— "На самом деле" — это важные слова, — кивнул Джек. — Большинство людей довольствуются поверхностным пониманием. А ты копаешь глубже. Это хорошо.
Он достал кредитный чип и передал Алексу:
— Здесь пять тысяч. Честно заработанные.
Алекс взял чип, чувствуя удовлетворение от хорошо выполненной работы. Но Джек, похоже, не собирался на этом останавливаться.
— Слушай, а не хочешь поработать еще? У меня есть пара рейсов на следующей неделе. Нужен техник на борту — мало ли что случится в пути.
Алекс заколебался. С одной стороны, скоро должна начаться учеба после летних каникул. С другой — открывало новые возможности, а после разговора с беженцем он понимал, что университетское образование может оказаться недостаточным для понимания реального мира.
— А что за рейсы?
— Обычная торговля, — пожал плечами Джек. — Везем товары туда, где они нужны, покупаем то, что дешево здесь. Ничего особенного.
Что-то в тоне Джека подсказывало Алексу, что "обычная торговля" может оказаться не совсем обычной. Но именно это его и привлекало. После смерти Мары ему нужны были новые впечатления, источники информации, новые возможности. Что угодно, лишь бы переключиться с депрессивного настроения. Она не была для него особо близкой, но он общался с ней. Было странно понимать, что ее больше не существует.
— Хорошо. Когда вылетаем?
— Послезавтра утром. Не опаздывай — в космосе расписание священно.
Первый рейс оказался действительно обычным — доставка медикаментов на Селонию. Но Алекс заметил, что Джек очень тщательно выбирает маршруты, избегая определенных систем и станций. И что среди "медикаментов" попадались контейнеры с весьма странной маркировкой.
Во время полета Джек оказался неожиданно разговорчивым. Он рассказывал о своей философии торговли, и Алекс понимал, что за внешней простотой скрывается глубоко продуманная система взглядов.
— Видишь ли, парень, — говорил Джек, управляя кораблем, — большинство людей думают, что контрабанда — это просто нарушение закона ради прибыли. Но это не так. Это философия свободы.
— Как это понимать?
— А вот как. Представь: есть планета А, где производят лекарства. И есть планета Б, где эти лекарства нужны людям. Логично, что лекарства должны попасть с А на Б, правильно?
— Логично.
— Но тут появляются политики. Они говорят: "А давайте введем налог на медикаменты". Потом военные: "А давайте объявим лекарства стратегическим материалом". Потом бюрократы: "А давайте введем лицензирование торговли". И что получается? Лекарства как производились на планете А, так и производятся. Больные на планете Б как нуждались в них, так и нуждаются. Но теперь между ними стоит стена из правил, налогов и разрешений.
Алекс кивнул, понимая логику.
— И что делать?
— А вот что, — Джек повернулся к нему. — Можно смириться и сказать: "Ну что поделаешь, такие правила". Тогда люди на планете Б будут умирать, но зато все будет "по закону". А можно сказать: "К черту ваши правила, люди важнее бумажек". И перевезти лекарства, несмотря на запреты. — Он сделал паузу и будто признался — и заработать на этом.
— Но ведь законы существуют не просто так?
— Некоторые — да. Закон против убийства имеет смысл. Но большинство современных законов существуют не для защиты людей, а для защиты чьих-то интересов. Посмотри на эту войну — кто от нее выигрывает? Военные корпорации, производители оружия, политики, которые наживают капитал на патриотических настроениях. А кто проигрывает? Простые люди, которых убивают, и их семьи.
Алекс вспомнил беженца с Кристофсиса и его слова о снесенных кварталах.
— И контрабанда помогает решить эту проблему?
— Контрабанда — это способ обойти искусственные ограничения, — объяснил Джек. — Когда система работает правильно, контрабандисты не нужны. Но когда система ломается из-за войны, бюрократии и коррупции, мы становимся смазкой в механизме. Мы обеспечиваем то, что экономисты называют "эффективностью рынка".
— Звучит благородно, — заметил Алекс. — Но ведь вы же получаете прибыль?
Джек рассмеялся:
— Конечно получаю! Я же не благотворительная организация. Но в том-то и дело, что прибыль — это показатель того, что ты делаешь что-то нужное людям. Если бы мои услуги были никому не нужны, никто бы мне не платил.
— А риск?
— Риск — это цена свободы, — серьезно ответил Джек. — Свободы делать то, что считаешь правильным, а не то, что разрешают чиновники. Каждый контрабандист — это маленький бунтарь против системы, которая пытается контролировать каждый аспект жизни.
Алекс задумался над этими словами. В университете им преподавали уважение к закону и порядку. Но что делать, когда закон становится инструментом угнетения?
— Джек, а что, если система права, а вы ошибаетесь?
— Хороший вопрос, — кивнул Джек. — Но вот тебе простой тест: кому выгодны ограничения? Если ограничения защищают слабых от сильных — они правильные. Если ограничения защищают сильных от слабых — они неправильные. Большинство современных торговых ограничений защищают крупные корпорации от конкуренции, а не потребителей от некачественных товаров.
— Например?
— Например, лицензирование торговли медикаментами. Официально это для "безопасности потребителей". Но что там эти глупые чинуши могут проверить? Они разбираются только в том, как брать откаты. На практике — всё это для того, чтобы крупные фармацевтические корпорации могли контролировать цены. Маленькие производители не могут позволить себе дорогие лицензии, поэтому уходят с рынка. Конкуренция снижается, цены растут.
— И вы помогаете этим маленьким производителям?
— Иногда. А иногда просто обхожу искусственно завышенные цены. Видишь ли, парень, настоящая контрабанда — это не перевозка наркотиков или оружия. Это восстановление естественных экономических связей там, где их разорвала политика и коррупция.
Эта философия была новой для Алекса, но она имела внутреннюю логику. В университете их учили, что порядок и стабильность — это высшие ценности. Но что делать, когда порядок становится тюрьмой?
— Джек, — спросил он во время полета, — а что мы на самом деле перевозим?
Джек внимательно посмотрел на него:
— А ты как думаешь?
— Думаю, что не только медикаменты. И что некоторые грузы могут быть... не совсем легальными.
— Умный парень. И что, проблемы с этим?
Алекс обдумал вопрос. Формально контрабанда была преступлением. Но в условиях войны многие товары были искусственно ограничены или обложены непомерными налогами. Иногда "незаконная" торговля была единственным способом доставить нужные вещи туда, где они действительно требовались.
— Смотря что и зачем, — ответил он. — Если речь идет о том, чтобы помочь людям...
— Именно об этом и речь, — кивнул Джек. — Видишь ли, парень, война создает много глупых правил. Медикаменты, которые спасают жизни, вдруг становятся "стратегическими материалами". Запчасти для кораблей попадают под эмбарго. Продукты питания облагаются "военным налогом". А люди страдают.
— И вы помогаете обходить эти ограничения?
— Я помогаю товарам попадать туда, где они нужны. За разумную плату, конечно. Но моя прибыль — это мелочь по сравнению с тем, что экономят мои клиенты на налогах и пошлинах.
— А если вас поймают?
— Тогда меня назовут преступником, — пожал плечами Джек. — Но история покажет, кто был прав. Помнишь, как в учебниках рассказывают о контрабандистах времен Старой Республики? Тех, кто нарушал торговые ограничения Ситхов? Сейчас их называют героями свободы.
Алекс кивнул. Логика была понятна, и она не противоречила его собственным принципам. Если система несправедлива, то нарушение ее правил может быть моральным долгом.
На Селонии их ждал представитель местной больницы — пожилой селонианец, который с благодарностью принял груз медикаментов.
— Спасибо, капитан Тольчо, — сказал он на ломаном Basic. — Без этих лекарств многие пациенты не выжили бы.
— А что с официальными поставками? — поинтересовался Алекс.
— Бюрократия, — горько ответил селонианец. — Нужны разрешения, лицензии, проверки. Пока все оформят, люди умрут. А капитан Тольчо привозит то, что нужно, когда нужно.
— И дешевле, — добавил Джек. — Без налогов и посреднических наценок.
Обратный путь они проделали с грузом "антиквариата" — так Джек называл древние предметы искусства, которые покупал у частных коллекционеров и археологов. Официально это было легально, но Алекс подозревал, что не все предметы имели правильное происхождение.
— Джек, — спросил он, изучая один из артефактов — металлическую пластину с непонятными символами, — а откуда вы знаете, что это действительно древние вещи?
— Опыт, — ответил Джек. — Плюс у меня есть контакты среди археологов. Они подсказывают, что стоящее, а что подделка. В этом деле репутация — все. Один раз продашь фальшивку — и клиенты от тебя отвернутся.
— А покупатели кто?
— Разные. Коллекционеры, музеи, исследовательские институты. Есть спрос — есть предложение. Многие ученые готовы платить хорошие деньги за возможность изучить подлинные артефакты, а не копии в музейных витринах.
Алекс внимательно изучал артефакты. Некоторые из них явно были подлинными — он узнавал стилистические особенности, которые изучал в архивах КТИ. Особенно его заинтересовала небольшая кристаллическая пластина с символами, похожими на письменность Ракката.
— А этот кристалл откуда?
— С Данторина, — ответил Джек. — Археологи нашли в старых руинах, но у них нет разрешения на вывоз. А у меня есть покупатель на Корусанте — частный коллекционер, который не задает лишних вопросов.
— Можно посмотреть поближе?
— Конечно. Только осторожно — штука хрупкая и дорогая.
Алекс взял кристалл в руки и сразу почувствовал знакомую слабую вибрацию. Устройство реагировало на прикосновение. Это его беспокоило, но его чувства говорили, что всё нормально. Воспоминания о Маре болезненно кольнули в груди, но он подавил их. Он осторожно провел пальцем по поверхности, и символы слабо засветились.