СЕМАНТИЧЕСКОЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВО и говорите, что он совершенно прав и что эти Объективные силы обладают женской природой, и что имя им — Эрида. Если же он, о чудо из чудес, до сих пор упрямится, переходите к:
ПРИЕМУ МЕТАФОРИЧЕСКОГО СИМВОЛИЗМА и говорите, что искушенные люди вроде него сознают, что Эрида — это метафорический символ, иллюстрирующий Неописуемую Метафизическую Реальность, а эридианское движение больше похоже на поэму, чем на науку, и что если он вовремя это не поймет, то скорее всего превратится в драгоценную Пуговицу Мао и будет передан Бедным в регион бедствия. Затем заносите его в список подписчиков.
Дискордианская теология все более и более усложнялась (по мере ее разработки и совершенствования) такими людьми, как Торнли, Грег Хилл, и многими другими, кого в это втянули — Бобом Ш и еще одним редактором из “Плейбоя”, Камденом Бенаресом (автором книги “Дзен без учителям”}, поэтом Джудит Абрахаме, д-ром Робертом Ньюпортом, психиатром, и еще многими удивительными людьми. В конце концов Грег Хилл создал Библию дискордианизма, которую назвал “Principle Discordia”. Ни один из ее элементов не был просто пародией на религию сам по себе. Все это вместе было упражнением в партизанской онтологии — попыткой сделать насреддиновского осла видимым. Дзенская версия немых комиксов. Мы называли это операцией “едет крыша”.
(Мы все получали массу удовольствия от дискордианизма. Никто из нас тогда (пока еще) не осознавал, что операция “едет крыша” может выйти из-под контроля…)
Все религии строятся на догмах, которые считаются абсолютными вероучениями. Дискордианизм строится на катмах, то есть относительных метавероучениях. Одной из первых катм дискордианизма стал Закон Пяти Терри Торнли, согласно которому все происшествия и события непосредственно связаны с числом пять, или числом, кратным пяти, или числом, тем или иным образом связанным с пятью, при наличии достаточной изобретательности со стороны интерпретатора. Как правило, мы излагали это новичкам без ключевого (выделенного курсивом) финального условия; их делом было обнаружить ослика — метапрограммиста и разобраться с этой частью самостоятельно.
Я ввел Закон Двадцати Трех, который получил в наследие от Берроуза, мотивируя это тем, что 2 + 3 = 5. ”Вскоре дискордианцы отовсюду слали сообщения о числах пять и двадцать три, которые встречались в современной истории и в прошлом.
Действительно ли эти пять камешков образуют пятиугольник? Сторонники анэристической иллюзии ответят “да”. Сторонники эристической иллюзии ответят “нет”. Соедините камешки крест-накрест — и вы получите звезду. Просветленный разум способен увидеть все эти варианты, хотя и не настаивает, что какой-то один из них в действительности реален или что ни один из них в действительности не реален. Звезды, пятиугольники и бесформенность — все это его же собственные творения, и он волен делать с ними все, что пожелает. Именно в этом суть концепции числа пять.
Реальная реальность есть! Но все, что ты знаешь о ней — в твоем сознании и принадлежит тебе. Так что ты волен делать с ней все, что пожелаешь.
Концептуализация — это творчество, а ТЫ — ТВОРЕЦ.
Когда мне было лет восемь или девять, я купил журнал с изображением женских гениталий. Представьте мое разочарование, когда, разглядывая фотографии в микроскоп, я обнаружил, что вижу лишь последовательность точек.
Страница из ныне легендарной “Principia Discordia”.
В соответствии с анэристической иллюзией, порядок реален; в соответствии с эристической иллюзией, реален беспорядок, или хаос. Просветление — это осознание, что все зависит от восприятия. См. иллюстрацию на стр. 58.
Вы достигаете дискордианского просветления, когда осознаете, что хотя Богиню Эриду и “Закон Пяти” нельзя буквально признать реальностью, их нельзя признать и чем-нибудь еще. Из сотни миллионов жужжащих, резких, интенсивных сигналов, получаемых ежеминутно, человеческий мозг большую часть игнорирует, а остальное организует в соответствии со своей нынешней системой убеждений. Один человек отбирает законопослушные-и-организованные сигналы и заявляет, что все проецируется Космическим Разумом (как в доктринальном учении Фомы Аквинского), а другой отбирает хаотические сигналы и утверждает, что Бог — это Безумная женщина (как в дискордианизме). Мозг подгоняет поступающие сигналы под любую систему убеждений… или под дюжину других систем.
На семинарах по экзопсихологии я особенно это подчеркиваю. Для этого я прошу всех слушателей визуализировать вестибюль, по которому они проходят, чтобы попасть в нашу аудиторию, и увидеть предметы, которые там находятся. Затем я спрашиваю, сколько человек визуализируют пять разных предметов, десять, пятнадцать… Когда находится человек, сохранивший в архиве памяти самое большое количество различных сигналов, мы выписываем на доске все элементы из вестибюля данного человека. Мы обозначаем их числом X. Далее мы собираем все сигналы от остальных слушателей семинара, которые не вошли в предыдущий список, и вносим их в другой список, где обозначаем их числом Y. Количество элементов в этом новом списке всегда выше, чем 2Х. То есть, если чемпион по запоминанию из этой аудитории зарегистрировал в вестибюле 14 сигналов, вся аудитория в целом регистрирует 28 и более сигналов.
Это демонстрирует, что один из способов удвоить ваш практический ум (осознавание деталей) состоит в попытке получить максимально возможное количество сигналов от других людей, какими бы безумными вам ни казались их карты реальности, какими бы бессмысленными и раздражающими они ни выглядели поначалу.
Наша укоренившаяся привычка экранировать все человеческие сигналы, которые идеально не совмещаются с нашей излюбленной картой реальности, как раз и представляет собой тот самый механизм, который мешает нам поумнеть.
Этот эксперимент также иллюстрирует сформулированный Лири “принцип нейрологического релятивизма”. Два человека никогда не воспринимают одни и те же сигналы.
Каким бы ни был “объективный” вестибюль (возможно, игрой энергий, если мы верим современной физике), каждый проходящий по нему человек создает отдельный туннель реальности, — вестибюль, соответствующий его собственным нейрологическим привычкам. Нет двух людей, которые экзистенциально попадали бы в “один и тот же” вестибюль.
В связи с этим мне доставляет колоссальное удовольствие приводить доводы в пользу дискордианской позиции, дискутируя с теологом-томистом или детерминистом-материалистом старой закалки. Во вселенной встречается столько же свидетельств хаоса и несуразицы, сколько свидетельств закона и гармонии; нужно просто начать их выискивать.
Разумеется, долгое время я вообще не подозревал, что наша владычица Эрида, богиня раздора, была просто Космической Богоматерью, возвращавшейся ко мне под разными масками.
Джим Гаррисон и иллюминаты
Дискордианизм опровергает основы монотеистической западной религии, западной логики и западной законности, каждая из которых признает, что существует лишь одна правильная модель, которая остается истинной во всех случаях.
Увы, последними среди тех, кто сможет по достоинству оценить философию дискордианизма, будут люди, религиозные в догматическом иудейско-христианском смысле, логики, которые до сих пор не поняли Доказательство Геделя, а также законники всех мастей.
Тем не менее, совершенно по-донкихотски Кер Торнли, волоча за собой свою дискордианскую историю, упорно лез в эпицентр Мании Убийства Кеннеди, волна которой захлестнула нацию в шестидесятые. Он прямиком направился к законнику из Нового Орлеана Д. Э. Джиму Гаррисону по прозвищу Веселый Зеленый Великан. С таким же успехом он мог отправиться к теологу-томисту.
В 1967 году, прочитав книгу Марка Лэйна “Поспешный вывод” и еще рад книг об убийстве Кеннеди, Керри решил, что его старый друг Ли Харви Освальд вообще не убивал президента; не исключено, что это мог быть какой-то заговор.
Торнли наивно поехал в Новый Орлеан и несколько раз подолгу беседовал с окружным прокурором Гаррисоном, который возобновил расследование, которое, казалось, должно было раскрыть такой заговор.
Из Торнли и Гаррисона, мягко говоря, никак не получалась слаженная команда. В конце их последней беседы оба послали друг друга к чертовой матери. Дискордианизм и закон не смешиваются. Керри уехал из Нового Орлеана и в сердцах проинформировал всех друзей и людей, с которыми переписывался, что Гаррисон — беспринципный демагог, который организовал охоту на ведьм, чтобы потрясти воображение обывателя и заработать политические очки. Помощники Гаррисона парировали это серией несуразных выпадов в адрес Торнли.
Естественно, я тоже оказался втянутым в эту дискуссию. Она происходила в то время, когда я начал понимать, насколько случайны и условны представления о реальности, которые создаются нервной системой обычного человека. Официальная пресса стопроцентно стояла на антигаррисоновской позиции, отвергая все его обвинения. Независимая пресса была стопроцентно прогаррисоновской и поддерживала все его обвинения. На языке Лири, все сигналы, которые можно было организовать в “хороший” гештальт Гаррисона, распространялись свободно и во всех возможных направлениях в “игре независимой прессы”, а все сигналы, формирующие “плохого” Гаррисона, вернее, не соответствовавшие образу “хорошего” Гаррисона, были слабыми и умело оставлялись для “игры официальной прессы”.
“Боже мой, — сказал себе Сторонник Свободомыслия в начале 1968 года, когда он это понял, — левое крыло настолько же роботизировано, как и правое”. (Мы просим прощения за нашу наивность, в силу которой не сумели разобраться в этом гораздо раньше 1968 года).
Несомненно, это иллюстрировало первый закон дискордианизма: “Заключения рождают заключенных”. То, во что ты веришь, загоняет тебя в клетку.