— Минуточку, — возразил дотошный Эйнштейн, — необходимо провести серию соответствующих анализов.
— Каких еще анализов?! — возмутился лесоруб.
— Надо получить подтверждение, что окружающая среда не представляет опасности для человека. Потерпите, мой друг, — успокаивающе добавил Сол, видя, что Сайрус, в самом деле, едва сдерживает себя.
Луддит вновь приник к иллюминатору, жадно дыша и разевая рот, будто рыба, выуженная из воды и теперь почувствовавшая возможность возвращения в родную стихию.
— Вы полагаете, это какой-то подвох? — негромко спросил старика Мэтью, пока тот заряжал в компьютер вентар-дискету.
— Не исключено, — уклончиво отвечал Сол. Однако полученная в результате экспрессанализа информация могла бы рассеять сомнения самого отъявленного скептика. Содержание кислорода и углекислоты в атмосфере неизвестной планеты в точности соответствовало земным нормам, зато не обнаружилось вредных примесей. Не было отмечено также наличие отрицательных активных сред.
— Похоже на чудо, но выходит, мы оказались именно там, куда так стремились попасть, — удивленно резюмировал Эйнштейн. — Видимо, это планета-двойник нашей Земли. Друзья мои… — У Сола перехватило горло от нахлынувших чувств… Мы — дома… Вы понимаете, мы — дома!.. Таки, да!
Все его сомнения пропали, как снег на горячем солнце. Ну может же человеку хоть раз в жизни повезти по-настоящему?!
… Распахнулся люк, и Сайрус, не дожидаясь, покуда опустится трап, плюхнулся с трехметровой высоты в теплый мягкий песок.
Он черпал песок пригоршнями и, приблизив к глазам, смотрел, как льются сквозь пальцы золотистые струи.
Потом он рванулся к морю, тихо ворошащему гальку и перламутровые раковины мидий у самых опорных ферм мусоровоза.
Войдя в воду по пояс, он бил ладонями по прозрачной лазурной поверхности и вздымал в воздух веера хрустальных брызг. При этом он выкрикивал нечто вроде: «Эй-гей-гей-го!»
— Как ребенок, — умилился Эйнштейн. — Чтоб он так жил!
Впрочем, старик и сам в эту минуту ощущал себя мальчишкой. Он озирался по сторонам, прикрыв глаза ладонью от солнечного света, вглядывался в янтарно-желтый высокий берег, отграниченный от морской глади естественным песчаным пляжем.
Чуть поодаль подымалась в небо зеленая курчавая стена девственного леса.
У горизонта высились седые горы, покрытые у основания изумрудной растительностью.
А небо!.. Оно было глубокое, прозрачное, похожее на отполированный драгоценный камень, и в вышине переплетались… туманные прожилки облаков, просвеченные насквозь ослепительными солнечными лучами.
— Неужели?.. — только и смог прошептать Эйнштейн. Он все еще не в силах был поверить, что последние дни свои проведет не в тюремном каземате и не в глухих бароотсеках космического корабля, несущегося в никуда сквозь Вселенную, а в этом благословенном крае.
Глаза его слезились не столько от яркого солнца, сколько от счастья.
Что же Фишка?.. Бедняга, он ничего не замечал вокруг.
Он покинул мусоровоз последним, когда Лина уже ступила на золотой песок, и теперь видел лишь стоящую к нему спиной тонкую девичью фигурку с пышной короной блистающих волос.
Ему мучительно хотелось подойти и взять Лину за руку, чтобы вместе с нею испытать сладостное состояние блаженства и покоя, состояние душевной неги и любви, но от одной этой мысли Фишка вспыхнул до корней волос и уставился себе под ноги.
Лина стояла, прикрыв глаза, и слушала шелест волн и крики чаек. После опостылевшего гудения двигателей корабля эти простые и естественные звуки казались ей дивной музыкой.
Внезапно внимание Сола привлек яркий отблеск в глубине зеленой рощицы, выбегавшей по косогору к самой воде.
Он напряг зрение и разглядел очертания плоского двухъярусного строения, нависающего на сваях над волнами.
— Друзья мои! — воскликнул он, жестом призывая обратиться в слух. — Возможно, сейчас нам предстоит первый контакт с представителями неизвестной цивилизации. Будьте благожелательны и корректны, но при этом не забывайте о мерах предосторожности. — Во-он там, — старик указал рукой вправо, где невдалеке в море вдавался покрытый растительностью и молодыми деревцами мысок, — я вижу нечто похожее на дом, плод творения разумных существ. Мы должны отправиться туда.
— И немедленно! — поддержал его Поль Марьяж, уже успевший заскучать среди неба, воды, песка, зелени. Столько всего вокруг, — но ни единого намека на существование игрального стола. А вот в доме, смекнул Поль, что-нибудь такое непременно отыщется.
Вскоре космические путешественники уже подымались по пологим ступеням вытянутого в длину сооружения, напоминавшего фешенебельные курортные виллы родной Земли.
Двери гостеприимно отъехали в сторону, и глазам удивленных землян открылось просторное помещение со стеклянными стенами (так, что видны были и море, и небо, и рощица вокруг). Посредине бил небольшой фонтан, струи воды, стекая, играли на блестящей зеркальной сфере, висящей в самом его центре безо всякой опоры.
Слева высился накрытый стол.
— А где же хозяева? — удивленно озираясь по сторонам, спросила Лина.
— Что-то никого не видно, — констатировал Поль, и, сложив руки рупором, прокричал: — Ау-у!..
Эйнштейн укоризненно покачал головой, глядя на это ребячество Марьяжа, но ничего не сказал.
Тут раздалось негромкое жужжание, и перед незваными гостями возник приземистый металлический пенек с ободком из вспыхивающих лампочек.
Все дружно воззрились на странное создание.
— ДО-БРО-ПОЖА-ЛО-ВАТЬ-НА-НА-ШУ-ПЛА-НЕ-ТУ-ДО-РО-ГИ-Е-ДРУ-ЗЬЯ-МИ-ЛО-СТИ-ПРО-СИМ-К-СТО-ЛУ-ОБЕД-ЖДЕТ-ВАС! — гнусавым голосом, разрывая слова на слоги, произнесло оно. Пожужжав, для верности повторило: — ДО-БРО-ПО-ЖА-ЛО-ВАТЬ-К-СТО-ЛУ.
— Неудобно отказывать, — процедил Поль, скосив рот на сторону, чтобы его слышали только спутники. После нервотрепки последних дней и прогулки по берегу моря Марьяж чувствовал зверский голод.
Остальные нерешительно переглянулись. Эйнштейн, как самый старший, взял инициативу на себя:
— Как говорится, спасибо вам с кисточкой. Вы такой любезный, это что-то.
По разумению Сола, это был знак вежливости с их стороны, однако, увидев громоздящиеся на столе яства, Эйнштейн напрочь забыл, что принял приглашение лишь для проформы.
А сейчас надо вообразить себе все то, от чего даже не у самых впечатлительных начинают слюни течь, как водопад. И еще представить состояние космических скитальцев, давно уже принужденных существовать на синтетической пище и вдруг учуявших божественно аппетитные ароматы настоящей еды.
Это была восхитительная трапеза. Обильная, многообразная, сытная и вкусная.
Эйнштейн, сидя во главе стола, подробнейшим образом представлял едокам каждое новое блюдо. Все они были популярны в докосмическую эпоху, а теперь напрочь позабыты.
— Натуральные продукты, — витийствовал он, — с древности ценились человеческой цивилизацией и, надо сказать, ценились абсолютно заслуженно. Мясо, овощи, фрукты, пряности, масла, рыба… Мы сами ограбили себя, отказавшись от главнейшего из земных наслаждений, а именно, наслаждения процессом еды. Что проку в этих унылых энергетических таблетках, лишенных вкуса и запаха? Что проку в высококалорийной питательной жидкости, которой мы привыкли утолять жажду? Что проку в наших тюбиках?.. Вино! Копчености, икра! Целебный солнечный нектар — он дарует человеку радость, чтоб я так жил! Запейте вином эту отлично зажаренную птичью ножку и вы таки, да, поймете, что такое счастье!
Старик заметно охмелел, впрочем и на щеках остальных тоже играл горячечный винный румянец, а глаза весело и игриво блестели.
Действительно, вдруг оказалось, что еда — это не глотание таблеток, а процесс, действо, компания, веселье. Друзья, перебивая друг друга, со смехом вспоминали свои приключения, столь благополучно завершившиеся в инопланетном раю.
— Простите меня, мадам и месье, — винился Поль, уже не поправляя упавшую на лоб длинную черную прядь волос. — Я не знаю, что буду делать, если вы меня не простите! Плохой или хороший, но я вас всех люблю! Честное слово игрока!
— Мы тебя тоже любим, дружище! — уверял его Сайрус, едва справляясь с заплетающимся языком. — Мы любим тебя и уважаем!
— Вы правда меня уважаете?
— Спрашивает!
Мэтью благостно улыбался, бросая на Лину быстрые жгучие взгляды. Она благосклонно позволяла ему это, сама иногда отвечала улыбкой, отчего Мэт вспыхивал до корней волос.
Словом, сидели хорошо.
Когда за стеклянными стенами окончательно стемнело и в небе вспыхнули россыпи ясных звезд, гундосящий пенек развел гостей по комнатам, где для каждого уже была приготовлена широкая кровать под балдахином, застеленная шелковым бельем.
Опьяневшие от вина и счастья путешественники уснули глубоким, покойным, счастливым сном…
Глава 23Стремительно и под джаз
«Яблочный пирог…
Ты уверен? Да, абсолютно. И еще… как же она называется? Ах да, жареная индейка. Ее нашпиговывают маленькими кисловатыми орегонскими яблочками, зашивают брюхо суровой ниткой и отправляют в сильно нагретую духовку. Затем надо каждые десять минут поливать ее жиром, чтобы образовалась хрустящая корочка. А яблочный пирог? Его нужно накрыть полотенцем, чтобы не осел…»
Сол открыл глаза и сладко потянулся.
«Надо же, какой сон! Прямо как в детстве… Мама готовила яблочный пирог на Рождество и в День Благодарения. Даже запах мне приснился такой же, как тогда…»
Соломон понюхал воздух. Запах не исчезал. Приподнявшись на постели, он увидел, что на небольшом столике рядом с кроватью сервирован завтрак.
Спустив ноги с кровати, он ощутил босыми ногами теплое прикосновение пушистого ковра. Накинув халат, висящий тут же, на стуле, Сол приподнял крышку самого большого из стоящих на столике блюд. В нем лежал изрядный кусок горячей жареной индейки, окруженный дольками орегонских яблок и картофеля.
«Кто-то тут умеет читать мои мысли», — подумал Сол, снимая крышки с остальных тарелок. Там были: несколько ломтей дымящегося барбекью из баранины, жирный цыпленок по-кентуккски и… огромный кусок обжигающего яблочного пирога! У Сола потекли слюнки. Однако на пятой, последней тарелке он с удивлением обнаружил ненавидимую им в детстве тушеную капусту брокколи в мучном соусе.