помощи. Какое-то судно поблизости терпит бедствие.
– Проклятье! – сказала Бугго, включая в каюте свет.
Хугебурка печально смотрел на нее, усталый, скучный. Бугго захотелось сказать ему что-нибудь доброе, нежное. И она сказала:
– Идите спать, господин Хугебурка. Я сама разберусь с этим сигналом.
Кутаясь в одеяло, она потянулась за одеждой и вдруг остановилась.
– Слушайте, а нельзя сделать вид, будто мы никакого сигнала не принимали?
– К сожалению, госпожа Анео, это исключено, – ответил он, глядя в сторону.
Бугго тоже знала, что все сигналы подобного рода намертво вписываются в бортовой журнал любого корабля, оказавшегося в зоне приема, так что впоследствии ни одно судно не в состоянии доказать, что оно «не слышало» призыва о помощи.
Бугго сказала:
– Ладно, встаю. – И вдруг насторожилась: – Что-то вы кислее обыкновенного… Ну, выкладывайте. Мы приняли сигнал бедствия. Теряем время, меняем курс, берем на борт пассажиров… учитывая обстоятельства – совершенно нам не нужных. Есть что-то еще?
– Да, – ответил Хугебурка. – Это «Канаха».
– Нет! – вскрикнула Бугго.
– Да, – в тон ей проговорил Хугебурка, с напором. – Она развалилась прямо в космосе. Нам сигналят со спасательного шаттла.
Бугго тяжело вздохнула.
– Все, хватит. Для трех часов утра – более, чем достаточно. Выйдите, я сейчас оденусь.
Шаттл был ясно обозначен на экране приборов слежения: жалкая загогулина в бесстрастном черном пространстве космоса. Оттуда расходились жиденькие волны – бессловесный вопль о помощи.
– Вы уже отвечали им? – спросила Бугго своего старшего офицера.
– Ждал вашего приказа, – ответил он, разглядывая экран.
– Ответьте, – велела она. – «Канаха», с ума сойти!
Хугебурка покосился на нее.
– Неужели чувствуете ответственность за эту аварию?
– В каком смысле? – взъелась Бугго. – Если я не позволила им угробить вместе со своим корытом моего механика – это еще не значит…
– Ясно, – проговорил Хугебурка. – Ладно, связываюсь с ними.
И отправил неохотное: «Канаха, вас слышим. Дрейфуйте на месте, скоро вас подберем. Сколько человек на борту?»
Ответ прилетел спустя несколько минут: «Спасибо за спасение бренных тел наших и душ! Благодарим от души! На борту – четверо. Мы страдаем от нехватки кислорода. Корабль развалился в космосе. Катастрофу пережили только четверо. Благодарим за доброту».
– Не нравится мне это многословие, – заявила Бугго, несколько раз перечитав послание с шаттла. – Сектанты они, что ли?
Хугебурке тоже не понравился слог, коим изъяснялись потерпевшие. Видя, что капитан становится все мрачнее, он поделился собственной версией:
– Да нет, просто у них много свободного времени. Они же дрейфуют.
Бугго поняла, что должна быть благодарна ему за такой ответ, и потому удержалась от язвительного замечания.
Спасательный шаттл с «Канахи» имел плачевный вид: небольшое суденышко, кое-как оборудованное самым необходимым, чумазое и ободранное. Казалось настоящим чудом, что оно до сих пор болтается в пространстве с четырьмя живыми существами на борту.
Перед тем, как начать спасательную операцию, Бугго заглянула к Изе Тагану. Тот спал, но едва лишь дверь открылась, как сразу проснулся. Бугго всей кожей ощутила его напряжение.
– Это я, – сказала капитан. – У нас чрезвычайная ситуация. Мне жаль, но поступить иначе я не могу. И совесть здесь не при чем: таково общекосмическое законодательство… Мы подбираем четверых потерпевших с «Канахи». Помнишь этот корабль?
В темноте чуть слышно чмокнули губы – Иза Таган улыбнулся.
– Дрянной хозяин. Платил скупо, требовал много и вечно был всеми недоволен.
– В таком случае, я ничуть не удивлена, что у него случилась авария. Ладно, Иза, спи дальше. Надеюсь, все обойдется. Держитесь с Оале как можно более спокойно. Вряд ли кто-нибудь с «Канахи» помнит, что вы работали у них на погрузке.
– Мы были в масках, – напомнил Иза Таган. – Спасибо, что предупредили, госпожа Анео.
– Спи, – повторила Бугго и закрыла дверь.
Потерпевшие на шаттле – трое мужчин и женщина – бросились ко входу на корабль, едва только открылась дверь шлюза.
Первым проскочил мужчина – высокого роста, хорошо сложенный, несомненно эльбеец. Бугго сочла бы его даже привлекательным, если бы не скособоченный в недовольной гримасе рот и спущенные у висков глаза – как будто некто постоянно обижал и мучил этого сильного человека и делал его несчастным всеми возможными способами.
Что-то показалось ей знакомым в его облике. Впрочем, она не успела задуматься об этом как следует. В шлюзе появилась женщина: она впилась ногтями в третьего из четверых и энергично оттеснила его плечом. На ней был летный комбинезон из грубой ткани, в жирных черных пятнах. Бугго поразило сходство между нею и первым человеком: одно и то же кислое выражение застыло на их лицах.
Когда на борту «Ласточки» возникли двое оставшихся, Бугго в мыслях отметила правоту женщины, отпихивающей их назад, на шаттл: ни космос, ни Эльбея, ни тем более корабль Бугго Анео ничего бы не потеряли с утратой этих двоих. Интересно, подумала Бугго, что должен чувствовать человек, который знает, что человечество легко без него обойдется? Неужто они даже не догадываются об этом обстоятельстве?
– Потерпевших – в кают-компанию, – распорядилась Бугго, избегая смотреть на них. – Господин Калмине поставлен в известность? Пусть приготовит по такому поводу горячее. Я сама пришвартую шаттл. Если сочту, что в этом есть смысл… Распорядитесь размещением новых пассажиров по каютам, господин Хугебурка.
Ей не хотелось оставаться наедине с пассажирами. Они ее раздражали. Особенно тот, самый первый. И, прежде чем кто-либо успел добавить хоть слово, Бугго повернулась и исчезла в шлюзовом отсеке.
Знакомство удалось отложить до утра, но за завтраком пришлось встретиться со всеми четырьмя. Бугго подошла к ним, невыносимо официальная, и глядя поверх голов, осведомилась, всем ли довольны пассажиры и нет ли у них особенных просьб.
И тут тот, первый, проговорил:
– А я сразу узнал «Ласточку», госпожа Анео. Это ведь тот самый корабль… моя первая практика.
Бугго вздрогнула и перевела взгляд на говорившего.
– Простите? – холодно переспросила она.
– Мое имя – Халинц. Я был курсантом, когда на «Ласточке» случился пожар. Помните?
– Да, – сказала Бугго. – Мой первый полет. Конечно, помню.
Она сделала особенно ударение на последнем слове, но Халинц не обратил на это внимания. Его так и несло:
– А я, кстати, неплохо закончил Академию… Взялся за ум, как говорится. Потом еще много летал, после госпиталя. И в конце концов получил назначение на «Канаху».
– Она не была вашим личным кораблем?
Халинц сморщился.
– Нет, хозяйским… Я пару раз докладывал о том, что двигатель требует ремонта. И корпус изношен. Они прекрасно обо всем знали. Просто скупились дать денег. Экономили на всем.
– Кто?
– Эльбейская торговая компания «Синид и Керкион».
– Давно нужно было поставить «Канаху» на прикол, не дожидаясь хозяйских распоряжений. А потом запросили бы у них средства задним числом. Сослались бы на форс-мажорные обстоятельства, как все нормальные люди делают. Ну, потеряли бы полгода, зато потом бы окупилось, – сказала Бугго, против воли втянутая в разговор.
Ей пришлось присесть за стол, где завтракали потерпевшие. Калмине зачем-то решил блеснуть своим кулинарным искусством – должно быть, вообразил, будто капитан желает произвести на бедняг сокрушительно-блистательное впечатление, – и наготовил гору тефтелек с густой, сильно перченой подливой.
Гости кушали, морщась, особенно женщина. Бугго взяла себе порцию и нарочно громко сказала:
– Выше всяких похвал, Калмине.
В окне раздачи мелькнул кок.
– Пряности с Арзао, – сообщил он многозначительным тоном. – Настоящие. Благожелательные аборигенки помогали мне рвать их. Как и полагается, без ножа. Прелестными серыми пальчиками.
Он облизнулся и скрылся.
Женщина, сидевшая за столом, проговорила:
– Я совершенно не могу есть острое. У вас на корабле есть диетическая пища? У меня больной желудок.
– В таком случае, вам не повезло, – отозвалась Бугго. – Диетической пищи на корабле нет.
– Придется приготовить, – сказала женщина, поглядев на Бугго. – Иначе у меня будет приступ.
– А вот лекарства у нас в заводе, – объявила Бугго злорадно. – Так что можете не беспокоиться попусту. Если случится приступ, доктор поставит вам клистир с настойкой целебных трав.
Женщина вспыхнула, но Бугго и бровью не повела. Отвернулась и снова заговорила с Халинцем:
– Насколько я знаю, у вас на «Канахе» была эпидемия. Сочувствую.