Тут я вдруг почувствовал укол в открытую шею и машинально шлёпнул рукой, раздавив какое-то насекомое.
«Насекомое? На станции?!..» успел подумать я, почувствовав, что теряю управление своим телом, меня подхватывают крепкие мужские руки, а над ухом звучит бас:
– Да ты перебрал, Ворт, давай я тебя провожу на наш корабль, в твою каюту… – После этого на меня налетела тьма.
Очнулся я в не самом хорошем состоянии. Не знаю, что за химия была, но последствия мне не понравились. Как после жутчайшего похмелья. Как только после пробуждения я начал мыслить связно, у меня вырвался крик души:
– Твою мать! Так дёшево попасться на древнюю примитивную ловушку!
Немного мысленно поругав себя за расхлябанность и легкомысленную уверенность, что меня не тронут и не посмеют похитить, я стал соображать лучше. Видимо, действие химии прекращалось. Первое, на что я обратил внимание, – надпись перед глазами: «Включить нейросеть? Да-Нет».
Дело в том, что, имея уже подобный опыт попадания в плен и в рабство, я воспользовался некоторыми специфическими знаниями и внёс в нейросеть несколько новеньких программок, которые не так просто найти, даже если бы нейросеть активно сосканировали. Одна такая программка сработала.
Видимо, я попал на борт работорговцев, корабль, похоже, шёл в гипере, – чувствовалась знакомая, едва слышная вибрация корпуса, Похоже, что у меня в медсекции сразу же отключили нейросеть, но имплант подчинения не установили, это была их ошибка. Правда, они повесили на меня кое-что другое, то, отчего я бежал из Люмера со всех ног. Ошейник раба.
Потрогав украшение на шее, я сморщился и задумался. Программка, что сработала, удалённо активировала включение нейросети, напрасно ее отключал местный медик. По таймеру программка должна была сработать через шесть часов после отключения, значит, я уже давно у работорговцев, ориентировочно около суток.
Инженерный комбез с меня сняли, как и нательное бельё, надев на мою безвольную тушку жёлтый комбез раба. Думаю, в ошейнике раба и в этом комбезе я бы смотрелся привычно где-нибудь на улицах столицы Гурии, да и вообще в Люмер. Таких жёлтеньких там полно.
Что-то решить я не успел, пшикнула приводами дверь, открываясь, отчего я машинально убрал знак вопроса нейросети в уголок, где появился флажок. Пока включать имплант не требовалось, мало ли. Да и ошейник её засечёт, тоже плохо.
В мою клетку, где кроме стандартной койки и санблока, ничего не было, видимо, я был привилегированным рабом, других обычно возили куда как в худших условиях, говорят, даже в архаичных цепях, вошли двое мужчин. Один, в дорогом пилотском комбезе со знаком капитана на рукаве, просто лучился от самодовольства, второй поглядывал на меня настороженно.
– Добро пожаловать на борт рейдера «Люмерец». Думаю, ты уже понял, что возвращаешься обратно в Люмер к своему хозяину. Скажу честно, я как охотник за головами, впервые слышу цену в пятьсот тысяч кредитов за какого-то раба, хоть и инженера. Ты у нас тут самый дорогой приз. Мы здесь одновременно провели поимку сразу четырех беглых, один ускользнул, но это ничего, двенадцать тысяч премии, конечно, жалко, но после такого приза, как ты, я не расстраиваюсь. Остальные содержатся в общем кубрике, где им приходится испражняться под себя, это такая мера наказания, кроме прочих, а ты у нас неприкасаемый. В договоре на премию «Гикона» ясно сказано, что на тебе не должно быть ни царапинки и твоё душевное состояние тоже не должно пострадать. Так что весь путь до Люмии, столицы Люмера, ты проведёшь здесь. Всё что надо я сказал, теперь отдыхай и ожидай того момента, когда мы передадим тебя твоим владельцам. Ингар!
После окрика капитана заговорил второй, мрачный, тип.
– Мне поручена твоя охрана и безопасность. Не вздумай покалечить себя или попытаться совершить самоубийство. Ошейник, конечно, не имплант подчинения, но искин, который за тобой наблюдает, не даст тебе убить себя, парализуя. Еду тебе будут приносить согласно корабельному расписанию, остальное всё стандартно. Из каюты тебе выходить запрещено, хотя ты и так не сможешь это сделать. На этом всё.
– Сколько нам лететь? – хмуро спросил я.
Меня тут же скрутила волна боли, и я расслышал злое шипение второго:
– Когда ты разговариваешь с вольными, раб, ты должен встать на колени и спрашивать разрешение.
– Я расскажу сотрудникам «Гикона» о вашем обращении со мной, – простонал я, пытаясь сесть на койку, с которой свалился, но мышцы отказали, и я снова свалился на пол. – Думаю, вы лишитесь изрядной доли премии. Они с удовольствием воспользуются такой возможностью.
– Он прав, Ингар, – сказал капитан и, направившись к выходу, обернулся, чтобы ответить на вопрос. – На Люмии мы будем через восемнадцать дней. Пять прыжков. Но не надейся, что информация тебе пригодится, шансов сбежать у тебя нет. Мы не идиоты из «Гикона», к тому же, даже если сбежишь, по нас это никак не ударит, в отличие от того сотрудника, что тебя упустил… Моак, кажется? На него навесили долг почти в двести тысяч кредитов, именно за такую сумму ты был куплен, и он в данный момент её отрабатывает, а когда мы тебя вернём, его долг увеличится до семисот тысяч. Премию «Гикон» нам выплатит за тебя из своих средств, а покрывать затраты будет Моак. Я слышал, он уже пытался выброситься из окна своего кабинета, поэтому его перевели в подвал и установили контроль. Этот Моак будет выплачивать долг за тебя полсотни лет, с гарантией.
– Как мне его жаль, – криво усмехнувшись, ответил я, однако отчётливо было понятно, что в моём голосе жалости не было ни на грамм. – Дверь закройте с той стороны, дует.
Охотники за головами никак не отреагировали на хамство и спокойно вышли из камеры, оставив меня в одиночестве. Я размял пальцами ноющие мышцы, работа ошейника – это не то же самое, что деликатное вмешательство импланта подчинения, который работает тоньше и почти без боли. Тут же по мне хорошо прошлись электроразрядом.
Так вот, немного помассировав мышцы, я сел на койку и завалился на неё, положив под голову валик подушки.
Мысли были нерадостные, как у моряков, увидевших землю после долгих недель плавания через бури, штили и другие несчастья и затонувших в паре шагов от берега. Чувства те же. Но ругай себя не ругай, а сделанного не воротишь, историю не повернёшь назад. Заметку я себе сделал, какой-никакой, а опыт на будущее, во второй раз меня так легко не возьмёшь, но нужно думать, как выбраться из этой клоаки.
Ошейник экранирует нейроизлучение, поэтому я не смогу действовать нейросетью дистанционно, только при прямом контакте, но в каюте нет никаких сетевых выходов, так что нужно думать, как покинуть каюту, а при возможности и корабль.
Лёжа на кровати, я размышлял, одновременно ища глазами камеры слежения. Одна была незамаскированная, в углу, охватывающая всю комнату, но должна быть и скрытая.
По кораблю могу сказать так: это или большой фрегат, относящийся к классу малых кораблей, или небольшой крейсер, уже относящийся к средним судам. Я сужу по той скорости, с которой приближаемся к Люмии. Большие корабли долетели бы за пару прыжков. Крейсеры средние и крупные – чуть медленнее, а вот небольшие суда, которые в основном и использовались охотниками за головами, летали в гипере намного медленнее более крупных собратий. Как правило, это были списанные военные корабли, на хорошем счету у охотников, и пусть не слишком скоростные, но в манёвренных столкновениях они – короли боя.
Гадать, что это за модель, не стоило, каюта у меня стандартная, да и по коридору, что мелькнул за дверью, сразу не определишь, возможны сотни версий, тем более, корабль мог быть и трофейный, другого государства, да и не важно, время прибытия я приблизительно знаю. Но до конца полета мне нужно сбежать. Кровь из носу, как нужно сбежать.
Мои размышления прервало знакомое шипение двери.
«Механизм менять пора – старый изношенный. Похоже, я на корыте лечу», – рассеянно подумал я, удивлённо глядя на стоявшую в дверном проёме знакомую красавицу, что заманила меня в ловушку.
В этот раз она была не в комбинезоне, а в простом, слегка прозрачном платье чуть выше колен.
– Кто-то тут не слушает хозяев? – с сексуальным придыханием спросила она и, подойдя ко мне, провела рукой от колена и выше, наклонившись вперёд, чтобы я видел её глубокое декольте.
Вдруг она схватила меня за волосы и зашипела, глядя в глаза:
– Я научу тебя уважать нас, тварь.
Вдруг я почувствовал, что тело онемело, я его чувствовал, но ничем не мог шевельнуть, только глазами. Видимо, это была работа ошейника.
Следующие дни мало чем отличались от предыдущих. Девка приходила ко мне каждый день по два-три раза, издеваясь надо мной.
Последние два дня я вдруг обнаружил, что за пару минут до её прихода основная камера отключалась. Про тайную камеру, которую я обнаружил в световом плафоне, я не знал, но видимо она тоже отключалась. Третья камера находилась в санблоке.
Последние четыре дня я готовился к побегу, возлагая надежды на девицу и заколку, которую я случайно украл из её волос как раз четыре дня назад.
В санблоке под наблюдением искина над ошейником не поработаешь, хотя снять его шанс есть. Этот ошейник относился к временным, для перевозки рабов. Те, которые надевали на постоянно, можно было снять, только срезав резаком, да и то всё не так просто. В большинстве ошейников внутрь вмонтированы взрывные устройства, чуть что не так – взрыв. В этом ошейнике взрывчатки не было, судя по весу, так что ночами, под одеялом я ковырялся заколкой в замке, а это поверьте не так просто. Тут главное не шевелиться, а то искин сразу прочухает. Приходилось якобы часто ворочаться с боку на бок, чтобы не насторожить его, и в эти моменты работать с ошейником.
День освобождения я назначил на девятые сутки полёта, и особую роль тут играла девица, именно она должна мне дать дорогу к свободе.
Я старался не волноваться, ко всему прочему искин следил за моим состоянием.