– Расплавь старый генератор, – сказал Лэйк Орду. – Начни изготовлять более мощный. Завтра люди отправятся за бокситом и криолитом, а мы вчетвером поднимемся на плато в поисках железа.
Лэйк отобрал для поисковой партии Джина Тэйлора, Тони Чиару и Стива Шредера. Ранним утром следующего дня они вышли в путь, и на плече каждого из них сидел пересмешник, наблюдавший за происходящим вокруг блестящими заинтересованными глазами.
Они путешествовали налегке, поскольку на всем пути у них всегда будет свежее мясо, и несли с собой только травы и зерна для пересмешников. Когда-то давно, несколько поколений назад, людям было необходимо употреблять в пищу некоторые травы и растения, чтобы не допустить авитаминоза, но сейчас колонисты уже забыли, что такое авитаминоз и Адская Лихорадка.
У них не было компасов, поскольку излучения двух солнц постоянно вызывали магнитные бури, что заставляло стрелки компасов отклоняться не менее чем на двадцать градусов в течение часа. Каждый из путешественников, однако, имел при себе мощный бинокль; корпуса биноклей были вырезаны алмазным резцом из похожего на слоновую кость черного рога единорогов, и снабжены линзами и призмами, вырезанными тем же резцом из кристаллов кварца.
Первые стада лесных коз продвигались вместе с наступлением весны вверх по плато, а они следовали за лесными козами. Они не могли двигаться раньше коз – те шли вплотную за кромкой тающих снегов. Недели проходили за неделями, а впереди по-прежнему не было видно ни холмов, ни горных хребтов, и Лэйку казалось, что они будут идти бесконечно по простирающейся перед ними равнине.
Наступило начало лета, и сейчас они шли по зеленой и приятно прохладной местности, в то время как растительность у пещер уже засохла и почернела от жары. Лесных коз попадалось все меньше, по мере того как то одно, то другое их стадо останавливалось в выбранных ими местах, чтобы провести там остаток лета.
Путешественники продолжали свой путь, и наконец далеко на севере они увидели то, что казалось почти незаметной выпуклостью на горизонте. Через два дня перед ними уже был другой пейзаж – постоянно встречались низкие зеленые холмы, из которых то в одном, то в другом месте выступали изломы скальных образований, по мере продвижения на север, медленно, но неуклонно превращаясь в пологой подъем.
На ночлег путешественники остановились в небольшой долине. Земля здесь была покрыта белеющими костями лесных коз, слишком долго задержавшихся предыдущей осенью и захваченных врасплох ранней снежной метелью. На некоторых костях все еще оставалось мясо, и среди скелетов бегали питающиеся падалью грызуны.
– Сейчас нам нужно разделиться, – сказал Лэйк на следующее утро остальным членам своего отряда. Он определил каждому из них его позицию. Стив Шредер должен был идти параллельно его собственному курсу в тридцати милях справа; Джин Тэйлор – в тридцати милях слева, а Тони Чиара – в тридцати милях слева от Тэйлора.
– Постараемся выдержать эти интервалы, – сказал Лэйк. – Конечно, мы не сможем таким образом детально обследовать местность, но это даст нам общее о ней представление. У нас осталось не так уж много времени, и мы постараемся каждый день проходить на север столько миль, сколько сможем. Лесные козы подскажут нам, когда наступит время повернуть назад.
Они попрощались как обычно, и только Стив Шредер сардонически улыбнулся костям лесных коз в долине и спросил:
– А кто подскажет лесным козам?
Тип, черный, с белым носом пересмешник, сидевший на плече Лэйка, повернув голову, наблюдал за уходом других колонистов, пока Лэйк не перевалил через холм и остальные его спутники не скрылись из виду.
– Ладно, Тип, – сказал Лэйк. – Теперь ты можешь повернуть голову.
– Повернуть – хорошо – хорошо, – проговорил Тип. Затем с внезапным приливом энергии, характерным для пересмешников, он начал раскачиваться взад и вперед, напевая в такт своим движениям:
– Хорошо, хорошо, хорошо, хорошо...
– Перестань, – приказал Лэйк. – Если тебе нравится болтать всякую чепуху, я не возражаю, но только больше не произноси слова «хорошо».
– Хорошо, – успокаиваясь, дружелюбно согласился Тип. – Перестань, если хочешь болтать чепуху. Я не возражаю.
– Не издевайся так над пунктуацией. Ты совершенно искажаешь смысл.
– Только не говори больше слова «хорошо», – продолжал Тип, игнорируя Лэйка. – Ты совершенно искажаешь смысл. – Затем с новым приступом оживления Тип начал копаться в кармане куртки Лэйка своими, похожими на маленькие ручки, лапками.
– Тип голоден... Тип голоден.
Лэйк расстегнул карман и вытащил для Типа лист растения.
– Я вижу, ты не болтаешь чепуху, когда хочешь попросить что-нибудь покушать.
Тип взял лапками лист, но прежде, чем начать есть, заговорил снова; медленно, как будто пытаясь со всей серьезностью выразить глубокую мысль:
– Тип голоден – никакой чепухи.
– Иногда, – произнес Лэйк, поворачивая голову и глядя на Типа, – вы, пересмешники, производите такое впечатление, что находитесь на грани превращения в новую разумную расу, и это без дураков.
Тип пошевелил усами, вгрызаясь в лист.
– Без дураков, – согласился он.
Лэйк остановился на ночлег в глубокой ложбине и разжег небольшой костер из сухого моха и травы, чтобы разогнать ночную стужу. Он позвал остальных своих спутников, подумав в первую очередь о Шредере, чтобы Тип мог передать его мысли пересмешнику Шредера:
– Стив?
– Слышу тебя, – ответил Тип, имитируя голос Шредера. – Пока безуспешно.
Лэйк подумал о Джине Тэйлоре и послал мысленный вызов:
– Джин?
Ответа не последовало, и он вызвал Чиару. – Тони, ты не следил сегодня за маршрутом Джина?
– Частично, – ответил Чиара. – Я видел в том направлении стадо единорогов. И что, он не отвечает?
– Нет.
– Тогда, – сказал Чиара, – должно быть они его достали.
– А ты нашел что-нибудь сегодня, Тони? – спросил Лэйк.
– Ничего, вокруг один чистый андезит. Даже без железистой окраски.
Эго была та же самая пустая порода, которую Лэйк видел вокруг себя весь день. Но он и не ожидал успеха так скоро... Он вновь попытался связаться с Джином Тэйлором:
– Джин... Джин... ты слышишь меня, Джин?
Ответа не было. И он понял, что ответа не будет никогда.
По мере того как путешественники продвигались дальше на север, дни превращались в недели с тревожащей быстротой. Холмы становились все более скалистыми, и в них попадались вкрапления гранита и других пород, обещающих шанс встретить металлические руды; обещание это подгоняло их все быстрее вперед, по мере того как их время истекало.
Дважды они видели что-то белеющее вдали. В первом случае это оказались кости еще одного стада лесных коз, сгрудившихся вместе и замерзших во время одного из ранних снежных буранов, во втором это были кости дюжины единорогов.
Ночи становились все холоднее, а оба солнца все быстрее склонялись к югу. Началась миграция животных. В начале их движение было почти незаметным, но с каждым днем оно все больше нарастало. Пришли первые заморозки, и миграция началась уже по-настоящему. На третий день она превратилась в быстро несущуюся волну.
В тот день Тип был странно молчалив. Он не разговаривал до тех пор, пока полуденное солнце не разогнало холодный, тяжелый утренний туман. Он заговорил, чтобы передать послание от Чиары:
– Говард... Последняя передача... Голди умирает... Пневмония...
Голди был пересмешником Чиары, его единственным средством связи, и теперь Чиаре нельзя будет сообщить, когда они решат повернуть обратно.
– Поворачивай назад сегодня, Тони, – произнес Лэйк. – Стив и я еще несколько дней будем двигаться дальше.
Ответа не последовало, и Лэйк быстро повторил:
– Поворачивай назад! Подтверди прием, Тони.
– Поворачиваю назад... – пришло подтверждение. -... пытался спасти пересмешника...
Передача прервалась, и наступила тишина, которую уже никогда не нарушит пересмешник Чиары. Лэйк продолжал идти вперед с сидящим на плече маленьким притихшим Типом. Он перевалил еще через один холм, прежде чем Тип пошевелился и тесно прижался к нему, как обычно поступают пересмешники, когда чувствуют одиночество.
– В чем дело, Тип? – спросил Лэйк.
– Голди умирает, – ответил Тип. А затем повторил снова мягким печальным шепотом: – Голди умирает...
– Она ведь была твоей подругой... Извини меня.
Тип всхлипнул, и человек протянул руку, чтобы погладить его шелковый бочок.
– Извини меня, – сказал он снова. – Ради Бога, извини меня, малыш. – В течение двух дней Тип сидел на плече Лэйка одинокий и молчаливый. Он больше не интересовался новыми видами пейзажа и не скрашивал монотонность будней своей болтовней. До утра третьего дня он отказывался от еды. К тому времени массовый исход лесных коз и единорогов почти прекратился, а небо стало серого свинцового цвета, сквозь него совсем не было видно солнца. В тот вечер Лэйк встретил, как он был уверен, последнее стадо лесных коз и подстрелил одну из них.
Когда он подошел к ней, он почти испугался поверить в то, что увидел. Шерсть над ее копытами была красноватого цвета, вымазанная содержащей железо глиной.
Он более тщательно осмотрел козу и заметил, что она, очевидно, ходила на водопой к источнику, берега которого состояли из почвы, смытой с какой-то железоносной жилы или пласта. Ходила на водопой коза, по всей видимости, недавно – на шерсти все еще держались прилипшие маленькие частицы глины.
Подул холодный и сырой ветер, как предупреждение о приближающейся грозе. Лэйк посмотрел на север, где серые тучи почернели в преддверии наступающей ночи, и послал вызов Шредеру:
– Стив, есть успехи?
– Никаких, – ответил Шредер.
– Я только что убил козу, – передавал Лэйк. – У нее железистые пятна на шерсти ног, она их получила у источника где-то дальше на север. Я попытаюсь разыскать его. А ты завтра утром можешь поворачивать обратно.