Не знаю, удалось ли мне последнее, но процессы по изменению своего организма я почувствовал. «Брат по разуму» удивился моими способностями и усилил их. Он пояснил, что мой контроль поможет не навредить организму, но попросил не пугаться вдруг появившимся «наполнениям» в каких-либо участках тела. Но я, откровенно говоря, ни черта не понимал, что происходит, а потому и вмешиваться в процесс совершенствования моего организма не считал возможным.
Мою деконцентрацию заметили сослуживцы и Первым ко мне подошёл Палыч.
— Тебя, Миша, на химию подсадили в госпитале? — Спросил он.
— Ага, дождёшься от них, — с деланным вздохом сожаления ответил я. — С какой целью интересуетесь?
— Взгляд у тебя размазанный и погружённый в себя. Переоценил свои возможности с нырянием? Перепрошиваешься?
— Что-то типа того. Да и… Честно говоря, на глубине свыше ста я видел силуэт в каньоне… Вода мутная, видимость метров десять и дальше сумрак. В канале ничего такого быть не должно, а похоже, что было…
— Моряки прочесали сканерами канал раз пять. Нет там ничего. Кит, наверное, отдыхал. Они там часто стоят против течения. Планктон жрут. Сам видел.
— Ну да, ну да… Возможно это был «бульон», а не муть… Но гложет меня совесть, Палыч. Может нырнём ещё раз?
— На сотню⁈ — Удивился капдва. — Охренел⁈ Я если дно на такой глубине увижу, меня сразу кондратий хватит. У меня же болезнь… Эта, как его… Батофобия!
— Батофобия — это боязнь бездны.
— А у меня наоборот, как дно на глубине увижу, панические атаки… Самому стыдно… До пятидесяти ничего, а дальше не могу… Я почему и в инструкторы по… «этому», э-э-э… пошёл.
— Ну так на верху посторожи, а я нырну в том месте. Я глубоко не пойду. На течение лягу и вниз с грузами. Делов-то на полчаса. Зато, если найдём… Э-э-эх…
Я сладострастно потянулся. Мы сидели в «красном уголке».
— Ну, да… Плюшек можно огрести немеряно. Причём в обратном эквиваленте. За недоработку… Если найдём, взгребут так, что долго стоя сидеть будем.
— Я возьму всё на себя, — сказал я так уверенно, что Палыч понял, что отвертеться ему не удастся. Он знал, что текст записи этого разговора уже сегодня ляжет на стол куратора, ведь «контора» писала не останавливаясь.
Палыч поморщился и махнул рукой.
— Пиши рапорт, но пойдёшь сам. Все пловцы расписаны по объектам, а курсантов я тебе не дам.
На том и порешили.
Мы прицелились по радиомаяку, забытому мной на подводном утесе, за которым решил нырнуть сам Палыч, за что ему огромное спасибо. Мы же с мичманом и рулевым матросом на «зодиаке» прошли вдоль туннеля, и я нырнул.
Течение плавно несло меня по наклонной вниз и через минуты три я увидел тень, напоминавшую ската манту. Ничего за неделю не изменилось. Дыра и чужие «тапки» встретили меня как родного.
Помещение рубки имело куполообразную форму. Кроме пилотского кресла по периметру имелись открытые капсулы, углублённые в переборку. В пяти из них находились тела «друзей» Умшу. Они сидели в жёстких скафандрах и сферических прозрачных расколотых или треснутых шлемах. Глаза у всех были закрыты, скафандры деформированы. Ни экранов, ни кнопок или рычагов на полусфере я не увидел. Только гладкая поверхность.
— Надо было капсулы защитным полем закрыть, да кто же знал, — подал голос Умшу. — Вон тот рычаг поверни.
Я понял, какой рычаг и удивился его конструкции. Это была поворотная выпуклая поверхность с тремя отверстиями для пальцев. На удивление она провернулась легко и осталась в моих руках.
— Брось его, — сказал Умшу, и диск, как сухой лист, опустился на палубу корабля.
— Засунь руку и потяни на себя скобу.
Я засунул и подумал: «Сейчас как… рванёт».
— Тяни, не бойся, — усмехнулся Умшу.
Скоба вышла наружу и осталась у меня в руке.
— Это маяк, по которому нас найдут. Всё! Теперь, как ты говоришь, имущество. Оно всё находится в спасательных ботах. Поверни тот рычаг…
Корпус корабля дрогнул трижды. Боты отстрелились и ушли в открытое море.
— Сейчас их наши «Сирены» поймают и утопят.
— Это вряд ли, — совсем по Суховски ответил Умшу. — Я включил максимальную защиту. Ваши сканеры же не обнаружили корабль.
— Он статичен, а от ботов такая волна пошла, что её и на Камчатке услышали.
— Так сюда они все и сбегутся, а боты уже уплыли.
— Шуму будет… Как я понял, друзья твои в ботах?
— Да. Все дела сделаны. Выпускай зонд.
Я накинул петлю прямо на ногу пилота и выпустил радиобуй.
Когда я поднялся из глубины, над буем уже кружился вертолёт. Меня отнесло метров на сто пятьдесят в сторону Дуная, но «зодиак» спозиционировал себя правильно и поймал меня сразу после всплытия. Мне даже не пришлось шевелить ластами, как меня втянули заботливые руки мичмана и Палыча.
— Что там? — Спросили они разом.
— НЛО, — просто сказал я.
— Писец, — проговорил Палыч.
— О, бля! — Изумился мичман. — Блюдце?
— Треугольник.
— Заткнись, — грубо одёрнул меня Палыч.
— Сам такой, — огрызнулся я. — Кислороду мне дайте и водички.
Коллеги опомнились и засуетились вокруг. Теперь я стал источником информации, который надо было сохранить любой ценой.
Меня начали допрашивать сразу, как только я поднялся по трапу водолазного катера. Главным вопросом был: «Почему так долго находился на объекте?». Я умысел отрицал и утверждал, что совсем не долго. Увидел, подплыл, попытался закрепить линь за рваную обшивку, не получилось и накинул петлю на ногу пришельца. Последнее выбивало следователей одного за другим. Всего их было трое. В конце концов они втроём накинулись на меня и стали пытаться рвать меня, но мне были по барабану их попытки воздействовать на меня психически. У меня был Умшу, которому я доверил своё эмоциональное состояние.
— Так, ребята, мне надоели ваши ужимки и прыжки. Вызывайте моего начальника, или предъявляйте мне обвинение и сажайте в свои казематы. Но не забудьте, что мне положена барокамера. Я и так тут с вами здоровье теряю. Прямо чувствую, как оно из меня утекает.
Однако и в барокамере меня в покое не оставили и заставили написать подробный рапорт. Но нас этому учить не надо, тем паче, что мысленно он у меня уже был готов, и текст лёг на чистый лист бумаги, как глава фантастического романа.
— «Надо начать писать книжки», — подумал я.
Меня оставили в покое недели через две, а до этого я ходил на Алеутскую, как к себе на службу. Даже график подготовки спецов ради этого сдвинули.
Мне показывали фотографии с видами корабля снаружи и изнутри. Снаружи он уже походил не на треугольник, а на трёхлопастную детскую игрушку-вертушку «спиннер». Бёдра треугольника представляли собой не прямые линии, а ломанные. Из них словно удалили цилиндры диаметром пять и длинной десять метров.
— «Ни чего себе, — боты!», — подумал я.
Мне пришлось соврать, что так и было. Полиграф мои слова подтвердил.
Даже с помощью Умшу мне не удавалось восстановиться после допросов. Конторские свою работу знали и вымотать смогли даже Умшу. Он сам попросил как-то вечером «коктебелю», и мы с ним набухались. Я вспомнил, откуда в нашей компании однокашников повелось называть так все алкогольные напитки, и решил позвонить Михайлову в Питер. Но сделал это лишь после того, как от меня отстали.
— Привет Саша, — поздоровался я. — Как жисть?
— Жисть — только держись!
— В Багдаде всё спокойно?
— Спокойно.
Михайлов возглавлял Питерское МЧС, но был очень позитивным мужиком. Тяжёлая служба и чрезвычайная ответственность не сломали его весёлого характера и живого позитивного темперамента. Наверное, потому, что, не смотря на постоянные допускаемые Сашкой излишества, его организм с ними справлялся и Сашка пить не бросал.
— Что звонишь, — спросил он. — По делу или как?
— По делу, Саша. Ты ведь обычно в сентябре во Владик мотаешься? Как сейчас?
— Всё по плану, Мишаня, но сначала смотаюсь к Лёхе в Анапу.
— О! У него как раз сезон закончится! С ним и прилетайте.
— Да, не-е-е… У него курочки и жена строгая. Не отпустят.
— Попробуй. Тут бизнес один нарисовался. Коллектив нужен.
— Нам нельзя, — с сожалением проговорил Михайлов. — Госслужба… А что за тема?
— Приезжай, увидишь…
— Да на этого «гоблина» ни один броник не налезет, — возмутился Фокин.
— Мой налезет, — важно сказал я.
Мы сидели у меня на веранде в «коттедже» и пили «коктебель». Мы это: я и пятеро моих древних друзей. Друзей, вообще-то у меня было больше, но инопланетных комплектов снаряжения только шесть. А жаль. Ну, может на спасателе дадут поживиться.
— И не называй Лёшу гоблином, а то он расстроится и не познакомит тебя со своими курочками.
— Хватит пургу гнать! Давайте по существу бизнес проекта. Что конкретно предлагают инопланетяне? Всё что угодно, понятие никакое. Их денежные массы нас, естественно, не интересуют.
— Зря ты так категоричен, — ухмыльнулся я. — У них существует бизнес-доставка товаров в любой конец галактики. Максимум за полгода тебе бесплатно доставят любой товар. Даже из запрещённых к экспорту. Например, крейсерскую яхту. На нас запрет распространяться не будет.
— Круто! — Пробормотал Фокин. — От яхты я бы не отказался. А что у них ещё есть?
— Главный товар, который у них есть, это они сами. Не товар, конечно. Это Умшу так себя назвал. Он уже готов остаться со мной на Земле. И если бы не его друзья, которые ещё не ощутили прелести симбиоза с нами подобными, в свою систему бы и не возвращался. Он получает так много полезных знаний, что считает своё нахождение здесь великой миссией.
— Фига себе, сказал Лёха. Так это каждому такого… э-э-э… Как ты их называешь?
— Симбионты…
— Да… Симбионта… Подсадить на всегда и жить вечно?
— На счёт вечно, не знаю, но намного дольше, чем обычные люди, это точно. Главное — под машину не попасть…
— Или под пулю, — хмуро сказал Черторинский… — Ты ведь предлагаешь…