что один угол отгорожен старенькой ширмой. Он вспомнил, как сам раздобыл ее для Валоны, когда Рик стал уже скорее мужчиной, чем ребенком.
— Разбуди его, Валона, — кивнул он на угол.
— Рик, Рик! — Она постучала по ширме. — Вставай, маленький!
Оттуда захныкали.
— Это я, Лона.
Они зашли за перегородку. Тиренс посветил сначала на их с Валоной лица, потом на Рика. Тот заслонился от яркого света:
— Что случилось?
Тиренс присел на край койки, обратив внимание, что Рик спит на нормальной кровати. Когда-то Тиренс нашел для него старую расшатанную раскладушку, но, как оказалось, Валона оставила ее себе.
— Рик, Валона сказала, что к тебе возвращается память.
— Да, староста.
С Тиренсом он всегда держал себя очень почтительно, поскольку тот был самым важным человеком в поселке. Даже управляющий фабрики относился к старосте с должным уважением.
Рик рассказал о вернувшихся днем воспоминаниях.
— А с тех пор ты больше ничего не вспомнил?
— Ничего, староста.
— Хорошо, Рик. — Тиренс отрешенно потер руки. — Спи.
Валона проводила его до двери, крепясь изо всех сил, но то и дело вытирала глаза тыльной стороной своей широкой ладони.
— Староста, ему придется меня бросить, да?
— Ты ведь уже взрослая, Валона, — серьезно ответил Тиренс, беря ее за руку. — Я заберу его ненадолго, а потом обязательно верну.
— А что дальше?
— Я не знаю. Пойми, сейчас для нас нет ничего важнее воспоминаний Рика.
— Вы думаете, все будет так, как он сказал? Люди на Флорине умрут?
— Только никому об этом не говори, Валона. — Тиренс сжал ее пальцы. — Иначе придут патрульные и заберут Рика навсегда. Вот о чем тебе надо думать.
Он не спеша вернулся домой, в задумчивости не замечая, как дрожат руки. Сон не шел. Проворочавшись час, Тиренс достал наркополе. Оно было из того немногого, что он привез с собой с Сарка, когда его назначили старостой на Флорине. Наркополе облегло голову, словно тонкая фетровая шляпа. Тиренс выставил таймер на пять часов и нажал кнопку.
Едва он успел устроиться поудобнее, как аппарат, с небольшой задержкой, отключил бодрствующие центры его головного мозга, мгновенно погрузив в сон без сновидений.
Глава 3. Библиотекарь
Они оставили скутер в боксе, на стоянке у окраины Города. Скутеры в Городе — редкость, а Тиренс не хотел привлекать лишнее внимание. Ему вспомнился Верхний город с диамагнитными наземными автомобилями и гироскопами-антигравами. Ну, так на то он и Верхний, здесь все иначе.
Рик смотрел, как Тиренс закрывает бокс, прижимая палец. Чувствуя себя немного неудобно в новом комбинезоне, он неохотно двинулся за старостой под сооружение, похожее на высокий мост, — первую опору Верхнего города.
У всех прочих городов на Флорине были имена, этот же назывался просто Городом. На планете считалось, что рабочим и поселянам, обитавшим в нем самом или в его окрестностях, несказанно повезло. В Городе и врачи лучше, и больницы, больше фабрик и винных магазинов, даже роскошь какая-никакая имелась. Сами жители относились ко всему этому с меньшим восторгом. Ведь они жили в тени Верхнего города.
Тот же полностью оправдывал свое название. Город был жестко разделен горизонтальным слоем бетоносплава площадью в пятьдесят квадратных миль, который поддерживали около двадцати тысяч опор из стальных балок. Внизу, в тени бетоносплава, обитали туземцы. Над ними, под чистым небом, жили нобили. В Верхнем городе трудно было поверить, что находишься на Флорине. Его населяли почти исключительно уроженцы Сарка с «вкраплением» патрульных-наемников. Высший класс в самом что ни на есть буквальном смысле.
Дорогу Тиренс знал. Шел быстро, стараясь не встречаться взглядом с прохожими, смотревшими на одежду старосты с неприязнью и завистью. Коротконогий Рик семенил следом, пытаясь не отстать. Свою предыдущую поездку в Город он помнил плохо. Теперь все здесь казалось другим. Тогда было облачно, сегодня светило солнце, его лучи падали сквозь щели в плитах, и темные полосы делались еще темнее на фоне ярких. Чередование света и тени завораживало Рика, почти гипнотизировало.
На солнышке грелись старики в креслах на колесиках, медленно передвигаясь за ползущим лучом. Временами кто-то начинал клевать носом и оказывался в тени, пока его не будил скрип колес. Иногда световую полосу заполняли мамочки с колясками.
— А теперь, Рик, держи себя в руках, — предупредил Тиренс. — Мы поднимаемся.
Они остановились перед коробом, протянувшимся между четырьмя опорами до самой плиты.
— Я боюсь, — сказал Рик.
Он догадался, для чего служит это сооружение, — это лифт, ведущий на верхний уровень.
Лифты, разумеется, были необходимы. Производство располагалось внизу, а потребители жили наверху. В Нижний город отгружались химикаты и основные продукты питания, однако готовые пластмассовые изделия и изысканная пища оставались привилегией Верхнего. Наверху требовались горничные, садовники, шоферы, строительные рабочие. Лишнее население копошилось внизу.
Тиренс не обратил внимания на испуг Рика. Его удивило собственное сердце, неожиданно екнувшее. Не от страха, нет. Скорее от предвкушения. Совсем скоро он вновь шагнет на священную поверхность и оставит на ней грязные отпечатки своих ботинок. Тиренс имел право туда подняться. Да, он был флоринианцем, но вместе с тем старостой, а следовательно, ему дозволялось входить в Верхний город в любое время.
О, галактика! Как же он их ненавидел!
Тиренс глубоко вздохнул и вызвал лифт. Какой смысл пестовать ненависть? Он много лет прожил на Сарке, в самом гнездилище нобилей. Тиренс научился переносить все молча. Однако не следовало забывать и то, что он узнал вчера. И не только вчера.
Загудел, опускаясь, лифт. Стена, перед которой они стояли, ушла вниз. Лифтер глянул на них с отвращением.
— Тут что, только вы двое?
— Да, только мы двое. — Тиренс шагнул внутрь, Рик — за ним.
Лифтер не спешил поднимать заслонку.
— Сдается мне, парни, вам придется подождать до двух пополудни. Мне не след гонять эту громадину туда-сюда ради двух туземцев, — сказал он и сплюнул, постаравшись, впрочем, не попасть на пол лифта. — Где ваши трудовые книжки?
— Я — староста, — ответил Тиренс. — По одежде не видишь?
— Одежда ничего не значит. Я не хочу потерять работу из-за того, что кто-то где-то слямзил одежду. Показывай бумаги.
Тиренс молча предъявил папку с документами, которые обязаны были иметь при себе все уроженцы Флорины: регистрационный номер, служебное удостоверение, справку об уплате налогов. Папка была открыта на странице с алой лицензией старосты. Лифтер мельком глянул.
— Ну, хорошо, хорошо. Может, конечно, ты стибрил и лицензию, но это уж не моя забота. Тебя я, так и быть, пропущу, хотя, по моему простецкому разумению, староста — тот же туземец, только в профиль. А что насчет второго?
— Он — со мной. Вы нас пропустите или мне вызвать патруль, чтобы они заставили вас исполнять ваши обязанности?
Самому Тиренсу меньше всего сейчас хотелось столкнуться с патрульными, однако он произнес эту фразу с подобающим высокомерием.
— Да ладно, не кипятись.
Стена поднялась, лифт, подрагивая, пошел вверх. Лифтер продолжал что-то недовольно бурчать под нос.
Тиренс скупо усмехнулся. Это было практически неизбежно. Люди, работавшие на нобилей, охотно отождествляли себя с хозяевами, компенсируя собственную неполноценность тем, что истово соблюдали правила сегрегации и глядели на своих собратьев свысока. Как же, ведь они были «высотниками»! К таким прочие флоринианцы испытывали особенную ненависть, лишенную взращенного в их сердцах благоговейного страха перед нобилями.
Лифт поднялся всего на тридцать футов, однако дверь открылась в совершенно иной мир. Как и другие саркские города, Верхний город представлял собой буйство красок. Отдельные здания, будь то жилые или общественные, были элементами сложной мозаики. Вблизи она казалась бессмысленной мешаниной цветов, но уже с расстояния ста ярдов превращалась в сложную палитру оттенков, плавно перетекающих один в другой и меняющихся в зависимости от угла зрения.
— Пойдем, Рик, — сказал Тиренс.
Тот застыл, разинув рот. Вокруг не было ни ростка, ни деревца! Лишь камень и краска. Рик не подозревал, что дома могут быть такими огромными. В памяти что-то шевельнулось. На миг ему померещилось, что в этих громадах нет ничего странного… Затем проблеск воспоминания потух.
Мимо проехала наземная машина.
— Это нобили? — прошептал Рик.
Тиренс успел заметить короткие стрижки, длинные расклешенные рукава из атласной однотонной ткани различных оттенков синего и фиолетового, бархатные бриджи и легкие чулки, блестевшие так, словно были сотканы из тончайшей медной проволоки. Люди в машине даже не взглянули в сторону Рика и Тиренса.
— Молодежь, — ответил Тиренс.
Он не видел нобилей вблизи с тех пор, как покинул Сарк. Нобили и там-то не вызывали у него теплых чувств, но на Сарке, по крайней мере, они были дома. Здесь же, в тридцати футах над адом, эти ангелы казались совершенно чуждыми. Тиренс вновь поморщился, подавляя бессмысленную ненависть.
С шипением приблизилась двухместная автоплатформа. Новая модель со встроенным пневмоприводом. Она скользила в двух дюймах над землей, края ее блестящего плоского дна были загнуты вверх, чтобы снизить сопротивление воздуха. Тем не менее остававшегося сопротивления хватало, чтобы платформа производила характерное шипение, означавшее для всех: «Едет патруль!»
Патрульные были здоровенными детинами. Смуглыми, плосколицыми, широкоскулыми, с прямыми черными волосами. Местным они все казались на одно лицо. Глянцевитая чернота мундиров подчеркивалась сверкающими серебряными пряжками, расположенными в стратегических местах, и декоративными пуговицами и еще больше сглаживала индивидуальность лиц и усиливала их сходство.
Один патрульный остался на платформе, другой легко перепрыгнул через невысокий бортик и гаркнул: