го, почему первичная целостность должна была распасться, почему существует такая вещь, как первая жертва. Определенные инстинктивные паттерны стали сильнее, чем другие, и нарушили гармонию, и, следовательно, первозданному балансу пришлось распасться, чтобы создать более высокую форму сознания.
Происхождение эго комплекса — это очень таинственная вещь, о которой мы знаем очень мало. Юнг во вступлении в своей книге Aion дает основное описание эго, начиная говорить с того, что это загадочный фактор в человеческом существе, и мы не знаем, что это. Мы можем только определить, что центр области сознания, в том смысле, что все содержания, которые ассоциируются с эго, являются сознательными; те, что не связываются с эго, не являются сознательными. Затем Юнг говорит, что ничего не известно о происхождении эго, оно, возможно, происходит из коллизий тела с внешним миром. Например, ребенок не может оценить расстояние: он видит что-то, вытягивает руку, но не дотягивается и начинает реветь изо всех сил. Появляется конфликт! Он чувствует глубокую боль, поскольку не может взять игрушку, которая находится за пределами его досягаемости. Так он медленно осваивает пределы своего тела. Это все коллизии, которые сперва основаны на телесных коллизиях. Таким образом, формируется то, что фрейдисты зовут телесным эго, то есть осознание тела, себя. Даже взрослые люди при вопросе «кто ты?» затрагивают свое тело. Это подлинный жест демонстрации эго: это я, а это не я. Впоследствии подобная коллизия происходит и с внутренним миром, но это процесс, который происходит несколько позже, а именно тот, кто уже выстроил все физические противоречия, начинает сталкиваться с внутренними факторами, и здесь начинается проблема воспитания.
Я хочу проиллюстрировать этот момент на примере. Давайте представим, что ребенок отчаянно хочет украсть кусочек шоколадки, поскольку его жадность руководит им. Однако, ребенок знает, что возможно ему не следует этого делать, или даже хотеть это сделать. Он становится на пути противоречия своему желанию. Множество современных психологических теорий поддерживают точку зрения, что в этот момент играет роль суперэго. Тогда это был бы тот случай, когда родители ребенка строго запретили ему красть столь желаемый кусочек шоколада. Но давайте представим, что ребенок хочет украсть шоколад у своей младшей сестры, тот случай, когда мальчик не так уверен, что родители ему это запретили. Тогда возможно, что неподдельная привязанность мальчика к сестре с сопутствующим чувством не желания красть у нее шоколад сталкиваются с его собственным желанием съесть этот шоколад. Это показывает подлинное столкновение эго с внутренним миром ребенка.
Я помню незабываемый опыт из своего собственного детства, когда я столкнулась с моим личным внутренним миром. У меня был резкий характер, и я была очень нетерпеливой. Однажды, когда мне было где-то шесть с половиной лет, я захотела нарисовать собаку. Собака лежала на большом кресле и дремала. Я удобно расположилась и начала рисовать, когда внезапно «глупая» собака зашевелилась. Начатый мною рисунок, конечно, уже невозможно было исправить, и я начала рисовать снова. Было очень приятно рисовать его в этой новой позиции, но вдруг он зашевелился опять. Этот процесс повторялся раза четыре. Тогда я встала и, как следует, отвесила собаке затрещину. Наши собаки в доме всегда имели к себе самое хорошее и пристойное отношение, вследствие этого собака была глубоко обижена и находилась в полном недоумении. Он не сделал ничего плохого. Его совесть была чиста. В результате он сел и начал смотреть на меня долго и напряженно, взглядом полным негодования и упрека. Он не мог понять, что случилось, и вполне очевидно думал: «Она сумасшедшая». Этот укоризненный взгляд собаки врезался мне прямо в сердце, и я почувствовала себя ужасно пристыженной. Мне было достаточно ясно, что я не имела никакого права ударить его, поскольку он всего лишь двигался и немного вертел головой. Это было столкновение с моей нетерпеливостью и моим резким характером, и я никогда этого не забуду. Я пообещала себе, что больше никогда не сделаю ничего подобного, и больше никогда так не поступала. Все определенно имели этот опыт в детстве, опыт, когда человек сталкивается и погружается в конфликт не только с внешним миром и обычаями общества, но также, с помощью определенных импульсов, с самим собой и своей моралью.
Итак, ребенок знает, что не должен брать или трогать что-то; он имеет гигантское желание сделать это, но воспитание научило его не делать этого, и здесь он сталкивается со своим желанием; у него происходит внутренний конфликт. Он хочет шоколад, но ему запретили его брать, таким образом, желание взять сталкивается с запрещающей силой сознания. Существует целая цепь дальнейших коллизий, связанных с внутренним миром, желаниями, импульсами, аффектами и т. д., которая бьет по континенту эго словно волны и всегда отталкивается назад. Это все, что мы можем сказать с определенной достоверностью о строении эго. Через эти столкновения один более сильный комплекс медленно выстраивает и формирует то, что мы зовем эго. Существует известная иллюстрация — ребенок сперва говорит о себе в третьем лице, называя себя Джоном, Джеком или Биллом, и внезапно, спустя некоторое время, начинает говорить «Я». Он сперва видит себя только в виде отражения в том, что другие говорят о нем, и лишь затем медленно выстраивается чувство «меня», «я», «это я».
Кажется, что сила, которая строит эго, является особым комплексом, а именно, самостью, а не другими архетипами. Если вы наблюдаете детские сны, скажем, детей от четырех до двенадцати лет, то вы увидите, что их будущее сознательное отношение, которое можно назвать будущей формой эго, возникает в виде образа, который проецируется извне, обычно в форме старшего брата или лидера шайки — из той фигуры, про которую ребенок может сказать, что он хотел бы стать ей. Он хочет стать кондуктором трамвая или начальником станции и носить красную кепку, махая поездам флажками и т. д. Все эти фигуры можно назвать его образцами или, более точно, моделями того, какой будет следующий шаг развития эго. К примеру, если ребенок хочет отдавать сигналы к движению поездов, то это уже является следующей стадией развития; то есть он способен управлять до настоящего времени механическими процессами своего психического. Это обычная идея эго — теперь он является тем, кто решает, чему случится, а не Отец или какой-либо другой авторитет. Если посмотреть на эту модель эго с точки зрения ее более общих архетипических усложнений, то это та же вещь, что и самость. Символы модели эго и символы самости в раннем детстве — и в общей фазе юного развития — являются одной и той же вещью. К примеру, детям снится лидер банды, которым они восхищаются, но во сне лидер банды обладает магическими способностями, или светится, словно солнечный герой, или что-то вроде этого, что иллюстрирует, что эта фигура является не просто лидером банды, которого мальчик знает из школы, но также и самостью. Для него эта фигура в то же время означает самость, поскольку обладает сверхъестественными или даже божественными свойствами вдобавок к качествам эго. Таким образом, тождество фигур моделей эго в юности и тем, что мы обычно зовем самостью, в мифологии указывает, что импульс, который в основном выстраивает эго, является центром, который в дальнейшей жизни мы называем самостью. В первой половине жизни он действует в роли силы, формирующей эго.
Процесс построения эго может быть нарушен. В случае шизофрении, как хорошо известно, эго-комплекс не может больше находиться в позиции главного офиса, так сказать, и утопает среди конфликтующих архетипов. Эго утопает в коллективном бессознательном, оно захватывается архетипическими паттернами. Тогда происходит разрыв индивидуальности, и это тот момент, когда войны богов, войны титанов начинаются вновь. Я часто замечала, что когда я ссылалась на космогонические мифы, люди, не имеющие психиатрического опыта, думали, что эти мотивы в космогонических мифах выглядят очень странными и далекими от реальности, тогда как для людей, имеющих психиатрический опыт, они звучат очень знакомыми. Это объяснимо, поскольку если для человека существует шанс выбраться из шизофренического состояния, то в нем можно заметить все процессы из космогонического мифа. Если пациент преодолевает это состояние, его сознание восстанавливает себя само, и ему начинают снится космогонические мифы, или, по крайней мере, сны, содержащие в себе мотивы из космогонических мифов; это показывает, что сознание выстраивается снова, а вместе с им и осознание внешней реальности. Естественно, очень важно понимать эти процессы, поскольку тогда можно поддержать эго сознание пациента, так как оно возрождается и вновь создает функцию принятия реальности.
Эго комплекс, если он утопает в войне богов, можно сказать беспомощно лежит среди трупов на поле брани; титаны и боги перешагивают его и бьют друг друга прямо над ним. Если люди преодолевают этот эпизод, то они очень часто говорят, что всегда присутствовали, но не могли обнаружить себя. Я знаю, к примеру, шизофреников, которые были определены в палаты с мягкими стенами, и которые не опознавали приходивших к ним родственников, и посетители просто опускали руки, поскольку человек даже не замечал, что отец или мать были рядом. Но спустя многие годы, после того, как они преодолевали свое состояние, они могли сказать: «Да, мать приходила, она была в белом платье и носила такое-то ожерелье, и она сказала то-то и то-то». Я знаю одну женщину, которую спросили, почему она, ради всего святого, не могла выказать хоть какого-нибудь знака, что она все узнает, и тогда женщина ответила: «Я просто не могла». И она привела очень хорошее сравнение: «Это походило на то, как если бы я была на дне моря, всё замечая, но не имея ни единого шанса подать сигнал. Я не могла дать знак, что я понимаю, и просто видела мою семью и слышала, что они говорят, и также понимала, что со стороны я выгляжу тотально глупо». Это было утопленное эго! Оно существовало, но лишь в виде потенциальной возможности; оно имело определенный уровень осознания того, что происходит, но не могло занять доминирующую позицию над хаосом и богами. Это объясняет также ужасные изменения настроения. В один момент доминирует положительный бог, Эйфория, а в другой момент к власти приходит зловещий титан; регулирующее эго при этом является слабой, беспомощной вещью, которую невозможно обнаружить в хаосе. Это тот случай, когда эго затоплено в архетипических силах.