Кайзер, насупясь, молчал.
— Не признаю, — с трудом, но твердо выговорил он минуту спустя. — Если алмаз не имеет твердости алмаза, он есть стекляшка. Исследователь, бессильный повелевать своим сознанием, не есть исследователь.
Осоргин чуть не вскочил.
— Исследователь не машина! — закричал он. — Исследователь человек! Мы оба в долгу перед Блинком, оба, ты слышишь, оба! Если бы не он, кто‑нибудь из нас был обязан изучить психику роэльцев! Он, именно он, избавил нас от необходимости дерзко рисковать собой. В чем‑то он выше нас…
Кайзер ничего не ответил на эту вспышку. Он сидел, неподвижно глядя в огонь, и лицо его было замкнутым.
На третий день, который также ничего не продвинул в розысках, как и первый, они собрались в дорогу.
Стоя над упакованными вещами, они, однако, еще долго медлили.
— Надо идти, — сказал наконец Кайзер.
— Надо, — сказал Осоргин. Кайзер снял шляпу.
Добравшись до города, они тотчас проявили снимки с роэльцем. На одном из них Кайзер, растопырив пальцы, подносил к губам пустоту. На втором он блаженно улыбался.
КАК НА ПОЖАРЕ
Включилась первая программа. Затормозив, аппарат лег в дрейф вокруг центрального светила. Раскрылись щитки, выдвинулись локаторы, ожили накопители информации. Скользящее в холодных пространствах тело аппарата стало похожим на махровую черную розу.
Датчики как губки впитывали всю разноголосицу космических полей и излучений. Иногда позади аппарата вспыхивали язычки огня. Тогда его орбита петлей обвивала то одну, то другую планету. К ним зорко и пристально приглядывались чашеподобные локаторы. Но к поверхности планет разведчик не приближался.
Внезапно его приборы поймали радиопередачу…
Включилась вторая программа. Аппарат сошел со звездоцентрической орбиты. Теперь он узил круги над избранной планетой. Его аналитический блок умно и быстро препарировал все идущие оттуда радио- и видеосигналы. И когда структура языков чужого мира была понята, включилась третья программа.
— “Эридан”, вы с ума спятили?! На четвертую, говорю, на четвертую! Что–о! “Плутон”, вас еще не хватало…
Что “Эридан” валился из космоса с неисправными двигателями — это еще полбеды. Что сеть внеземных станций уподобилась посудной лавке, куда шагнул слон, — тоже. Но авария центрального кибернетического мозга! Теперь все зависело от самообладания Тана Ростова, проворства его рук и крепости голосовых связок. Если бы в диспетчерской разом занялись все четыре угла, суматохи было бы меньше. Видеофоны неистовствовали, как болельщики в минуту гола, наземные службы орали сразу по пяти каналам, на пульте бились в истерике операционные сигналы, а тут еще вышел на связь “Плутон”!
— Немедленно!..
Взмокшие помощники разом повернули головы.
— Всех переключить на вспомогательные центры! Всех!
— И даже…
— И даже! Всех!
— “Плутон” до сих пор не получил от вас команды, непорядок, — жирным голосом напомнил о себе орбитальный грузовик.
— Катитесь к черту! — огрызнулся Ростов. — “Эридан”, эй, “Эридан”! (Господи, что за олухи…)
— Буду жалов…
Локтем (пальцы были заняты) главный диспетчер вырубил связь с “Плутоном”. Ему было не до орбитального, ни до чего на свете, кроме “Эридана”. Мог ли его кто‑нибудь понять, кроме диспетчера же? Он с силой оттолкнул руку помощника, сующего трубку видеофона. И тут, как назло, заглушая слова, на волну “Эридана” полезла посторонняя передача! Мир положительно сошел с ума.
— Эй, на волне 8119, убирайтесь прочь! Сию же секунду!!! Да не тебе, “Эридан”, не тебе… 17–15, даю “Эридану” 17–15, сектор В, резерв! Подтверждения не слышу!
Еще бы! Наглец и не думал убираться с волны. Он шпарил что‑то свое, и голос “Эридана” тонул в помехах, как писк комара в реве буйвола. Тан зашелся от ярости.
— Вон из космоса!!! — заорал он так, что дневной свет в глазах пошел красными пятнами. — 8119, убирайся вон!
Кажется, помогло. Волна очистилась. “Эридан” наконец уразумел, что от него требуется, расчетный центр справился с повреждением. Уф!..
И только теперь, когда можно было откинуться в кресле, и закурить сигарету, и мгновение ни о чем не думать, память выплеснула в сознание обрывок фразы из той, посторонней передачи. Тан Ростов не донес сигарету до рта. Он так и замер с выпученными глазами.
Аналитический блок разведчика трижды оценил ситуацию. Трижды перепроверил полученные данные. Ошибки не было. В ответ на дружеское послание далекой планеты последовал энергичный и недвусмысленный приказ убираться. Дважды повторенный, граничащий с оскорблением приказ.
У автомата не было гордости, но она была у его создателей. Они предусмотрели возможность враждебного отказа, и потому незамедлительно включилась запасная программа.
Локаторы мгновенно убрались в гнезда, щитки захлопнулись, аппарат развернулся, за его кормой выросло пламя. Уже через час система негостеприимной звезды, отвергнувшая дружбу древней цивилизации Галактики, скрылась из виду.
СЛОМАЛСЯ ЭСКУДЕР
Лесная дорога сворачивала вправо. Там была лесная поляна, вся в желтых цветах лютика, и над поляной висело обыкновенное летающее блюдце.
Именно в этот момент люк распахнулся, и по воздуху, как по трапу, на землю спустился инопланетянин. Он был маленький, кругленький, розовенький, почти голый и блестел, точно смазанный.
Я не испугался и даже не очень удивился, потому что многочисленные рассказы и статьи о грядущем Контакте психологически подготовили меня к такой встрече. Было только ужасно неловко, что на мне нет строгого черного костюма, нейлоновой рубашки и галстука. Я застегнул ворот ковбойки, смахнул с локтя приставшую в лесу паутину, шагнул навстречу инопланетянину и сказал:
— Здравствуйте!
— Здравствуйте! — ответил он мне, не раскрывая рта, на чистом русском языке, и этому я тоже не удивился, так как из литературы знал, что среди других цивилизаций телепатический обмен мыслями развит необыкновенно.
— Здравствуйте, — повторил он. — У меня сломался эскудер. Где тут ближайший соттар?
— Что? — изумился я. — Соттар? Это что такое?
— Как что такое? — теперь изумился он. — Ну, это… Это есть… такое место, где чинят…
— Ремонтная мастерская? — догадался я.
— Вот–вот! Понимаете, мой эскудер…
“Эскудер… — ошалело подумал я. — Соттар… Ремонтная мастерская…” Не так мне рисовалась встреча. “Ах да! Он же потерпел аварию! Тогда все понятно. Он ищет у землян помощи”.
— Что у вас случилось с двигателем? — спросил я, заглядывая под блюдце.
— Вы спектралист? — обрадовался он. — Тогда, может быть, вы мне объясните, отчего во время фикаризации субтит желтокс?
При слове “желтокс” глаза у меня непроизвольно полезли на лоб. Контакт “братьев по разуму” явно отклонялся от традиционной схемы.
— Вы потерпели аварию, — тупо сказал я.
— Какую аварию? — он даже подпрыгнул. — Желтокс субтит!
— А этот… как его… эскудер не субтит?
— Вы с ума сошли! Как может эскудер субтить? Позвольте, так вы, значит, не спектралист?
— Нет, — ответил я.
— Так чего же вы меня путаете? Скажите прямо: смогу я здесь починить эскудер или нет?
— Наша земная техника… — начал было я давно застрявшую в горле фразу.
— Не ваша, так соседней планеты, — нетерпеливо перебил он. — Какая разница!
— Большая, — сказал я.
Он фыркнул от возмущения.
— Знаете что, мне некогда шутки шутить. Мне нужно починить эскудер. Я не могу без эскудера. Так есть у вас где‑нибудь тут поблизости, — он обвел розовым пальцем небо, — ну, не соттар, а хотя бы примитивный спуч?
— Вот что, — сказал я, — Я не знаю, что такое “спуч”. И что такое “желтокс”. Но я рад приветствовать вас на Земле. Мы счастливы, что Контакт наконец‑то установился. И в этот торжественный миг…
— Как? — заволновался инопланетянин. — Выходит, я не туда попал?
— Разве вы летели не на Землю?!
— Впервые слышу о такой звездной системе.
— Это название нашей планеты!
— Прелестное название! И у вас мило, очень–очень мило… Как жаль, что у вас нет соттара!
— Зато у нас есть…
— Знаю, знаю! Всякие там памятники, пейзажи… Но у меня кончается отпуск.
— Так вы не исследователь?! Не ученый?
— Нисколько. Я…
Он не договорил. По его лицу медленно разлилось недоумение. Он посмотрел на свои ноги, потом на меня…
— Это что такое?! — взвизгнул он, показывая на двух жирных комаров, которые с явным намерением покушать прилепились к его бедру.
— Это комары. Сгоните их.
— Кусаются?!
— Пустяки, не обращайте внимания.
Инопланетянин резво подпрыгнул и, дрыгая пятками, взмыл к своей скорлупе.
— Куда же вы! — закричал я. — Поймите, наконец, что вы первый представитель иной цивилизации, который…
— Если другим нравится, когда их кусают, то это их дело, — донеслось из люка. — Прощайте, прощайте!
Спина у него была такая гладенькая и ухоженная, что я понял всю безнадежность попыток достичь взаимопонимания. Она прямо‑таки сочилась презрением.
— Эй! — заорал я ему вслед. — Всего один вопрос: что это за штука такая — эскудер?
— Эскудер? — он оглянулся. — Вы даже этого не знаете! Странно! Чем же вы тогда чистите зубы?
Люк захлопнулся. Инопланетянин отбыл.
ЕГО МАРС
Все торопились выпить эликсир, кое‑кто еще дожевывал бутерброд, из автоматической кофеварки с шипением вырывались клубы пара, играла музыка, “Девочки, девочки, мы опаздываем!” — раздалось слева. Там возникло движение, разноязычный гул на мгновение притих, потом зажужжал с удвоенной силой. “Пардон!” — послышалось рядом, и чей‑то локоть мягко развернул Силина; ему в лицо ударило марсианское солнце, безжизненно–яркое из‑за спектроля; пламенем полыхнули рыжие волосы девушки, оказавшейся напротив; она скользнула по нему равнодушным взглядом и быстро заговорила что‑то на ухо коренастому тугощекому парню, который меланхолично кивал в ответ. Силин тоже протиснулся к стойке и налил себе эликсир. Коричневая жидкость шипяще вспенилась.