Заговорил Рик.
— Послушайте. — Он вырвался из объятий Валоны и встал.
Его лицо побледнело, во взгляде сквозила боль.
— Грядет еще одно откровение? — хмыкнул Файф.
— Послушайте, — продолжил Рик, — мы сидели за столом. В моем чае был какой-то наркотик. Мы ссорились — не помню, из-за чего. Потом я оцепенел и мог только сидеть и думать: «О, великий космос, меня опоили». Хотелось закричать, закричать и убежать, но тело не слушалось. Ко мне подошел тот, другой. Файф. Сначала он орал на меня, затем замолчал. Обогнул стол и навис надо мной. Я не мог ни говорить, ни шевелиться. Только глаза еще слушались.
Рик умолк.
— Второй человек был Файфом? — спросил Юнц.
— Так я запомнил.
— То есть это тот человек, который сейчас сидит за столом?
— Я не помню, как он выглядел. — Рик даже не повернулся, чтобы посмотреть на Файфа.
— Вы уверены?
— Я пытался вспомнить. Вы и представить себе не можете, до чего это тяжело! И больно! — выкрикнул он. — Словно в мозг вонзается раскаленная игла. Все глубже, глубже! — Рик обхватил голову руками.
— Знаю, вам тяжело, но вспомнить надо, — мягко сказал Юнц. — Неужели вы не понимаете? Посмотрите еще раз на этого человека! Взгляните ему в лицо!
Рик оглянулся на Файфа, минуту-другую смотрел на него, потом отвернулся.
— Ну? Вспомнили? — спросил Юнц.
— Нет!
— Ваш актер забыл свою роль? — сухо усмехнулся Файф. — Или вы надеетесь, что история станет более правдоподобной, если он «вспомнит» мое лицо в следующий раз?
— Я никогда прежде не встречался и не говорил с этим человеком! — вспылил Юнц. — Никаких заговоров за вашей спиной мы не плели, меня утомили ваши обвинения на сей счет. Я ищу только правду.
— В таком случае могу ли и я задать ему несколько вопросов?
— Валяйте.
— Благодарю за любезность. Рик, или как там тебя… — голос Файфа изменился: великий нобиль обращался к флоринианцу.
— Да, сэр. — Рик поднял взгляд.
— Говоришь, человек обошел стол и навис над тобой, пока ты сидел беспомощный и одурманенный?
— Да, сэр.
— И последнее, что ты помнишь, это то, как он склонился к тебе?
— Да, сэр.
— Ты же смотрел на него снизу вверх?
— Да, сэр.
— Сядь.
Рик подчинился.
Несколько секунд Файф сидел неподвижно. Его безгубый рот превратился в едва заметную щель, под щеками, синеватыми от пробивающейся щетины, перекатывались желваки, подбородок выдался вперед. А потом великий нобиль соскользнул с кресла.
Именно соскользнул! На миг всем показалось, что он опустился на колени.
Затем Файф вышел из-за стола, и стало ясно, что он стоит на ногах.
У Юнца даже голова закружилась. Человек, казавшийся, когда сидел, статным и внушительным, внезапно превратился в жалкого карлика.
Уродливые ножки великого нобиля едва не подгибались под тяжестью мощного торса. Лицо Файфа побагровело, но взгляд хранил прежнее высокомерие.
Рик, глаза в глаза, следил за приближением Файфа.
— Так это я тогда подошел к тебе?
— Я же говорил, сэр, что не помню лица.
— Кто тебя спрашивает о лице? — Файф развел руки в стороны, обводя свое тело. — Можно ли забыть такое? Мою фигуру? Походку?
— Наверное, нет, сэр, — смущенно пробормотал Рик, — но я не уверен.
— Но ты же сидел и смотрел на него снизу вверх, а он стоял.
— Да, сэр.
— Он стоял над тобой, даже «возвышался», как ты выразился?
— Да, сэр.
— Это ты помнишь точно?
— Да, сэр.
Лица сидящего Рика и стоящего Файфа находились друг против друга.
— Я смотрю на тебя сверху вниз?
— Нет, сэр.
— Может быть, ты смотришь на меня снизу вверх?
— Нет, сэр.
— Могу я быть тем мужчиной?
— Нет, сэр.
— Однако ты продолжаешь утверждать, что вспомнил имя «Файф».
— Да, вспомнил, — не отступал Рик.
— Получается, тот человек воспользовался моим именем для маскировки?
— Н-ну, вероятно.
Файф развернулся, с неторопливым достоинством проковылял к креслу, вскарабкался на него и произнес:
— Став взрослым, я никому не позволял видеть себя в полный рост. Есть ли у вас еще какие-нибудь причины настаивать на продолжении этой встречи?
Абель был одновременно смущен и раздражен. Разговор шел совершенно не так, как он планировал. На любой их довод у Файфа был готов ответ. В итоге нобиль представал чуть ли не оболганным мучеником: его шантажом принудили к встрече, оклеветали, а он с успехом отмел все обвинения.
Файф сделает все, чтобы именно его версия происходящего распространилась по галактике и стала превосходной антитранторской пропагандой. Ему даже врать особенно не придется.
Посол должен был во что бы то ни стало сократить негативные последствия. Психозондированный аналитик теперь бесполезен. Все, что он «вспомнит», будет вызывать только смех — неважно, насколько правдивы воспоминания. Его назовут инструментом транторского империализма, к тому же — сломанным.
Пока Абель размышлял, заговорил Юнц:
— У меня есть веская причина для продолжения встречи. Мы до сих пор не установили, кто виновен в психозондировании. Вы киваете на Стина, Стин — на вас. Предположим, вы оба ошибаетесь и оба невиновны, но факт остается фактом: вы считаете, что это сделал кто-то из великих нобилей. Кто же?
— А это имеет значение? — ответил Файф. — Что касается вас — насколько я понимаю, нет. Если бы не вмешательство Трантора и МПБ, вопрос уже был бы решен. Со временем я найду предателя. Не забудьте, он пытался монополизировать торговлю кыртом, и я этого так не оставлю. Когда виновный будет уличен, ваш сотрудник вернется к вам целым и невредимым. Это единственный разумный выход из ситуации, который я могу предложить.
— А что насчет преступника?
— Его судьба вас не касается.
— Нет, касается! — горячо возразил Юнц. — Дело не только в конкретном сотруднике. Речь о куда более важной проблеме. Странно, что вы о ней даже не упомянули. Рика психозондировали не потому, что он пространственный аналитик.
Абель не знал, к чему ведет Юнц, однако решил его поддержать.
— Полагаю, — сказал он, — профессор Юнц намекает на сообщение об опасности, посланное его сотрудником.
— Насколько мне известно, — пожал плечами Файф, — никого, включая профессора Юнца, за весь прошедший год оно не озаботило. Впрочем, ваш человек перед вами. Спросите его сами, если хотите.
— Он же не сможет ответить, — сердито буркнул Юнц. — Психозондирование сказывается прежде всего на абстрактно-логических цепочках умозаключений, высшей форме интеллекта. Этот человек может так никогда и не восстановить профессиональную базу данных — дело всей своей жизни.
— О чем тогда мы говорим? — спросил Файф. — Ничего не поделаешь.
— Нет, поделать как раз можно. Есть некто, кто все знает. Тот, кто психозондировал аналитика. Сам он, скорее всего, ничего в пространственном анализе не смыслит и в деталях не разобрался, но он разговаривал с Риком, когда тот еще был в своем уме. Он знает достаточно, чтобы направить нас по верному следу. Иначе преступник не решился бы уничтожить единственный источник информации. Тем не менее еще раз, просто для проформы — вы что-нибудь помните, Рик?
— Только то, что имеется опасность, связанная с космическими течениями, — пробормотал тот.
— Даже если вы что-нибудь выясните, дальше что? Насколько достоверны поразительные теории, которые вечно выдумывают свихнувшиеся пространственные аналитики? Они полагают, им открыты все тайны Вселенной, тогда как их помутившийся разум не в состоянии даже считать показания приборов.
— Может, и так. Вы боитесь, что я докопаюсь до правды?
— Я не желаю, чтобы поползли слухи, влияющие на торговлю кыртом, — неважно, правдивы они или нет. Вы не согласны, Абель?
Посол внутренне поморщился. Файф обстряпал все таким образом, что в любых перебоях в поставках кырта, вызванных государственным переворотом, обвинят Трантор. Однако Абель и сам был прекрасным игроком и, не моргнув глазом, поднял ставки.
— Нет, не согласен. Я советую вам всерьез прислушаться к профессору Юнцу.
— Спасибо, — ответил тот. — Итак, Файф, вы заявили, что преступнику пришлось убить врача, осматривавшего Рика. Следовательно, он приглядывал за аналитиком на Флорине.
— То есть?
— Должны остаться улики.
— Имеете в виду, что туземцы могли заметить наблюдателя?
— А почему нет?
— Вы не с Сарка, поэтому ваша ошибка простительна. Уверяю, туземцы знают свое место. Они не приближаются к нобилям, а если вынуждены приблизиться, то опускают глаза. Они ничего не заметили бы.
Юнца передернуло. Нобили так закоснели в своем деспотизме, что уже не стеснялись говорить о нем в открытую.
— Обычные, может, и не заметили бы, — ответил он. — Но у нас имеется не совсем обычный флоринианец. Думаю, он уже доказал, что является кем угодно, только не забитым туземцем. Он пока не участвовал в дискуссии, и самое время задать ему несколько вопросов.
— Слова этого типа ничего не стоят, — возразил Файф. — Раз уж вы о нем заговорили, я вновь требую выдать его судебным органам Сарка.
— Позвольте я сначала с ним побеседую.
— Я тоже считаю, что задать ему кое-какие вопросы не повредит, Файф, — кротко добавил Абель. — Если он окажется несговорчивым или ненадежным свидетелем, мы рассмотрим вашу просьбу о выдаче.
Тиренс прекратил разглядывать свои руки и быстро поднял голову.
— Рик жил в вашем поселке с того самого дня, как вы его нашли? — спросил Юнц.
— Да.
— И все это время вы находились в поселке? В длительные командировки не отлучались?
— У старост не бывает командировок. Их работа — в поселке.
— Хорошо. Успокойтесь и не нервничайте. Я правильно понимаю, что в ваши обязанности входило знать обо всех посещающих поселок нобилях?
— Конечно.
— И часто они вас посещали?
— Раз или два, — пожал плечами Тиренс. — Рутинные проверки. Нобили не пачкают руки на кыртовых полях.