Внутри на них обрушился поток воздуха, взметнув платье Валоны. Ей пришлось придержать подол руками.
— Здесь всегда так дует? — спросила она.
Валона впервые в жизни поднялась на борт космического корабля, о чем прежде даже не мечтала. Ее губы побелели, сердце колотилось.
— Нет, только во время проветривания.
Рик с удовольствием шел по твердым металлитовым мостикам, нетерпеливо заглядывая в пустые каюты.
— Сюда!
Это была бортовая кухня.
— Еда — не главное, — торопливо сказал Рик. — Без еды можно обходиться довольно долго. Главное — вода.
Порывшись в аккуратно расставленной посуде, он достал большой контейнер с крышкой. Оглянулся в поисках крана, бормоча под нос, что, мол, надеется, они не забыли наполнить водой баки, и с облегчением вздохнул, когда послышался звук заработавшего насоса, а в контейнер полилась вода.
— Возьми несколько консервных банок. Не слишком много. Нельзя, чтобы пропажу заметили. — Рик задумался, как понадежнее спрятаться на корабле.
И опять что-то шевельнулось в памяти. Время от времени он все еще сталкивался с лакунами в воспоминаниях, но трусливо избегал их, не желая признавать существование пробелов.
Он привел Лону в небольшую каюту, где хранилось противопожарное и сварочное оборудование, средства оказания первой помощи и хирургические принадлежности.
— Сюда зайдут только в чрезвычайной ситуации, — неуверенно сказал он. — Боишься, Лона?
— С тобой я ничего не боюсь, — застенчиво ответила она.
Два дня назад… Да что там дни! Всего двенадцать часов назад все было совершенно иначе. Но на борту космического корабля они каким-то образом поменялись ролями, и Лона не сомневалась: Рик стал взрослым, а она — ребенком.
— Нам нельзя будет зажигать свет, иначе они заметят увеличение расхода энергии. Туалетом придется пользоваться после отбоя и стараться не попасться на глаза кому-нибудь из ночной смены.
Сквозняк внезапно прекратился. Холодный воздух перестал обдувать их лица, слабый непрерывный гул стих, на корабль опустилась тишина.
— Скоро начнется посадка, — сказал Рик, — и мы с тобой полетим в космос.
Валона никогда прежде не видела Рика таким счастливым. Он напоминал влюбленного, спешащего на встречу с любимой. Если утром он проснулся взрослым мужчиной, то сейчас, пожалуй, стал великаном, готовым обнять всю галактику. Звезды стали его стеклянными бусами, а туманности — паутиной, которую было легко смахнуть.
Наконец-то он был на корабле! Старые воспоминания хлынули непрерывным потоком, вытесняя недавние. Кыртовые поля, ткацкая фабрика, колыбельные Валоны стремительно забывались, превращаясь в крохотные узелки на полотне, в то время как разорванные концы нитей медленно сплетались воедино.
Это все благодаря кораблю!
Если бы его сразу отвели на корабль, ему не пришлось бы так долго ждать, когда восстановятся перегоревшие клетки мозга.
— Теперь не волнуйся, — тихо сказал он в темноте Валоне. — Сейчас ты почувствуешь вибрацию и услышишь шум. Это двигатели. Потом на тебя навалится тяжесть, но это всего лишь ускорение.
У флоринианцев не было подходящего слова, и Рик использовал другое, которое вспомнилось само. Однако Валона все равно ничего не поняла.
— Это больно?
— Скорее неудобно, поскольку у нас с тобой нет специальной экипировки, которая компенсировала бы перегрузки. Но все закончится быстро. Встань у стены, а когда почувствуешь, что тебя к ней придавило, расслабься. Готова? Сейчас начнется.
Рик встал у правой стены. Рокот маршевых гиператомных двигателей нарастал, вектор гравитации изменился, и вертикаль стены начала превращаться в диагональ.
Валона всхлипнула, потом замолчала, тяжело задышав. Оба они хватали ртом воздух. Их легкие в сдавленных грудных клетках, не защищенных ремнями и гидравлическими амортизаторами, с трудом старались сделать вдох. Рику удалось произнести несколько слов, не вдумываясь в их смысл, лишь бы унять страх Валоны перед неведомым. Этот страх должен был ее переполнять. Корабль — это всего только чудесный корабль, но она никогда прежде не бывала на кораблях.
— Еще, конечно, остается прыжок, во время которого мы пройдем через гиперпространство и мгновенно преодолеем расстояние от звезды до звезды. Но ты не волнуйся, мы ничего не почувствуем, — сущая чепуха по сравнению с ускорением, просто в животе чуточку дернется, и все, — бормотал он, по буквам выдавливая слова.
Это продолжалось довольно долго.
Постепенно давление на грудь уменьшилось, невидимые узы в последний раз натянулись и лопнули. Рик с Валоной, задыхаясь, повалились на пол.
— Рик, тебе плохо? — спросила она через какое-то время.
— Мне? Плохо? — Он слабо засмеялся.
Он еще толком не перевел дух, но не мог не смеяться при мысли, что ему может стать плохо на корабле.
— Лона, я долгие годы прожил в космосе. Мне случалось по нескольку месяцев не приземляться на планеты.
— Почему? — Она подползла поближе и погладила рукой его щеку, словно убеждаясь, что он никуда не делся.
Рик обнял ее за плечи, и Лона прижалась к нему, охотно принимая это изменение в их отношениях.
— Почему? — повторила она.
Он не помнил. Так было, и все. По каким-то причинам он ненавидел высаживаться на планеты. Он должен был оставаться в космосе. Почему? Еще один провал. Ладно, пока замнем.
— Такова была моя работа.
— Да, я помню. Ты анализировал Ничто.
— Верно, — с удовольствием согласился он. — Именно этим я и занимался. Знаешь, что это означает?
Рик не ждал, что Лона его поймет, но ему хотелось выговориться. Он упивался воспоминаниями, радовался, как пьяный, тому, что может вызвать их по щелчку ментального «пальца».
— Дело в том, что Вселенная состоит из сотен различных субстанций. Мы называем их химическими элементами. Железо, медь и многое другое.
— Я думала, это металлы.
— Да, металлы, но в то же время — элементы. Еще есть кислород, азот, углерод, палладий… Самые главные — водород и гелий, они наиболее простые и распространенные.
— Никогда о таких не слыхала, — задумчиво протянула Валона.
— Вселенная на девяносто пять процентов состоит из водорода, почти все остальное — это гелий. Космического пространства это тоже касается.
— Нам говорили, что космос — это вакуум, а вакуум значит, что там вообще ничего нет. Так это неправда?
— Не совсем. Там почти ничего нет. Но, как ты знаешь, я был пространственным аналитиком, то есть путешествовал по космосу, собирал микроскопические количества элементов и анализировал их, чтобы понять, сколько в них водорода, сколько гелия и всего прочего.
— Зачем?
— Сложно объяснить. Видишь ли, комбинации элементов в космосе везде разные. Где-то гелия больше нормы, где-то — натрия и так далее. Области с особенным составом текут в космосе, подобно рекам. Мы так их и называем: космические течения. Для того чтобы понять, как возникла и развивалась Вселенная, нужно разобраться в устройстве этих течений.
— И как это поможет?
— Ну, точно пока никто не знает, — замялся Рик.
Он испугался, что гигантский запас познаний, в котором теперь утопал его мозг, может внезапно закончиться, сменившись клеймом «неизвестно» из-за вопроса, заданного… Внезапно он понял, что Валона — всего-навсего деревенская девчонка с Флорины.
— Короче, — торопливо продолжил он, — мы определяем плотность… как бы тебе объяснить… ну, пусть будет — густоту космического газа в различных областях галактики. Она тоже везде разная, и нам нужно ее знать, чтобы корабли могли точно рассчитать прыжок через гиперпространство. Это похоже на… — Он умолк.
Валона напряженно ждала, но Рик молчал.
— Рик, что случилось? — хрипло прошептала она в темноте.
Он не ответил. Валона схватила его за плечи и потрясла:
— Рик! Рик!
— Лона, мы поступили глупо.
Голос принадлежал тому, старому, Рику, слабому и испуганному. Вся радость и уверенность исчезли бесследно.
— Ты о чем? Почему глупо?
В его голове отчетливо встала сцена убийства Пекаря, словно вынесенная на поверхность прочими нахлынувшими воспоминаниями.
— Нам не надо было убегать. И на корабль забираться не стоило.
Рика трясло, Валоне то и дело приходилось вытирать ладонью его покрытый испариной лоб.
— Но почему, Рик, почему?
— Потому что, если Пекарь решился среди бела дня вывести нас в город, следовательно, он не ждал проблем от патрульных. Ты помнишь патрульного? Того, который застрелил Пекаря?
— Да.
— И лицо его помнишь?
— Я лица не разглядела.
— А я разглядел. Оно показалось мне тогда странным, но обдумывать было некогда. Лона, это был не патрульный! Это был староста. Староста в мундире патрульного.
Глава 8. Леди
Сэмия Файф была всего пяти футов ростом, и все эти шестьдесят дюймов кипели от раздражения. На дюйм роста приходилось полтора фунта веса — и каждый из ее девяноста фунтов был шестнадцатью унциями чистого гнева.
Она металась из угла в угол. Темные волосы собраны в высокую прическу, каблуки увеличивали рост. Узкий, с ямочкой подбородок дрожал.
— Нет, — бормотала она, — он не должен, не может так со мной поступить. Капитан!
Голос прозвучал резко и властно.
— Госпожа. — Капитан Рейсити поклонился, предчувствуя бурю.
Для флоринианцев он, разумеется, был нобилем (для них любой уроженец Сарка — нобиль). Вот только в действительности нобиль нобилю рознь, и капитан нобилем только назывался, а Сэмия Файф — была на самом деле. Точнее, нобилем в юбке, что, впрочем, одно и то же.
— Госпожа?
— Я не потерплю, чтобы мне приказывали. Я уже не в том возрасте. Я сама себе хозяйка и желаю остаться здесь.
— Прошу вас, госпожа, поймите, я тут ни при чем, — осторожно сказал капитан. — Моего мнения никто не спрашивал. Мне приказали, прямо и недвусмысленно.
Он робко вертел в руках копию приказа. Капитан уже дважды пытался всучить документ Сэмии Файф, но та решительно отказывалась на него взглянуть, словно таким образом могла с