– Не думал, что скажешь, хотел на слове подловить.
– Смысла скрывать не вижу. Всё равно в будущем да узнаешь, а так будешь знать, чего я стою, чтобы со временем с моего согласия использовать, эти мои, надо сказать, пока слабые умения.
– Понял, приму к сведению, – кивнул лейтенант.
– Чем заниматься будем, не в курсе?
– Нет.
– А я вот догадываюсь. Похоже, в тылы одного из противников пойдем, эскадра-то рейдовая. Для боя со строем не пригодная. Вот даже наших толстячков придали, значит, серьезная заварушка намечается.
– Ты свои мысли при себе держи.
– Что я, без ума, что ли? Понятие о секретности имею.
– Да, я всё спросить хотел. Что у тебя там за работы в реакторном отсеке.
– Так во-от ты зачем пришёл, зубы мне тут заговариваешь, – засмеялся я.
– Раскусил, молодец. Остальное действительно так, ширма. Так что там за работа идет?
– Один из десяти реакторов разбираю, не нравится мне он.
– А то, что ты тут находишься, тебе не мешает?
– Нисколько. Присутствовать мне там не обязательно, как и тебе подключаться к системе внутренней безопасности и приглядывать за каждым членом экипажа. Более чем уверен, что у реакторного отсека сосредоточены пара боевых комплексов и ты пристально следишь что там мои дроиды делают.
– Есть такое, – засмеялся особист.
В это время я замер, заметно насторожив лейтенанта. В данный момент душой я находился не в спортзале, а в реакторном отсеке, управляя одним из инженерных дроидов. Очнувшись, я посмотрел на особиста и сказал:
– Есть кое-что интересное, как раз по твоему профилю. Пошли в душ и переодеваться.
– Ну и что это? – спросил особист, когда я принял из манипуляторов дроида крупный кусок металла коричневого цвета, весом под десять кило. Сомнения вызывал цвет, эта деталь должна быть зеркального цвета.
– У тебя анализатор на боку. Проверь им.
Тот выполнил мою просьбу и ошарашенно воскликнул:
– Кейнская взрывчатка! Черт, но как она тут оказалась?!
– Ты это у меня спрашиваешь?! – возмутился уже я.
– Это взрывчатка, очень мощная, и к ней требуются особые детонаторы. Не каждый сможет её подорвать.
– Я в курсе. Более того, как эксперт я могу сказать так. При обычном полете, которые совершали мы, эта деталь никак не скажется на работе, однако при пиковой нагрузке, а она бывает только в бою, взрывчатка сдетонирует. Теперь можешь представить, что произойдёт?
– Да, сдетонируют остальные реакторы, и нашего корабля не станет, – медленно проговорил лейтенант, осмысливая всё, что я сказал. – Это диверсия, это самая настоящая диверсия.
– Причём очень неплохо подготовленная и исполненная. Кстати, реакторов заменили только три, остальные семь, включая этот, ремонтировали на месте, прямо на стапели верфи.
– Ты что-то говорил про экспертное заключение, сколько тебе надо времени, чтобы выдать это заключение? – сразу взял быка за рога особист.
– Минут пятнадцать. Пока я собираю этот реактор и готовлю к разборке три других, которые сейчас экстренно глушатся, оформлю я тебе это заключение под своим личным инженерным кодом, а также подам рапорт по этому реактору, где и кто его ремонтировал.
– Пятнадцать минут, – кивнул лейтенант. Сейчас он напоминал бойцовскую собаку, что встала на след дичи.
Через десять минут, когда я у себя в кабинете писал это заключение, набивая на клавиатуре компа текст, дверь отворилась и в помещение вошли трое. Один из них был наш особист, остальные, видимо, из его же ведомства. Только званием старше. Это были капитан и флаг-майор.
– Начальник особого отдела контрразведки флаг-майор Шульс, – представился старший.
– Лейтенант Трен, – коротко представился я, вставая и отрываясь от работы.
– Мне уже всё доложили. Вы закончили с рапортом и написанием экспертной оценки возможной диверсии?
– Рапорта на столе, а бланк экспертизы я в данный момент составляю.
– Ничего мы подождём. Мы также доставили с собой вашего непосредственного начальника, старшего инженера эскадры флаг-майора Кирноса. Он должен подтвердить вашу оценку.
– Заодно и проверит, да? – криво усмехнулся я.
– Да, – просто ответил майор.
– Эта ваша работа, – пожал я плечами и через минуту сказал, когда из местного принтера полез бланк со всеми печатями и вензелями. – Готово.
Подписав этот бланк, я протянул его майору, после чего проследовал следом за ними в реакторный отсек. Там действительно находился Кирнос, он с интересом осматривался и следил за работой дроидов. Он проверил все мои заключения и проведённую экспертную оценку и не нашёл ничего неправильного или искажённого, подтвердив все мои выводы. Если бы реактор начал работать на шестидесятипроцентной мощности, что возможно только в бою, то он бы рванул и потянул за собой остальные, превращая линкор в звезду. Майор-особист внимательно выслушал его и попросил проверить реакторы не только на «Возмездии», но и на остальных кораблях.
С усмешкой посмотрев на особистов и Кирноса, мне работы не предложили, видимо, я до сих пор под подозрением, спросил, нужен ли я, и, предупредив, где буду находиться, направился в медотсек.
Майор запретил мне заниматься инженерной работой, поэтому передав управление инженерными дроидами Кирносу, коротко со всеми попрощался и направился учиться. А что мне ещё делать, идти и обижаться? Я прекрасно их понимал, действия особистов были логичными, поэтому, махнув рукой, занялся тем, чем хотел и планировал. Подъёмом баз.
В медотсеке кроме дежурного медика находилась лейтенант Линс. Приказав будить меня или перед прыжком, или по приказу вышестоящего начальства, я лёг в обучающую капсулу на неизвестный мне срок. Так-то на десять дней, но сто процентов – меня разбудят раньше. Так и оказалось.
Когда крышка капсулы поднялась, я посмотрел на время. Прошло всего два дня и шестнадцать часов, и по корабельному времени сейчас было два часа ночи.
Кроме дежурного медика, что работала с компом капсулы, рядом стоял лейтенант Хорнт, наш особист.
– Что, арестовывать меня пришли? Так поздновато, уж сколько дней прошло, – зевнув, сказал я. – Вы мне что-то вкололи? Обычно после капсулы бодрость от препаратов, а тут в сон клонит.
– Вы себя плохо чувствуете? – нахмурился особист.
– Да нет, нормально.
Дистанционно войдя в управление капсулой, у меня был высший допуск, я понял, в чём дело.
– Да нормально уже всё, разобрался. Оказывается, во время учебы закончился один из картриджей, и пока меняли, я получал другой препарат, а потом при возобновлении работы свежего картриджа произошла небольшая реакция организма на эту смесь. Капсула её убрала, но эффект остался. Оказывается, у меня аллергия на смешивание определенных препаратов, как у меня случайно получилось.
– То есть это не диверсия, – кроме меня и девушка-медик удивлённо посмотрела на лейтенанта.
– Да нет, обычная ситуация. Так в чём дело? Почему разбудили?
– Через два часа эскадра уйдет в прыжок. Мне поручили донести до вас, что вы полностью восстановлены в своих правах и с вас сняты все подозрения.
– О как? И с чего такая милость? – натягивая комбинезон, поинтересовался я. Особо меня это не интересовало, так легкое любопытство, дали два дня поучиться и спасибо им за это.
– Была проведена проверка на других кораблях, и больше не было выявлено подобных закладок. Отправили отчёт на верфи, где ремонтировался наш корабль, и через сутки пришёл ответ. Задержан инженер верфи капитан Люй, именно он провёл диверсию и уже дал признательные показания. Выяснилось, что все корабли с момента начала войны получили такие усовершенствования.
– А-ахренеть, – протянул я, замерев в полусогнутом состоянии с одним ботинком в руке. – Это же сколько он ребят не верную смерть отправил?
– Этого нам не известно. В ответе от местной контрразведки этих данных не было.
– А ведь показался нормальным мужиком. Мы с ним встречались, общались насчёт работы по кораблю. Там ещё какая-то дама ему истерику устроила. Я думал, для него это обычная семейная ссора, внимания на неё не обратил.
– Как бы то ни было, приказано выразить вам благодарность с занесением в личное дело. Поэтому от имени контрразведки флота выражаю свою искреннюю благодарность и прошу извинить за некоторое недоверие.
– Да ладно, это ваша работа.
Мы вышли из бокса, медик давно покинула его, чтобы не мешать нам, и направились к выходу. Есть хотелось, и я решил подкрепиться.
– Что ему будет теперь? – поинтересовался я, имея в виду инженера-диверсанта.
– Трибунал, срок на рудниках. А если тяжесть большая – смертная казнь. Ну и штраф, конечно.
– Да, штраф это серьезно.
Уловив в моих словах иронию, особист сказал:
– Зря вы так. Штраф может возместить убытки, что понес флот, если арестуют имущество военного преступника.
– Ага, как же. Давай посчитаем и прикинем… – Мы вошли в столовую и подошли к стойке, где взяв подносы, направились к пищевому синтезатору. Укладывая на поднос заказанную пищу, я продолжил: – Если взять время с начала войны и время, которое требуется для ремонта корабля, то в конечном счете выходит около ста боевых кораблей, что прошли через его руки. Практически всё они были введены в бой, и если включить логику, то две трети из них уже погибли. Попробуй пойми, что это диверсия, когда со всех сторон стреляют. С учетом того, что он специализировался на линкорах, я думаю, вы можете сопоставить ту сумму в кораблях и опытных людях, что лишился флот от его действий. А это примерно от пяти до пятнадцати тысяч человек и около шестидесяти кораблей класса линкор. Теперь ещё раз напомните, какой там штраф?
– Да, с этой стороны ваша логика уместна. Серьезный урон нам нанес ублюдок. Это же больше трехсот миллионов кредитов.
– С учетом того, что там были линкоры седьмого поколения, то и больше… Однако, честно скажу, меня восхитила такая тонкая идея этого диверсанта. Ведь и не сразу поймешь, что происходило. И улик нет.