Телохранитель двигался за мной следом.
– Вечного светила, госпожа Руглас. Приказ есть приказ. – Дирт отвечал мне одно и то же.
Перед выходом я посмотрела информацию по мужчине, которого журналисты назвали моим биологическим отцом. В этом был плюс того, что СМИ роются в твоем грязном белье: результаты их расследования были общедоступны. Так я нашла следственный изолятор, где ждал суда этот человек. Так я узнала, что его зовут Михаэль Лисчу.
Михаэль Лисчу.
Значит, мой брат – Сид Лисчу. Почему Картер хочет отправить его на смертную казнь? Виновен ли он?
А я могла бы быть Лана Лисчу. Или мое имя дали не родители, а приют?
Так много вопросов, и ни одного ответа.
Я не пустила Дирта с собой в такси. Он летел следом на своем карте бампер к бамперу, из-за чего система безопасности такси все время горела предупредительным оранжевым светом.
Час назад я связалась с изолятором и оставила запрос на посещение. Ответ я должна была получить лично, после того как прилечу.
На парковке меня изрядно трясло от страха. Только присутствие Дирта неподалеку не позволило мне долго сомневаться. Я вошла в здание и нашла нужное мне окно в одном из кабинетов.
Рантарианец за стеклом строго посмотрел на меня, выслушал номер моей заявки на посещение и попросил:
– Айди.
После проверки документов он сказал:
– Присядьте и подождите.
А сам сделал стекло непроницаемым. Я только успела заметить, как он что-то набирает на коммуникаторе.
Я села в кресло. Дирт стоял у выхода, собирая тревожные взгляды посетителей и работников изолятора.
Когда окно снова стало прозрачным, я тут же подошла к нему.
– Вам отказано в посещении, – сообщили мне.
Отказано? Почему?
– Причина? – спросила я.
– Мы не озвучиваем причины. Отказано, – с каменным лицом ответил сотрудник изолятора.
Но я так просто не сдамся.
– Это из-за шумихи в СМИ? – спросила я.
– Нет. Госпожа Руглас, прошу вас покинуть изолятор.
– Тогда почему?
– Мы не объясняем причин.
– Тогда я вернусь в следующий раз. Или тогда тоже ответите нет? Вы можете конкретизировать, чтобы я поняла, стоит ли бодаться? Стоит ли тратить время и прилетать снова.
– Бодаться точно не стоит.
– Тогда попробовать в следующий раз?
Нельзя ответить открыто? Зачем общаться этими непонятными намеками?
– Кто знает. Может, в следующий раз подсудимый согласится на встречу.
– Он отказался от встречи со мной? А он знал, кто я? Видел новости? – спросила я.
Сотрудник с досадой пояснил:
– Госпожа Руглас, у нас изолятор современного типа. Конечно, подсудимый видел новости.
Значит, осознанно прогоняет меня. И тут два варианта: либо не хочет знать, либо СМИ солгали.
Я попросила рантарианца:
– Вы можете передать ему один вопрос? Он очень важный для меня. Очень.
– Нет.
– Прошу. Очень вас прошу.
– Нет.
И тут сзади раздался голос Картера Вина:
– Когда моя девочка просит, ты должен говорить только да. Понял?
По коже пошли мурашки от этого его «моя девочка». Становится фирменной фразой.
Я была рада видеть его и хотела прогнать одновременно. Так бывает?
Я тут же вопросительно посмотрела на Дирта. Это он ему сообщил?
Телохранитель отвел взгляд в сторону. Точно он!
– Это запрещено уставом. – Сотрудник невозмутимо посмотрел на Картера.
И тут служебная дверь открылась. Вперед, спотыкаясь нога об ногу, вылетел рантарианец. Он так зыркнул на подчиненного за стеклом, что тот вжал голову в плечи и словно стал меньше. «Уволю», – произнес одними губами его начальник и расшаркался перед Картером.
– Вечного светила, господин Вин. Вы хотите кого-то видеть?
– Моя девочка здесь. Считай, она – это я.
Я тут же увидела затылок рантарианца, до того низко он мне поклонился.
– Чем могу помочь? – спросил он, медленно распрямляясь.
– Я… Я хотела бы увидеть Михаэля Лисчу. Но мне сказали…
– Забудьте все, что вы услышали от этого олуха. Он тут недавно. Простите его, госпожа Руглас.
Меня что, уже вся планета знает?
Я покосилась на Картера. Тот посмотрел на коммуникатор, на меня, потом снова на гаджет.
– Прошу пройти за мной в вип. – Передо мной открыли служебную дверь.
Картер спросил:
– Пойдешь одна или со мной?
– Одна.
Ответ вылетел сразу, я даже не задумывалась. Не хочу, чтобы кто-то еще слышал наш разговор.
Меня провели в небольшое помещение, больше напоминающее гостиную, чем комнату посещений подсудимых. Диван, кресла, кофейный столик, аппарат с напитками и перекусом.
– Подождите, пожалуйста. Сейчас приведем Михаэля Лисчу.
Я села словно не на диван, а на иголки. Что мне сказать? Как начать?
Дверь открылась. На пороге застыл мой биологический отец. Его руки были в контролируемых наручниках.
Или он не мой папа? Что, если журналисты наврали?
– Проходите, – сказал ему в спину сопровождающий.
И мужчина медленно зашел, нехотя волоча ноги.
Он не смотрел на меня, а я жадно вглядывалась в его лицо, пытаясь найти схожие черты.
Ничего похожего. Разве что брови? Или нет?
Михаэль сел в кресло, уперся локтями в колени, но взгляд устремил в пол.
Стыдно?
Внутри меня все звенело от напряжения.
Это он? Мой отец? Седой весь. Сколько ему?
– У вас есть дочь? – спросила я издалека.
Почему-то произнести вслух слово «отец» было безумно тяжело даже в формате вопроса.
– Нет, – ответил он, и я ощутила, как мгновенно расслабились мои плечи.
Я встала. Значит, нет.
Меня не бросили. Я так и знала.
– Тогда простите за беспокойство.
Я пошла к выходу.
– Но была, – сказал он мне в спину.
Я остановилась и повернулась. Мужчина по-прежнему смотрел в пол. Что это значит?
Похоже, так и будем стоять в тишине, пока я не спрошу. Что ж. Ладно. Я пришла за ответами.
– Вы мой отец?
Михаэль наконец-то посмотрел мне в глаза. Челюсти плотно сжаты, в глазах напряжение. Морщины словно углубились.
Скажи же что-нибудь! Нет или да. Мне нужно знать.
– Если можно так сказать, – выдавил он.
И из меня словно позвоночник выдернули. Тело стало мягким, словно лишилось опоры. Я кое-как добралась до дивана и села.
Я молчала. Он молчал.
Я смотрела на него. Он – снова в пол.
– Почему? – хрипло спросила я.
Биологический отец не разжимал плотно сомкнутых губ.
– Почему бросили меня?
Стало ясно, что меня не потеряли, не украли, а я так надеялась на это. Меня кинули. Нет – выкинули!
Просто человека не запихнуть в помойку, как альтернатива – приют.
Михаэль резко поднял взгляд на меня и эмоционально спросил:
– Ты спишь с этим мерзавцем?
Ненависть отравила его серым цветом.
Это так новости влияют на его отношение ко мне? Поэтому не отвечает?
– Нет, – отрезала я.
Ответит?
– Не может быть. – Михаэль посмотрел в сторону, потом вновь на меня и горячо обратился: – Неважно. Даже если спишь – так лучше. Попроси своего любовника отпустить твоего брата. Пусть снимет с него обвинения.
Мне послышалось? Что-что?
Меня словно в криокамеру погрузили. Стало холодно-холодно.
– Я спросила, почему меня бросили, – повторила я, сглотнув ком в горле.
– Твоего брата расщепят, если ничего не сделать! Представляешь, прямо на атомы. Но ты можешь этому помешать. Этот Вин зациклился на тебе. Надави на него. Приласкай. Умоляй!
Михаэль вскочил на ноги, а я словно окаменела на миг. Я не верила своим ушам.
Мужчина бросился передо мной на колени.
– Пожалуйста. Прошу тебя.
Глава 11
Биологический отец у меня в ногах, но не из-за раскаяния, что оставил в приюте. Нет. Обо мне ни мысли, ни переживания.
Я сделала шаг назад. Михаэль пополз за мной.
– Ты готов на что угодно, лишь бы спасти своего сына? – спросила я, голос дрогнул.
В ответ услышала такое яростное, горячее:
– Да!
И я сорвалась на крик:
– Тогда почему поступил так со мной?!
Михаэль нахмурился на миг, потом словно откинул неприятную мысль в сторону:
– Ты жива и здорова, стоишь тут, бед не знаешь. А твой брат скоро не будет существовать. Ты хоть это понимаешь?
Бед не знаю? Ха!
Да знал бы он, через что я прошла.
Я присела на корточки, чтобы быть на одном уровне с ним, и проорала:
– А ты понимаешь, что я каждый день боролась за существование?!
Михаэль подался торсом назад:
– Там кормят и поят. Там крыша над головой. Там безопасность. Ты в полном порядке.
Я хотела содрать с себя верх одежды и показать клеймо. Проорать, что я не в порядке. Рассказать, через что я проходила каждый день.
Но посмотрела в его глаза и поняла, что он ничего не услышит. В его глазах есть только сын, дочери там нет. Может, и никогда не было.
Я покачала головой:
– Ты мне не отец. Нет. Мои родители умерли, поэтому я оказалась в приюте. Они никогда бы меня не бросили.
– Да что ты все о себе да о себе? Твой брат в беде! – Михаэль Лисчу вскочил на ноги и попытался схватить меня руками в наручниках за плечо.
И тут же вскрикнул, сложился пополам и лег на пол в позу эмбриона. Похоже, заряд от наручников сделал свое дело.
Хлопнула дверь. Картер обнял меня за плечи, развернул и повел на выход.
Я шла и не видела дороги. Не слышала ничего.
Как оказалась в карте Вина, не помню. Он посадил меня рядом с собой, прижал голову к плечу, и тут я разревелась.
Рыдала навзрыд. Выла. А он поглаживал меня по плечу и ничего не говорил.
А потом меня как прорвало:
– Козел! Гад. Я никогда больше, даже в мыслях, не назову его отцом. Говорил только о сыне. Чтобы его спасти, он готов на все. Я для него ничто – что тогда, что сейчас.
– Для меня ты все, – тихо сказал Картер.
– Не смеши! У тебя кровать не успевает остывать от разных женщин.