Уколы коротких копий, нанесенные в чувствительные места на шее единорогов, возвращали на место откинутые назад головы, и единороги, хотя и медленно, но были усмирены. Последний из них признал временное поражение, и начался долгий путь на юг. Единороги бежали трусцой, и такой темп они могли поддерживать в течение многих часов.
Каждый день путешественники гнали вперед единорогов до тех пор, пока у тех уже не оставалось сил, чтобы брыкаться по ночам. Каждое утро, отдохнув, единороги возобновляли борьбу. И для единорогов, и для людей, это уже стало как бы заведенным порядком.
Когда руда была доставлена к подножию холма у пещер, единороги были освобождены, и Шредер отправился к новому водяному колесу, где уже стоял на месте и новый генератор. Там Джордж Крэг сообщил ему о появившемся за это время неожиданном препятствии.
– Мы застряли, – сказал Джордж. – Алюминиевая руда оказалась не такой, какой мы думали. Ее недостаточно и процент содержания алюминия очень низкий. Кроме того, руда очень сложна по составу, и мы не можем превратить ее в окись алюминия, пользуясь только теми веществами, что мы имеем на Рагнароке.
– Удалось ли получить хоть сколько-нибудь окиси алюминия? – спросил Шредер.
– Очень немного. Через сотню лет у нас, возможно, будет достаточно алюминия для проводов, если мы приложим к его получению максимум усилий.
– А в чем еще ты нуждаешься? Было ли достаточно криолита? – спросил Шредер.
– Не слишком много, но вполне достаточно. Мы установили генератор, сделали плавильную камеру и изготовили угольные электроды. У нас есть все необходимое для выплавки алюминия из руды – кроме самой руды.
– Продолжай работать и закончи все мелочи, такие как углеродная облицовка, – посоветовал Джорджу Шредер. – Мы не для того проделали столько работы, чтобы остановиться сейчас.
Но изыскательские партии, полностью использовавшие все оставшееся до зимы время, возвратились поздней осенью и доложили, что не обнаружили никаких признаков необходимой им руды.
Наступила весна, и Шредер был полон решимости начать выплавку алюминия до конца лета, хотя он не имел представления, где они найдут руду. Им нужна была руда с достаточно высоким содержанием алюминия, чтобы можно было извлечь из нее чистую окись алюминия. Точнее, им нужна была не руда, а окись алюминия...
Внезапно он увидел решение этой проблемы, такое очевидное, что никто его и не заметил. В тот день он как раз проходил мимо четверых ребятишек, игравших на площадке перед пещерами. Игра напоминала шашки, и в ней каждый ребенок пользовался камешками различной окраски. Один мальчик играл камешками красного цвета – это были рубины, принесенные в качестве забавных редкостей из Провала. Рубины не представляли никакой пользы или ценности на Рагнароке. Это были просто красивые камешки для игры детям...
Просто красивые камешки? Нет. Рубины и сапфиры состояли из корунда, чистой окиси алюминия!
Шредер тотчас же отправился сообщить об этом Джорджу и организовать отряд для отправки в Провал, чтобы собрать там все рубины и сапфиры, которые они смогут найти. Последнее препятствие было преодолено.
В тот день, когда, загудев, заработал генератор, светило жаркое летнее солнце. Плавильная камера с углеродной облицовкой была готова и между тяжелыми углеродными стержнями, погруженными в криолит, и облицовкой пошел электрический ток, преобразуя криолит в жидкость. В камеру стали подавать измельченные рубины и сапфиры, сияющие и сверкающие кроваво-красными и небесно-голубыми вспышками света, чтобы электрический ток отобрал у них жизнь и внутренний огонь и превратил их в нечто совершенно иное.
Когда пришло время извлечь металл, было открыто отверстие в нижнем углу плавильной камеры. Тонкая струйка расплавленного алюминия потекла в изложницу; для колонистов она была прекраснее любых драгоценных камней, яркая и сверкающая в своем обещании, что период более чем шести поколений тюремного заключения скоро закончится.
Выплавка алюминия продолжалась до тех пор, пока не истощился запас рубинов и сапфиров в Провале – остались только случайно попадающиеся их мелкие осколки. Но полученного алюминия оказалось даже несколько больше чем достаточно для изготовления необходимых проводов.
Когда колонисты выплавили алюминий, шел сто пятьдесят второй год их пребывания на Рагнароке.
Через восемь лет наступит середина Большого Лета; оба солнца начнут свое долгое путешествие в южную часть небосклона, чтобы вернуться только через сто пятьдесят лет. Время летело быстро, и его уже почти не оставалось...
К этому времени производство керамики поднялось у колонистов до уровня искусства, так же как и изготовление различных видов стекла. Были изготовлены ткацкие станки для сучения ниток и прядения материи из шерсти лесных коз, а также были открыты различные растительные красители. Исследовательские отряды пересекли континент и дошли до восточного и западного морей: соленых и безжизненных, окаймленных бескрайними пустынями. На берегах морей совершенно не росли деревья, и нельзя было построить корабли, чтобы их пересечь.
Продолжали предприниматься попытки по развитию неорганической химии, но результаты не были обнадеживающими. В сто пятьдесят девятом году оранжевая кукуруза наконец успешно адаптировалась к высоте и климату пещер. В тот год было получено достаточно зерна, чтобы кормить всю зиму пересмешников, обеспечить семенной фонд на следующий год и оставить достаточный запас для помола и выпечки хлеба, которого хватило бы попробовать всем колонистам.
Хлеб оказался странным на вкус, но вполне съедобным. По мнению Шредера, он явился символом их большого шага вперед. Впервые за несколько поколений у колонистов появилась другая пища, кроме мяса. Хлеб сделает их менее зависимыми от охоты, и, что было наиболее важным, это был тот вид пиши, к которому им предстояло привыкнуть в будущем – ведь они не смогут захватить с собой на боевые крейсера Джернов стада лесных коз и единорогов.
Отсутствие металлов препятствовало всем их попыткам создать хотя бы простейшие механизмы или оружие. Несмотря на сомнительные перспективы, им удалась, однако, изготовить напоминающее винтовку ружье.
У него был толстый ствол, изготовленный из прочнейшей и самой твердой керамики, которую они смогли получить. Это было тяжелое, громоздкое ружье, с кремневым замком, и его нельзя было заряжать большим количеством пороха, чтобы заряд не разорвал дуло.
Кремневый запал срабатывал не мгновенно, легкая фарфоровая пуля обладала гораздо меньшей проникающей силой, чем стрела, и само ружье громко бахало и извергало облако дыма, что указало бы Джернам точное место, где находился стрелок.
Ружье было интересной, занимательной вещицей, и стрельба из него была эффектным зрелищем, но такое оружие могло оказаться гораздо более опасным для человека, стреляющего из него, чем для Джерна, на которого оно было нацелено. Автоматические арбалеты были гораздо лучше.
Колонисты постоянно отлавливали лесных коз и содержали их летом в укрытиях, где распыляемые водяные брызги поддерживали достаточно прохладную для их выживания температуру. Когда наступала осень, сохраняли только молодняк, и его держали зимой в одной из пещер. Каждое новое поколение лесных коз подвергалось большей жаре летом и большему холоду зимой, чем предыдущее, и к сто шестидесятому году пребывания землян на Рагнароке лесные козы значительно продвинулись по пути адаптации к новым для них условиям.
На следующий год колонисты поймали двух единорогов, чтобы начать работу по адаптации и приручению их будущих поколений. Если бы они добились успеха в этом деле, то могли бы сказать, что использовали ресурсы Рагнарока до предела – кроме, пожалуй, тех, кто мог бы стать их самым ценным союзником в борьбе с Джернами – хищников.
Вот уже двадцать лет хищники соблюдали негласное перемирие, в соответствии с которым они не нападали на людей, если люди держались в стороне от их обычных маршрутов. Но это было только перемирие, и не было никаких признаков, что оно когда-либо перерастет в дружбу.
Трижды в прошлом колонисты ловили и сажали в клетки молодых хищников в надежде приручить их. И каждый раз хищники без устали ходили по своим клеткам, глядя тоскующе вдаль, ведя себя вызывающе и отказываясь от пищи, пока не погибали...
Для хищников, так же как и для некоторых людей, свобода была более ценной, чем жизнь. И каждый раз, когда какой-нибудь хищник был пойман, оставшиеся на свободе отвечали возобновлением жестоких нападений на колонистов.
Казалось, не существовало возможностей для того, чтобы люди и хищники нашли общие точки соприкосновения. Они были слишком чужды друг другу, будучи рождены на мирах, разделенных расстоянием в двести пятьдесят световых лет. Их единственной общей наследственной чертой было желание и воля сражаться.
Но однажды весенним днем сто шестьдесят первого года через эту пропасть был на некоторое время перекинут мост.
Шредер возвращался из одиночного путешествия на восток, спускаясь по длинному каньону, ведущему с возвышенной части плато к пещерам. Он торопился, оглядываясь на черные тучи, собравшиеся у горной вершины, оставшейся позади него. С той стороны почти непрерывно грохотал гром и из туч изливались вниз потоки дождя.
Ливень настигал Шредера, и каньон с отвесными стенами, по которому он торопливо спускался, внезапно превратился в смертельную ловушку, его солнечное спокойствие вскоре должно было превратиться в ревущий, несущий разрушение, поток. На всей его девятимильной протяженности было только одно место, где он мог взобраться наверх, а времени, чтобы достичь его, уже почти не оставалось.
Шредер перешел на бег и вскоре приблизился к этому месту – скалистому откосу, круто поднимающемуся вверх на тридцать футов и образующему выступ. Над выступом на высоте одиннадцати футов виднелся каменный уступ, и от него поднимались другие уступы, наподобие ведущих вверх каменных ступеней.
У подножия откоса Шредер остановился и прислушался, стараясь представить, насколько близко могла подойти вода. Он услышал приближение потока, звук, напоминающий рев ураганного ветра в каньоне, и взобрался по откосу из осыпающихся камней на выступ. Выступ недостаточно высоко поднимался над дном каньона – на нем он наверняка погибнет – и он прошел по нему пятьдесят футов до поворота. За поворотом выступ резко сужался, упираясь в крутую стену каньона. Здесь его ждал тупик...