Взлетала я с чувством невероятной благодарности к Картеру. Он столько для меня сделал, даже когда я откровенно наглела, даже когда проверяла его на прочность. Не отступил.
Наверное, именно это можно назвать преданностью? Разве нет?
Он защитил меня от ящера голыми руками, потому что так захотела «его девочка».
Он провел меня на встречу с отцом, а потом готов был дать мне его на растерзание за обиды прошлого и все подчистить.
Он готов был мне дать встречу с Сидом. Последнюю. Личную, судя по пропуску.
И это дорогого стоило.
И пусть он никогда не обещал любви до гроба, вначале диктовал жесткие условия сожительства, я видела, как он менялся ради меня.
А я? Менялась ли я?
Я летела по маршруту на встречу к Сиду и думала, думала, думала.
Все еще помнила, какие жесткие рамки ставил Картер для своей любимой девушки. Чтобы не работала, чтобы ждала дома, полная энергии, нежная и вся готовая ублажать своего господина.
Но он же дал мне трудовой контракт.
Картер всегда твердил о защите, и раньше для меня это были лишь слова. А теперь я почувствовала, что такое быть с таким мужчиной, как он.
Картер открывал передо мной закрытые на все замки двери одним лишь взглядом. Всегда держал руку на пульсе моего состояния.
Даже в случае с клеймом он спас меня.
Я подняла руку и потрогала свою спину. Как такое возможно? Не осталось и следа!
Вот что может медицина и последние технологии, когда у тебя есть деньги.
И этот мир Картер открыл для меня.
А что я?
Когда я подлетела к колонии, решила, что обязательно хочу поговорить с Картером еще раз. Уже после того, как увижусь с Сидом.
На КПП я показала оранжевый пропуск, и хмурый взгляд охраны тут же сменился на заискивающий. Меня провели через множество дверей разной степени защиты с таким видом, словно сопровождают президента.
И когда я оказалась в комнате для посещений, разделенной надвое стеклом, села в кресло перед преградой, дверь по другую сторону открылась.
Я вцепилась в подлокотники, гадая, насколько же изменился Сид за эти годы.
Глава 21
Когда я думала о том, каким стал мой брат, перед глазами возникали два крайне противоположных образа.
Один – мужчины в самом расцвете сил с добрыми глазами маленького Сида, со смешливыми морщинками и живым, немного грустным, но очень понимающим взглядом.
Второй – грубого нелюдимого засранца, который даже не вспомнит меня.
Я прекрасно помнила слова Картера о том, что его друг сильно изменился и стал бывшим другом. Внутренне готовилась к любому исходу, но только не к тому, что я сама не узнаю старшего брата.
Когда по ту сторону стекла показался мужчина в дорогом темно-синем костюме, я упорно смотрела ему за спину, ожидая появления Сида. И поняла, что это он, только тогда, когда он сел в кресло напротив.
Он узнал меня – я видела это по его прямому взгляду, который он не отвел в сторону, даже когда его глаза наполнились влагой.
Сид молчал.
Я долго подбирала слова. Столько всего хотела сказать, но где это сейчас? В голове пустота.
– Привет, – произнесла я.
Сид сдержанно, после паузы, кивнул.
Я пыталась найти в квадратных чертах лица прошлую детскую округлость, но не видела. Лишь родинка на подбородке и маленький шрам на брови казались знакомыми. В остальном же это был абсолютный незнакомец.
Я думала, он будет щуплым интеллигентом, а не физически развитым мужчиной. Когда я представляла его, он непременно виделся мне в очках. Не знаю почему.
Глядя на такого незнакомого брата, я остро ощутила многолетнюю пропасть между нами. Пропасть, которую не заполнить.
Но тут Сид сказал:
– Ланка.
Улыбнулся мне ободряюще, как в детстве.
И такая непреодолимая пропасть сократилась в один миг до расстояния стеклянной преграды, разделяющей нас. Линии между свободой и заточением, между жизнью и смертью.
– Как ты? – Он подался вперед, а потом и вовсе встал, подошел вплотную к стеклу.
Я повторила за ним и встала напротив.
Сид оказался выше меня на голову, и, когда он положил руку на перегородку, мне пришлось как следует поднять свою, чтобы соприкоснуться с ней через стекло.
– Ты не изменилась, Ланка, – с горькой улыбкой сказал Сид.
– А я тебя не узнала, – тихо призналась я.
Брат снова улыбнулся.
– Рад видеть тебя живой.
Мои губы только начали расползаться в ответной улыбке, когда я услышала последнее слово.
– «Живой»?
Что это значит?
– Да. Когда Картер передал, что ты хочешь меня видеть, я ушам своим не поверил. Отец сказал, что ты сильно простудилась, попала в больницу и умерла.
Я отшатнулась от стекла – до того больно стало.
Значит, отец просто вычеркнул меня не только из своей жизни, но и из жизни Сида?
Хоть информацию о приютских тщательно скрывали, СМИ же быстро нашли моего отца. Так и Сид мог меня найти за эти годы, если бы знал, что Михаэль Лисчу отдал меня в приют.
Мы могли бы встретиться давным-давно. Общаться, дружить, может быть, даже жить рядом. Работать в одной компании, ведь нам обоим нравится кораблестроение.
Мы столько всего могли бы, но теперь…
Сид неожиданно сказал:
– Лан, ты знаешь, когда у тебя настоящий день рождения?
Приютские отмечали день рождения в один день – первого июня, в День защиты детей. Так было удобно для организации – большой торт и всеобщее «веселье».
Я ненавидела свои приютские дни рождения с одинаковыми подарками в виде маленького мешочка сладостей. И я никогда их не отмечала.
– Нет. – Я покачала головой.
– Шестого сентября. Ты родилась в восемь сорок утра.
Шестое сентября?
В памяти зазвенел звоночек. Что-то ассоциировалось у меня с этой датой. Но что?
Перед глазами мелькнуло воспоминание, как я читаю отчет детективного агентства по своей семье. И тут же вскинула взгляд на Сида.
– Если не ошибаюсь, шестого сентября в восемь тридцать утра ты по пропуску открыл ангар с «Эрой-7000»? – спросила я.
Сид горько усмехнулся:
– Да. Помнишь, я тебе обещал, что сделаю корабль с большими окнами и прокачу тебя на нем в твой день рождения?
Я такого не помнила. Да и что с меня взять? Два годика всего.
Поэтому я отрицательно покачала головой и призналась:
– Не помню.
Сид мягко улыбнулся и сказал:
– Ты была совсем крошкой, но я-то нет. Я всегда помнил свое обещание. Я создавал корабль за кораблем, но нигде не получалось поставить большие окна – они не выдерживали давления. А с «Эрой-7000» это удалось.
Брат набрал полную грудь воздуха, но не сразу смог продолжить. Прошло несколько секунд, прежде чем я услышала его голос через динамики:
– Успешно прошел первый тестовый запуск. Второй назначили на седьмое сентября. И я решил рискнуть. Твой день рождения был всего за день до назначенной даты. Я рассказал своей команде инженеров о своем обещании. Алисия и Геберт создали голограмму на основе твоей детской фотографии и программы взросления. Я хотел хотя бы так выполнить свое обещание.
Сид замолчал, опустил голову, а я живо представила, как вся команда с большой теплотой отозвалась на рассказ своего руководителя. Как все они сплотились и помогли с воплощением обещания. Как они вместе нарушили корпоративный запрет и проникли в ангар к «Эре-7000».
У меня внутри все переворачивалось. Было больно и приятно одновременно.
Сид не забывал меня. Если бы отец не наврал, он бы обязательно нашел меня.
До чего же подлый человек этот Михаэль Лисчу. Он не оставил нам ни толики надежды на встречу. Если бы я не столкнулась с Картером Вином, я никогда не увидела бы Сида.
Я положила руки на стекло и прижалась к нему лбом. По ту сторону преграды Сид чуть присел, но сделал то же самое.
Я так хотела его обнять. Неужели больше никогда этого не смогу?
Неужели несчастный случай отправит его на расщепление на атомы?
В моем горле образовался такой ком, что я не могла сказать ни слова. Сид тоже молчал. Годы разлуки, упущенные возможности, нерастраченная любовь к родному человеку – все это кипело во мне, парализуя.
Пока по ту сторону не открылась дверь и рантарианец в форме не сообщил:
– Сид Лисчу, вам пора.
Я тут же вскинула голову и посмотрела в добрые насмешливые глаза брата.
– Успехов тебе, Лана. Я ни на секунду не пожалел, что сделал это. Иначе я никогда не встретил бы тебя и не узнал, что ты жива.
Сид резко развернулся, и я выкрикнула его имя.
Он даже не дрогнул. Уверенной походкой вышел из комнаты посещений, тихо закрыв за собой дверь.
А я завыла. Меня всю разрывало от боли и несправедливости. Кулаками я стучала в стекло и что-то кричала до тех пор, пока сзади меня не обняли крепкие руки.
– Тихо, моя девочка. Тихо. Все хорошо, – услышала я шепот в свою макушку.
Картеру пришлось крепко прижать мои руки к телу, потому что я сбила всю кожу на кулаках, стуча по толстому стеклу.
И он все повторял:
– Все будет хорошо. Все. Будет. Хорошо.
Но я мотала головой, кусала губы и тихо скулила, как щенок, что потерял свою стаю.
Больно было так, что каждый вдох вонзал в грудь сотню иголок, а выдох проходился кислотой по горлу.
– Тихо, моя девочка. Тихо. Все будет хорошо, – слышала я на ухо голос Картера.
Его хриплый от эмоций голос подсказывал, что он стал свидетелем нашего разговора и тоже был тронут.
– Он же твой лучший друг, – прошептала я с трудом. – Он не зазнался. Он просто хотел выполнить обещание.
В горле словно наждачкой поскребли – я не узнавала своего голоса.
– Теперь я это знаю, – ответил мне Картер, крепко сжимая в руках.
Он поднял меня и повел по коридорам тюрьмы к выходу. Я же не видела перед собой ничего, кроме повторяющейся сцены, как Сид улыбается мне последний раз и уходит.
Уходит навсегда.